- Ядовиток тут нет каких-нибудь? - спросил я, стараясь не выдавать голосом
беспокойства. Ираклий искоса стрельнул на меня коричневым взглядом и
принялся перечислять:
- Кобры, тарантулы, каракурты...
- Понял, - вздохнул я.
Некоторое время мы молчали. День раскаленно дышал, посвистывал ветер.
Ираклий достал сигареты, протянул мне.
- Спасибо, на отдыхе я не курю.
- Я помню. Просто мне показалось, что сейчас тебе захочется.- он вытряхнул
длинную, с золотым ободком у фильтра, "Мтквари". Ухватив ее губами,
пощелкал зажигалкой. Жаркий ветер сбивал пламя. Нет, занялось.
- От чего мы действительно можем кровью истечь,- сказал я,- так это от
порывистости.
- Это как?
- Я и сам толком не понимаю. Навалиться всем миром, достичь быстренько и
почить на лаврах. Только у нас могла возникнуть поговорка "Сделай дело -
гуляй смело". Ведь дело, если это действительно дело, занятие, а не
кратковременный подвиг, сделать невозможно, оно длится и длится. Так нет
же!
Ираклий с сомнением покачал головой.
- Нет-нет. Даже язык это фиксирует. Возьми их "миллионер" и наше
"миллионщик". Миллионер - это, судя по окончанию, тот, кто делает миллионы,
тот, кто делает что-то с миллионами. А миллионщик - это тот, у кого
миллионы есть, и все. В центре внимания - не деятельность, а достигнутое
неподвижное наличие.
Ираклий затянулся, задумчиво щурясь на восьмигранный барабан храма.
Казалось, барабан плавится в золотом огне. Стряхивая пепел, легонько побил
средним пальцем по сигарете. Вновь покачал головой.
- Во-первых, мы говорили о российской культуре, а ты говоришь о русском
национальном характере. Уже подмена. А во-вторых, от чего характер
действительно может истечь кровью - так это,прости, от какой-то упоенной
страсти к самобичеванию. Даже поводы придумываете, как нарочно, хотя они не
выдерживают никакой критики. Если следовать твоей логике - можно подумать,
что "погонщик" - это тот, у кого есть погоны на плечах,- он легонько
хлопнул меня по плечу, обтянутому безрукавкой,- а отнюдь не тот, кто
скотину гонит.
- Уел,- сказал я, помолчав.- Тут ты меня уел. И где! В стихии моего языка!
- Свой язык слишком привычен. Бог знает, что можно придумать, если комплекс
заедает. Со стороны виднее,- он опять затянулся и опять искоса взглянул на
меня, на этот раз настороженно: не обидел ли.- Хотя что значит со
стороны... Одной ногой со стороны, другой - изнутри. Как многие в этой
стране.
Теперь уже я коснулся ладонью его плеча.
- Послушай, Ираклий. Вон те горы...
- Слева ?
- Да, те, куда Тифлисский туннель уходит...
- Послушай, Александр,- в тон мне проговорил он.- Когда царь Вахтанг
Горгасал, утомившись на охоте, спешился у незнакомого источника и решил
умыть лицо, он опустил в воду руки и удивленно воскликнул "Тбили"!
"Теплая"! Отсюда и пошло название города. Запомни, пожалуйста.
- Прости. Хорошо, но почему ты мне пеняешь, а в Петербурге и где угодно
слышишь по десять раз на дню "Тифлис" и - ни звука?
Он бросил окурок и тщательно вбил его каблуком в сухую землю, чтобы и следа
его не осталось.
- Потому что чужие его пусть хоть Пном-Пнем называют. Ты же не чужой.
Понял?
- Понял.
- Будешь еще говорить "Тифлис"?
- Амазе лапаракиц ки ар шеидзлеба!
- И речи быть не может... - машинально перевел он; у него сделался такой
оторопелый вид, что я засмеялся.
- Ба! Ты что, дорогой, грузинский учишь? И произношение как поставил!
