Они пересекли подъемный мост и въехали в город через широкие ворота Порта-Нуова note 55 настолько внушительные, что они произвели на Беллариона впечатление настоящей крепости с бастионами, возле одного из которых группа рыжебородых наемников громко переговаривалась между собой на гортанном швейцарском диалекте немецкого. За воротами начиналась длинная и довольно узкая по миланским меркам улица Борго-Нуово, показавшаяся, однако, Беллариону, привыкшему к иным масштабам, необычайно широкой. Дворцы и лачуги соседствовали здесь друг с другом, и спешившие туда и сюда прохожие были столь же разномастны, как и строения. Тучные купцы, пышно разодетые синьоры, сопровождаемые вооруженными слугами, толкались тут с ремесленниками в кожаных фартуках и изможденными оборванными существами обоего пола, чей вид говорил о нужде и нищете.
Когда герцог проезжал мимо, синьоры и простой люд останавливались, обнажали головы и кланялись, но Белларион обратил внимание, что почти на всех лицах горожан в этот момент появлялось, пускай мимолетно, выражение страха или ненависти. Что и говорить, немногое осталось в Милане от прежнего процветания, мира и согласия, которыми город славился во времена правления Джангалеаццо.
Улица закончилась огромным открытым пространством, занятым колоннами и строительными лесами. Белларион с первого взгляда понял, что там, где когда-то находилась церковь Святого Амброджо note 56, место крещения великого святого Августина note 57, Джангалеаццо собирался возвести гигантский собор в честь Девы Марии — исполнение обета, данного Матери-Девственнице, за освобождение миланских рожениц от проклятия, в силу которого те не смели рожать младенцев мужского пола, а коль скоро такое случилось, не должны были выносить их живыми наружу. Джангалеаццо вообразил, что его первая жена, бесплодная Изабелла Валуа, находится под действием этого заклятия. Сколь странным ответом на эту молитву в мраморе, размышлял Белларион, явилось появление на свет Божий Джанмарии, воплощенного наказания Господня. Джангалеаццо не успел полностью воплотить в жизнь свой великий замысел, а его дегенеративного наследника терзали заботы иного рода, и недостроенный собор так и остался памятником огромным амбициям и несгибаемой воли первого и бесхозяйственности в безалаберности второго.
Рядом с площадью находился Старый Бролетто — наполовину дворец, наполовину замок, — место резиденции всех правителей Милана, начиная с Маттео Висконти note 58. Кавалькада въехала туда, пересекла просторный двор Арренго, по сторонам которого тянулись крытые галереи, словно в монастыре, и остановилась во внутреннем дворике, известном как двор святого Готардо. Здесь всадники спешились, и Джанмария, прежде чем войти во дворец, объявил, что займется заклинателем собак после ужина.
Беллариона отвели в подземелье и оставили в крохотной камере, тускло освещавшейся через узкое зарешеченное отверстие около самого потолка. В камере было холодно и сыро и стоял неприятный запах плесени. Он провел там не менее двух часов, замерзая и страдая от голода — в тот день он ничего не ел с самого утра, — прежде чем герцог соизволил лично явиться к нему. Его высочество сопровождали мессер Лонате и четверо слуг в кожаных одеждах, одним из которых был Скуарча. На герцоге была длинная, доходящая до пола красно-белая мантия, перехваченная в талии прекрасной работы золотым кованым поясом, усеянным крупными рубинами. Одна нога герцога была затянута в белый чулок, другая — в красный — Джанмария даже в своей одежде предпочитал использовать цвета дома Висконти, беря в этом пример со своего знаменитого отца. На голове у герцога была высокая малиновая шапка с заломленным верхом, напоминавшая петушиный гребень. Он смерил пленника взглядом, от которого у того пробежал мороз по коже.
— Ну, плут, ты будешь говорить? Какую магию ты применял?
— Ваше высочество, я не пользовался никакой магией.
Герцог улыбнулся.
— Друг мой, тебе надо немного попоститься, чтобы прийти в нужное расположение духа. Ты когда-нибудь слышал о наказании под названием «Великий Пост»? Это мое собственное изобретение. Оно длится сорок дней и лишь чуть более строгое, чем обычное лощение, но действует на упрямцев чрезвычайно благотворно и учит их такому презрению к жизни, что они, как правило, рады умереть. Готов поклясться, тебе придется пожалеть, что ты убил моих собак, а не они загрызли тебя.
Герцог повернулся к Скуарче.
— Взять его! — бросил он ему.
Беллариона потащили в соседнюю камеру, больших размеров, в центре которой стояло какое-то приспособление высотой со стол, состоящее из двух продолговатых деревянных рам, вставленных одна в другую и соединенных гигантскими деревянными винтами. С внутренней рамы к полу свисали крепкие ремни.
— Разденьте негодяя, — распорядился герцог.
Не тратя времени на расстегивание пуговиц, двое слуг разорвали тунику Беллариона и обнажили его до пояса. Стоявший чуть в стороне Скуарча замер, охваченный суеверным страхом, каждую секунду ожидая вмешательства извне.
И оно не заставило себя долго ждать. Тяжелая, окованная железом дверь в камеру тихонько отворилась за спиной герцога, и на пороге появился ладно скроенный мужчина, властный и уверенный в себе. Ему было под пятьдесят, но, глядя на его загорелое, чисто выбритое лицо, темные живые глаза и густые рыжеватые волосы ему было бы трудно дать более сорока лет. На нем была темно-красная, отороченная по краям мехом бархатная мантия, накинутая на богато расшитую золотом темно-фиолетовую тунику с рукавами бордового цвета и туфли с золотыми застежками.
Секунду он молча глядел на происходящее, а затем приятным звонким голосом, в котором, однако, чуткое ухо уловило бы оттенок сарказма, произнес:
— Какой вы гадостью заняты, ваше высочество?
Слуги испуганно замерли на своих местах, а герцог резко повернулся, словно его огрели кнутом.
— Кто звал вас сюда? — напустился он на вошедшего.
— Мой долг правителя привел меня, чтобы проверить…
— Вы управляете Миланом, но не мной, — не дал закончить ему герцог, и в его интонациях звучала плохо скрытая ярость. — И вы делаете это по моей воле. Я здесь хозяин. Я — герцог. Постарайтесь не забывать об этом.
— Вероятно, я забыл. Но, быть может, это к лучшему? — ровным, чуть насмешливым тоном ответил наместник. — И кроме того, меня позвало сюда чувство отцовского долга, не менее сильное, чем всякое другое. Я слышал, что пленник, над которым вы решили позабавиться, объявил меня своим отцом.
— Вы слышали это? Но от кого?! — с угрозой в голосе воскликнул герцог.
— Разве все упомнишь? Во дворце ведь полно сплетников. Впрочем, это не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101