Не «Загородный клуб» как таковой был, разумеется, пределом мечтаний для Хиггинса, но, попади он туда, это стало бы своего рода символом, наглядным выражением успеха в жизни.
Одним из этих этапов на пути был новый дом. Долгое время Хиггинсу казалось, что это и есть самое главное, возможно даже — итог всех их стараний: дом не просто удобный и нарядный, но внушающий также почтение к владельцам и расположенный непременно в таком квартале. В те времена, когда Хиггинс каждый вечер после работы ездил взглянуть, как продвигается стройка, ему казалось, что желанная цель близка: уж в этом-то доме он пожнет плоды своего труда.
Подобные мысли навещали его и раньше, с тех самых пор, как они с Норой поженились. Он тогда еще работал рассыльным за тридцать пять долларов в неделю.
Однажды он объявил Hope:
— Когда я стану заведующим отделом и у нас будет на расходы две сотни в месяц…
Он отлично помнит, при каких обстоятельствах произнес эту фразу. Однажды вечером ученики средней школы в Олдбридже давали концерт на школьном дворе.
Мальчики в белых костюмчиках и фуражках с серебряными галунами дули в трубы, а один долговязый и худой учитель — он умер год спустя — непостижимо длинными руками отбивал такт.
Нора, как и теперь, ждала ребенка, и ее первая беременность представляла для них загадку, пугающую и восхитительную одновременно. Хиггинс не хотел, чтобы она садилась на траву: сыро, да и встать с земли ей будет трудно. Он не без гордости обратился к кому-то из школьного начальства:
— Моей жене скоро рожать. Не разрешите ли взять для нее стул?
Они расположились под каким-то экзотическим деревом с багряной, сладко пахнувшей листвой. Нора сидела на стуле, он — у ее ног, гладя опущенную руку жены.
«Когда я стану заведующим отделом и у нас будет на расходы две сотни в месяц…»
Неужели сейчас им лучше? А ведь тогда они ждали Флоренс, ту самую Флоренс, которая сегодня за столом посмела сказать отцу…
Кончено. Он больше об этом не думает, не желает думать. Такие люди, как м-р Шварц, которого Хиггинс видит раз в год на совещании администрации фирмы, они-то уж не поддаются всяким там сентиментальным настроениям!
Его поставили на место. Не только члены клуба, но и дочь, а потом невольно — жена.
«Делай, что тебе положено, и не думай об остальном».
У кого же на все случаи жизни была наготове эта фраза? У Арнольда, которого Хиггинс в свое время звал мистером Арнольдом. Это был заведующий Олдбриджским филиалом, по профессии мясник. Он никак не мог примириться с тем, что ему не приходится больше разделывать сочащиеся кровью куски говядины, и в запарке он не прочь был засучить рукава, схватить длинный нож и показать парням в мясном отделе, что такое настоящая работа.
В прошлом году он умер. Хиггинс узнал об этом из ежемесячного бюллетеня фирмы «Ферфакс». Последние годы Арнольд доживал на покое в маленьком домике во Флориде; сын его — адвокат в Нью-Йорке, дочь замужем за гарвардским профессором.
Проходя мимо «Таверны Джимми», Хиггинс увидел у стойки бара води гелей грузовиков и строительных рабочих. На мгновение он пожалел, что не пьет. Если бы он мог вот так избавиться от всех забот, взглянуть на жизнь как на сон! Тогда и на него снизошли бы утешение и покой, а не этого ли ищут обычно в спиртном?
Нет, ему нельзя так думать. От выпивки он неизбежно перейдет к мыслям о матери и…
Хиггинс нахмурился. К счастью, он был уже у входа в магазин и к нему тут же устремилась мисс Кэролл. Ему звонили из дирекции, из самого Чикаго.
— Мистер Шварц? — заволновался он.
— Со мной говорила секретарша. Она не сказала, кто вызывает.
Он набрал чикагский номер, не в силах подавить тревогу — совесть у него была неспокойна.
— На проводе Уильямсон.
— Мистер Хиггинс?
— Да.
— Минутку. С вами будет говорить мистер Фостер.
Это не глава фирмы, но все же человек из генерального штаба — Хиггинс несколько раз видел его, когда тот приезжал в Уильямсон.
— Это вы, Хиггинс?
— Да, мистер Фостер. Простите, что меня не оказалось на месте, когда вы звонили…
— Не важно. У вас сегодня выставка-продажа?
— Да.
— Как она идет?
— Пока что очень хорошо. Могу привести цифры.
— В этом нет необходимости. Я хотел бы, чтобы в ближайшие дни вы досконально изучили реакцию покупателей.
— Я проведу опрос как всегда.
— Нет, я имею в виду более углубленное исследование. Инструкции разосланы по всем филиалам. Между нами — но это должно храниться в тайне — мы, возможно, купим это предприятие: капиталовложения у них недостаточные, но дело обещает быть прибыльным. Вы меня понимаете?