- Увы, обрывки только,- признался я.- Разговорник полистал перед отлетом. А
было бы время да способности - все языки бы выучил, честное слово. Приезжай
хоть в Ревель, хоть в Верный - и себе приятно, и людям уважение. Но...
- Лопнет твоя головушка от такого размаха.- ухмыльнулся Ираклий.- Вот
действительно русский характер. Уж если языки - то все сразу. А если не все
- то ни одного. В лучшем случае - от каждого по фразе. Имперская твоя
душа... Побереги себя.
- Дидад гмадлобт.#$Большое спасибо (груз.).$#
- Не стоит благодарности.
- Я вот что хотел спросить. В те горы как - погулять можно пойти? Тропки
есть? Или там слишком круто?
Ираклий нетерпеливо перевел взгляд на Стасю. Она была уже в шагах
пятидесяти.
- Да-да, я ее имею в виду.
- Ну, Станислава Соломоновна-то, я вижу, везде пройдет,- он отступил от
меня на шаг и с аффектированным скепсисом оглядел с головы до ног. Я
улыбнулся.
- Обижаешь, друг Ираклий. Конечно, после тридцати я несколько расплылся, но
в юные лета хаживал и по зеркалу Ушбы, и на пик Коммунизма.
- О, ну конечно! Как я мог забыть! Чтобы правоверный коммунист не совершил
восхождения на свою Фудзияму!
-Дорогой, при чем тут Фудзияма! - начал кипятиться я.- Просто трудный
интересный маршрут! И так уж судьбе было угодно, чтобы большинство ребят,
залезших туда впервые и давших в двадцать восьмом году название,
принадлежали к нашей конфессии!
Он засмеялся, сверкая белыми зубами из черной бороды.
- А тебя оказывается, тоже можно вывести из себя,- сказал он.- Признаться,
глядя, как с тобой обращаются некоторые здесь присутствующие, я думал, ты
ангел кротости.
Я отвернулся, уставился на Мцхету. Пожал плечами.
- Тебе и тяжело так от того, что у тебя всегда все всерьез,- негромко
сказал Ираклий.- И у тех, кто с тобой - все всерьез.
Я пожал плечами снова.
- А как Лиза? - спросил он.
- Все хорошо. Провожала меня вчера чуть не до трапа.
- Потому и летели разными рейсами?
- Ну, мы не говорили об этом вообще, но, наверное, Стася была уверена, что
меня будут провожать. Она сама и придумала себе какую-то отсрочку, чтобы
лететь сегодня... даже не сказала, какую.
- А Поленька?
- И Поленька провожала. Всю дорогу рассказывала сказку про свой остров, уже
не сказку даже, а целую повесть. На одной половине живут люди, которые еще
умеют немножко думать, но только о том, где бы раздобыть еду, а на другой -
которые думать совсем не умеют. "Почему?!" - "Папа, ну как ты не понимаешь?
Ведь Мерлин дал им вдоволь хлеба, и теперь они думать совсем разучились,
потому что весь остров долго голодал и думать люди стали только о еде!"
Видишь... Это уже не сказка, это философский трактат уже.
- Ей одиннадцать?
- Тринадцать будет, Ираклий.
- Святой Георгий, как время летит. А Лиза... знает?
- Иногда мне кажется, что догадывается обо всем и махнула рукой, ведь я не
ухожу. Вчера так смотрела... И так спокойно: "Отдыхай там как следует, нас
не забывай... Ираклию кланяйся. Ангел тебе в дорогу". Иногда кажется, что
догадывается, но гонит эти мысли, не верит. А иногда - что и помыслить о
таком не может, а если узнает, просто убьет меня на месте, и правиль...
- Ш-ш.
Подходила Стася - неторопливо, удовлетворенно; громадная охапка цветов -
как младенец на руках. Богоматерь. И один, конечно, воткнула себе повыше
уха - нежный бело-розовый выстрел света в иссиня-черных, чуть вьющихся
волосах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68