Кровельщик повис в воздухе, ухватившись одной рукой за раму, а в другой держа ящик со стеклами. Он пытался зацепиться ногами за стену, но подошвы скользили по гладким доскам, и это привело стоявших внизу в еще больший ужас.
Лестница с грохотом рухнула и распалась на несколько частей. Ивась зажмурился, ожидая, что вот- вот упадет и стекольщик.
— Кидай ящик! — крикнули из толпы.
«Не принимает бог мою жертву! — в страхе подумал Шинкаренко и заорал не своим голосом:
— Кидай ящик!
Опанас бросил ящик и, уцепившись обеими руками за раму, продержался, пока связали и поставили лестницу.
Ивася поразило, что на лице у Дрелика, когда он спустился, не было и следа испуга. Наоборот, он, казалось, сдерживал улыбку.
«Рад!» — подумал Ивась.
— Бог не попустил! — пронеслось в толпе.
— Не попустил бог! — выдохнул Каленик и посмотрел на Дрелика счастливыми глазами.
— А вы думали, я только ногами дрыгал? — в тон ему отвечал Опанас.— Я молился! — Потом он посмотрел на разбитый ящик с осколками и скорбно покачал головой: — Сколько стекла пропало!
— Да черт с ним, прости господи с этим стеклом! — махнул рукой Шинкаренко.
— Ежели бы вы не сказали «кидай» — не кинул бы! — решительно тряхнул головой Дрелик.
Вокруг загудели:
— Это что ж — за ящик стекла человеку пропадать?! Где ж это видано? Вот сделали бы святое дело!
— Да разве я не крикнул «кидай»? — оправдывался Шинкаренко.— Слава богу, что так кончилось...
На Ивася эта история произвела глубочайшее впечатление. В ушах стояли слова «бог не попустил», а перед глазами — лицо бесстрашного Дрелика, все в веснушках, такое буднично обыкновенное и вместе с тем такое необычное!
Это происшествие целую неделю всячески обсуждалось, пока наконец не родилась версия, всесторонне объяснившая случай со стекольщиком. Дрелик порой, подвыпив, позволял себе слишком вольно отзываться о церкви и священнослужителях, и бог решил покарать его, но стекольщик сразу же покаялся, стал молиться, и «бог не попустил».
Ивасю такое объяснение показалось наиболее приемлемым, и он сразу поверил в него, но вера продержалась очень недолго.
Опанас Дрелик, получив в конце недели деньги за работу, как следует выпил и под мухой дал немного более правдоподобное истолкование происшедшему.
Дело было так: чтобы облегчить себе работу, Дрелик измерил одну раму и нарезал стекла внизу, чтобы на верхотуре только вставлять. Он залез по лестнице на купол, вставил одно стекло и, взявшись за другое, увидал, что оно мало,— очевидно, рамы были не одинаковые. Он стал примерять стекло к другим рамам, но оно не подходило ни к одной. Дело оборачивалось скверно: стекла он нарезал целый день, и стоимость их равнялась недельному заработку мастера. Тут-то он, не долго думая, и толкнул, как бы нечаянно, лестницу, повиснув на одной руке, а другой держа ящик. Услыхав от хозяина «кидай», Опанас тут же и кинул,— если сам Каленик приказал кидать, стало быть, он сам и заплатит за стекло подрядчику.
Рассказ Дрелика вконец обескуражил Ивася. А тут еще и мать, которая, когда он был совсем маленьким, учила его молиться и рассказывала о разных чудесах,
теперь смеялась, услыхав о проделке стекольщика. Выходит, «бог не попустил» — просто выдумка? ..
Но в девять лет у человека много дел куда более серьезных, чем решение подобных загадок,— надо учить уроки, играть в мяч, в свинку, в жмурки... Хотя следует сказать, что Ивась больше, чем предполагали взрослые, задумывался над некоторыми вопросами, не догадываясь, что их называют философскими...
Для Дрелика история кончилась скверно. Его признание было воспринято земским начальником, настоятелем церкви отцом Павлом, волостным старшиной и другими влиятельными особами, не говоря уже о Шинкаренко, как святотатство и «потрясение основ», и все это грозило ему немалыми неприятностями. Опанас решил на некоторое время распрощаться с Мамаевкой и отбыл в Екатеринослав, надеясь, что знакомый рабочий с Гвоздильного поможет ему устроиться на завод.
Осенью привезли в церковь распятие — мраморного Иисуса Христа на деревянном кресте. Ивася статуя поразила, быть может, еще и потому, что мальчик привык к писаным иконам, а тут впервые увидел объемного, словно бы и впрямь распятого Христа. Впечатление усиливалось еще и тем, что в четвертом отделении земской школы, куда Ивась перешел из церковноприходской, законоучитель отец Павел — бывший преподаватель духовного училища — очень доходчиво передавал содержание христианского учения. Ивась с увлечением слушал трагическую историю Иисуса из Назарета и всей душой воспринимал Христовы заповеди.