— Да, мистер Фостер.
— Разумеется, ни слова представителю фирмы, который теперь там у вас. Никакого повышенного интереса к результатам распродажи. Если потребуется, можете ее даже немного притормозить.
Вот как! Сам Фостер беседует с ним чуть ли не на равных, посвящает в секретные планы фирмы, а собственная дочь…
Но он им еще покажет. Придется кое-что им напомнить. Все они нуждаются в нем — даже Флоренс, как ни строй она из себя независимую особу.
— Не зайдете ли ко мне, мисс Кэролл?
— Да, мистер Хиггинс.
— Сегодняшние чеки у вас?
— Да, мистер Хиггинс.
Он просмотрел их, по привычке почти автоматически суммируя цифры.
— Как обстоят дела с выставкой-продажей?
— Я думаю, эта белокурая барышня очень способствовала успеху — особенно что касается мужчин.
Уходя, кассирша покраснела, открыла рот, но заговорить не решилась.
— Вы хотите мне что-то сказать?
— Не знаю, могу ли я…
— Можете.
— Так вот, я узнала, как с вами обошлись. Я хочу сказать — мне стыдно за этих людей. Вы бы им слишком много чести сделали; может быть, оно и к лучшему, что…
— Благодарю вас, мисс Кэролл.
— Вы не сердитесь?
— Нет.
— Если б вы только знали, как все у нас здесь любят вас и уважают…
Хиггинс кивнул, что должно было выразить признательность и в то же время означало, что мисс Кэролл может идти. И эта туда же! Ну что бы ей промолчать! Едва десяток слов выговорила, и то одно среди них лишнее:
— Если б вы только знали, как все у нас здесь…
А не здесь? Хотя бы даже в доме на Мейпл-стрит?
Неужели только здесь его считают мужчиной?
Глава 4
Собрание было назначено на восемь. Вокруг длинного здания с белыми колоннами, в котором помещался муниципалитет, впритирку друг к другу выстраивались подъезжающие машины. К вечеру небо затянуло тучами, предвещавшими грозу. В неподвижном воздухе звенели птичьи голоса.
Стулья в зале были расставлены в тридцать рядов, на эстраде красовалось звездное знамя. Ни одного свободного места не осталось, многие мужчины стояли прислонившись к стене. Между тем вереница опоздавших еще тянулась к муниципалитету — Хиггинс обгонял их по пути.
Держа в руках портфель, набитый бумагами, ни на кого не глядя, прошел он к своему месту на эстраде, за столом комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Одним из этих этапов на пути был новый дом. Долгое время Хиггинсу казалось, что это и есть самое главное, возможно даже — итог всех их стараний: дом не просто удобный и нарядный, но внушающий также почтение к владельцам и расположенный непременно в таком квартале. В те времена, когда Хиггинс каждый вечер после работы ездил взглянуть, как продвигается стройка, ему казалось, что желанная цель близка: уж в этом-то доме он пожнет плоды своего труда.
Подобные мысли навещали его и раньше, с тех самых пор, как они с Норой поженились. Он тогда еще работал рассыльным за тридцать пять долларов в неделю.
Однажды он объявил Hope:
— Когда я стану заведующим отделом и у нас будет на расходы две сотни в месяц…
Он отлично помнит, при каких обстоятельствах произнес эту фразу. Однажды вечером ученики средней школы в Олдбридже давали концерт на школьном дворе.
Мальчики в белых костюмчиках и фуражках с серебряными галунами дули в трубы, а один долговязый и худой учитель — он умер год спустя — непостижимо длинными руками отбивал такт.
Нора, как и теперь, ждала ребенка, и ее первая беременность представляла для них загадку, пугающую и восхитительную одновременно. Хиггинс не хотел, чтобы она садилась на траву: сыро, да и встать с земли ей будет трудно. Он не без гордости обратился к кому-то из школьного начальства:
— Моей жене скоро рожать. Не разрешите ли взять для нее стул?
Они расположились под каким-то экзотическим деревом с багряной, сладко пахнувшей листвой. Нора сидела на стуле, он — у ее ног, гладя опущенную руку жены.
«Когда я стану заведующим отделом и у нас будет на расходы две сотни в месяц…»
Неужели сейчас им лучше? А ведь тогда они ждали Флоренс, ту самую Флоренс, которая сегодня за столом посмела сказать отцу…
Кончено. Он больше об этом не думает, не желает думать. Такие люди, как м-р Шварц, которого Хиггинс видит раз в год на совещании администрации фирмы, они-то уж не поддаются всяким там сентиментальным настроениям!
Его поставили на место. Не только члены клуба, но и дочь, а потом невольно — жена.
«Делай, что тебе положено, и не думай об остальном».