— «Да будет слово ваше «да», «да» и «нет», «нет». А что сверх того, то от лукавого», — цитировал Евангелие отец Павел, а перед глазами Ивася вставал крест и распятый на нем проповедник.
«Буду говорить только «да, да» или «нет, нет», буду делать все только по правде», — решил Карабутча.
В тот день, улегшись спать и закрыв глаза, он долго не мог заснуть, раздумывая над самоусовершенствованием, о котором так убедительно говорил отец Павел на уроке и которое к тому же есть надежнейший путь в царство небесное. Карабутча, разумеется, нисколько не хотел попасть после смерти в ад, но не только это было основным мотивом в его решении говорить всегда правду, стоять на страже справедливости, делать одно добро. Нет, главное было в том, что Карабутча просто считал эти предписания правильными и хотел «правильно» жить.
Приняв такое важное решение, Ивась стал сквозь сон прислушиваться к разговору старших — дедушки и матери. Дед рассказывал, что возле лавки у Мордатого лежит огромная волошская тыква и что Мордатый бьется об заклад на четвертной с каждым, кто берется ее поднять. Он уже выиграл одну двадцати пяти рублевку, потому что дело, оказывается, не в весе тыквы, а в том, что она слишком гладкая и выскальзывает из рук. Мать слушала и вставляла для приличия слово-два, не имея никакого представления, сколь серьезные вопросы волнуют ее отпрыска.
Услыхав про тыкву, Карабутча продрал глаза и немного помечтал о том, как бы хорошо стать большим и сильным, поднять тыкву, выиграть заклад, чтобы тебя все боялись и никто не задирал и не лез бы с тобой драться...
Но что такое тыква и самый сильный человек в сравнении с богом! Что такое земная жизнь в сравнении с раем и адом?! И Карабутча снова вернулся к своим мыслям.
Немало нагрешив за свой недолгий век (был даже случай, когда в субботу, накануне пасхи, он съел кусочек мяса, взятого, само собой, без разрешения), Карабутча не без оснований тревожился, что нежелание ходить в церковь и вообще молиться сулит ему в будущем ад. Проникновение в суть Христова учения до известной степени снимало эти опасения, ибо выходило, что главное не в набожности, а в добрых делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Лестница с грохотом рухнула и распалась на несколько частей. Ивась зажмурился, ожидая, что вот- вот упадет и стекольщик.
— Кидай ящик! — крикнули из толпы.
«Не принимает бог мою жертву! — в страхе подумал Шинкаренко и заорал не своим голосом:
— Кидай ящик!
Опанас бросил ящик и, уцепившись обеими руками за раму, продержался, пока связали и поставили лестницу.
Ивася поразило, что на лице у Дрелика, когда он спустился, не было и следа испуга. Наоборот, он, казалось, сдерживал улыбку.
«Рад!» — подумал Ивась.
— Бог не попустил! — пронеслось в толпе.
— Не попустил бог! — выдохнул Каленик и посмотрел на Дрелика счастливыми глазами.
— А вы думали, я только ногами дрыгал? — в тон ему отвечал Опанас.— Я молился! — Потом он посмотрел на разбитый ящик с осколками и скорбно покачал головой: — Сколько стекла пропало!
— Да черт с ним, прости господи с этим стеклом! — махнул рукой Шинкаренко.
— Ежели бы вы не сказали «кидай» — не кинул бы! — решительно тряхнул головой Дрелик.
Вокруг загудели:
— Это что ж — за ящик стекла человеку пропадать?! Где ж это видано? Вот сделали бы святое дело!
— Да разве я не крикнул «кидай»? — оправдывался Шинкаренко.— Слава богу, что так кончилось...
На Ивася эта история произвела глубочайшее впечатление. В ушах стояли слова «бог не попустил», а перед глазами — лицо бесстрашного Дрелика, все в веснушках, такое буднично обыкновенное и вместе с тем такое необычное!
Это происшествие целую неделю всячески обсуждалось, пока наконец не родилась версия, всесторонне объяснившая случай со стекольщиком. Дрелик порой, подвыпив, позволял себе слишком вольно отзываться о церкви и священнослужителях, и бог решил покарать его, но стекольщик сразу же покаялся, стал молиться, и «бог не попустил».
Ивасю такое объяснение показалось наиболее приемлемым, и он сразу поверил в него, но вера продержалась очень недолго.
Опанас Дрелик, получив в конце недели деньги за работу, как следует выпил и под мухой дал немного более правдоподобное истолкование происшедшему.
Дело было так: чтобы облегчить себе работу, Дрелик измерил одну раму и нарезал стекла внизу, чтобы на верхотуре только вставлять. Он залез по лестнице на купол, вставил одно стекло и, взявшись за другое, увидал, что оно мало,— очевидно, рамы были не одинаковые. Он стал примерять стекло к другим рамам, но оно не подходило ни к одной. Дело оборачивалось скверно: стекла он нарезал целый день, и стоимость их равнялась недельному заработку мастера. Тут-то он, не долго думая, и толкнул, как бы нечаянно, лестницу, повиснув на одной руке, а другой держа ящик. Услыхав от хозяина «кидай», Опанас тут же и кинул,— если сам Каленик приказал кидать, стало быть, он сам и заплатит за стекло подрядчику.
Рассказ Дрелика вконец обескуражил Ивася. А тут еще и мать, которая, когда он был совсем маленьким, учила его молиться и рассказывала о разных чудесах,
теперь смеялась, услыхав о проделке стекольщика. Выходит, «бог не попустил» — просто выдумка? ..
Но в девять лет у человека много дел куда более серьезных, чем решение подобных загадок,— надо учить уроки, играть в мяч, в свинку, в жмурки... Хотя следует сказать, что Ивась больше, чем предполагали взрослые, задумывался над некоторыми вопросами, не догадываясь, что их называют философскими...
Для Дрелика история кончилась скверно. Его признание было воспринято земским начальником, настоятелем церкви отцом Павлом, волостным старшиной и другими влиятельными особами, не говоря уже о Шинкаренко, как святотатство и «потрясение основ», и все это грозило ему немалыми неприятностями. Опанас решил на некоторое время распрощаться с Мамаевкой и отбыл в Екатеринослав, надеясь, что знакомый рабочий с Гвоздильного поможет ему устроиться на завод.
Осенью привезли в церковь распятие — мраморного Иисуса Христа на деревянном кресте. Ивася статуя поразила, быть может, еще и потому, что мальчик привык к писаным иконам, а тут впервые увидел объемного, словно бы и впрямь распятого Христа. Впечатление усиливалось еще и тем, что в четвертом отделении земской школы, куда Ивась перешел из церковноприходской, законоучитель отец Павел — бывший преподаватель духовного училища — очень доходчиво передавал содержание христианского учения. Ивась с увлечением слушал трагическую историю Иисуса из Назарета и всей душой воспринимал Христовы заповеди.
— «Да будет слово ваше «да», «да» и «нет», «нет». А что сверх того, то от лукавого», — цитировал Евангелие отец Павел, а перед глазами Ивася вставал крест и распятый на нем проповедник.
«Буду говорить только «да, да» или «нет, нет», буду делать все только по правде», — решил Карабутча.
В тот день, улегшись спать и закрыв глаза, он долго не мог заснуть, раздумывая над самоусовершенствованием, о котором так убедительно говорил отец Павел на уроке и которое к тому же есть надежнейший путь в царство небесное. Карабутча, разумеется, нисколько не хотел попасть после смерти в ад, но не только это было основным мотивом в его решении говорить всегда правду, стоять на страже справедливости, делать одно добро. Нет, главное было в том, что Карабутча просто считал эти предписания правильными и хотел «правильно» жить.
Приняв такое важное решение, Ивась стал сквозь сон прислушиваться к разговору старших — дедушки и матери. Дед рассказывал, что возле лавки у Мордатого лежит огромная волошская тыква и что Мордатый бьется об заклад на четвертной с каждым, кто берется ее поднять. Он уже выиграл одну двадцати пяти рублевку, потому что дело, оказывается, не в весе тыквы, а в том, что она слишком гладкая и выскальзывает из рук. Мать слушала и вставляла для приличия слово-два, не имея никакого представления, сколь серьезные вопросы волнуют ее отпрыска.
Услыхав про тыкву, Карабутча продрал глаза и немного помечтал о том, как бы хорошо стать большим и сильным, поднять тыкву, выиграть заклад, чтобы тебя все боялись и никто не задирал и не лез бы с тобой драться...
Но что такое тыква и самый сильный человек в сравнении с богом! Что такое земная жизнь в сравнении с раем и адом?! И Карабутча снова вернулся к своим мыслям.
Немало нагрешив за свой недолгий век (был даже случай, когда в субботу, накануне пасхи, он съел кусочек мяса, взятого, само собой, без разрешения), Карабутча не без оснований тревожился, что нежелание ходить в церковь и вообще молиться сулит ему в будущем ад. Проникновение в суть Христова учения до известной степени снимало эти опасения, ибо выходило, что главное не в набожности, а в добрых делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50