У кого же на все случаи жизни была наготове эта фраза? У Арнольда, которого Хиггинс в свое время звал мистером Арнольдом. Это был заведующий Олдбриджским филиалом, по профессии мясник. Он никак не мог примириться с тем, что ему не приходится больше разделывать сочащиеся кровью куски говядины, и в запарке он не прочь был засучить рукава, схватить длинный нож и показать парням в мясном отделе, что такое настоящая работа.
В прошлом году он умер. Хиггинс узнал об этом из ежемесячного бюллетеня фирмы «Ферфакс». Последние годы Арнольд доживал на покое в маленьком домике во Флориде; сын его — адвокат в Нью-Йорке, дочь замужем за гарвардским профессором.
Проходя мимо «Таверны Джимми», Хиггинс увидел у стойки бара води гелей грузовиков и строительных рабочих. На мгновение он пожалел, что не пьет. Если бы он мог вот так избавиться от всех забот, взглянуть на жизнь как на сон! Тогда и на него снизошли бы утешение и покой, а не этого ли ищут обычно в спиртном?
Нет, ему нельзя так думать. От выпивки он неизбежно перейдет к мыслям о матери и…
Хиггинс нахмурился. К счастью, он был уже у входа в магазин и к нему тут же устремилась мисс Кэролл. Ему звонили из дирекции, из самого Чикаго.
— Мистер Шварц? — заволновался он.
— Со мной говорила секретарша. Она не сказала, кто вызывает.
Он набрал чикагский номер, не в силах подавить тревогу — совесть у него была неспокойна.
— На проводе Уильямсон.
— Мистер Хиггинс?
— Да.
— Минутку. С вами будет говорить мистер Фостер.
Это не глава фирмы, но все же человек из генерального штаба — Хиггинс несколько раз видел его, когда тот приезжал в Уильямсон.
— Это вы, Хиггинс?
— Да, мистер Фостер. Простите, что меня не оказалось на месте, когда вы звонили…
— Не важно. У вас сегодня выставка-продажа?
— Да.
— Как она идет?
— Пока что очень хорошо. Могу привести цифры.
— В этом нет необходимости. Я хотел бы, чтобы в ближайшие дни вы досконально изучили реакцию покупателей.
— Я проведу опрос как всегда.
— Нет, я имею в виду более углубленное исследование. Инструкции разосланы по всем филиалам. Между нами — но это должно храниться в тайне — мы, возможно, купим это предприятие: капиталовложения у них недостаточные, но дело обещает быть прибыльным. Вы меня понимаете?
— Да, мистер Фостер.
— Разумеется, ни слова представителю фирмы, который теперь там у вас. Никакого повышенного интереса к результатам распродажи. Если потребуется, можете ее даже немного притормозить.
Вот как! Сам Фостер беседует с ним чуть ли не на равных, посвящает в секретные планы фирмы, а собственная дочь…
Но он им еще покажет. Придется кое-что им напомнить. Все они нуждаются в нем — даже Флоренс, как ни строй она из себя независимую особу.
— Не зайдете ли ко мне, мисс Кэролл?
— Да, мистер Хиггинс.
— Сегодняшние чеки у вас?
— Да, мистер Хиггинс.
Он просмотрел их, по привычке почти автоматически суммируя цифры.
— Как обстоят дела с выставкой-продажей?
— Я думаю, эта белокурая барышня очень способствовала успеху — особенно что касается мужчин.
Уходя, кассирша покраснела, открыла рот, но заговорить не решилась.
— Вы хотите мне что-то сказать?
— Не знаю, могу ли я…
— Можете.
— Так вот, я узнала, как с вами обошлись. Я хочу сказать — мне стыдно за этих людей. Вы бы им слишком много чести сделали; может быть, оно и к лучшему, что…
— Благодарю вас, мисс Кэролл.
— Вы не сердитесь?
— Нет.
— Если б вы только знали, как все у нас здесь любят вас и уважают…
Хиггинс кивнул, что должно было выразить признательность и в то же время означало, что мисс Кэролл может идти. И эта туда же! Ну что бы ей промолчать! Едва десяток слов выговорила, и то одно среди них лишнее:
— Если б вы только знали, как все у нас здесь…
А не здесь? Хотя бы даже в доме на Мейпл-стрит?
Неужели только здесь его считают мужчиной?
Глава 4
Собрание было назначено на восемь. Вокруг длинного здания с белыми колоннами, в котором помещался муниципалитет, впритирку друг к другу выстраивались подъезжающие машины. К вечеру небо затянуло тучами, предвещавшими грозу. В неподвижном воздухе звенели птичьи голоса.
Стулья в зале были расставлены в тридцать рядов, на эстраде красовалось звездное знамя. Ни одного свободного места не осталось, многие мужчины стояли прислонившись к стене. Между тем вереница опоздавших еще тянулась к муниципалитету — Хиггинс обгонял их по пути.
Держа в руках портфель, набитый бумагами, ни на кого не глядя, прошел он к своему месту на эстраде, за столом комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32