Одним намерением дело не ограничилось. Как-то утром мать явилась к ним на квартиру со своим тряпьем и картонками, набитыми Бог знает чем.
— Мне пришло в голову, моя дорогая, что вы теперь в положении и лишний человек в помощь вам не повредит.
И сколько раз, бывало, Хиггинс возвращается с работы, а Нора плачет, забившись в угол на кухне!
Они все это терпели.
Им удалось перевести дух только на несколько недель, когда за какую-то более серьезную провинность Луиза угодила в тюрьму.
В конце концов Хиггинса вызвал окружной прокурор.
— Пора вам положить конец этому безобразию, — устало сказал он. — Не может же подобный балаган длиться вечно!
— Как вам известно, она не отвечает за свои поступки.
Прокурор метнул на Хиггинса свирепый взгляд.
— Знаете что? Она такая же сумасшедшая, как мы с вами. Просто старается выместить на других, на вас, например, и на вашей жене, все, что ей пришлось хлебнуть в жизни.
— Что вы мне посоветуете?
— Делайте что хотите, — это меня не касается. Я требую одного: избавьте нас от нее, не то в следующий раз мы упрячем ее в психиатрическую лечебницу, и все тут.
Что такое эти лечебницы — Хиггинс уже знал: однажды без его ведома мать забрали туда, и он с трудом ее вызволил. Когда он очутился в палате, где находилось еще десятка два распатланных, едва прикрытых одеждой женщин, Луиза чуть в ноги ему не бросилась, умоляя не оставлять ее.
— Я больше не буду, Уолтер, клянусь, не буду, — причитала она, заливаясь слезами, словно маленькая девочка, — я же все-таки твоя мама. Я носила тебя под сердцем, а теперь я нищая старуха, люди на меня пальцем показывают. Я знаю, я позорю тебя, и денег на меня идет прорва. Ну хоть из жалости вытащи меня отсюда!
А то мне даже умереть спокойно не дадут. Мне здесь страшно. Слышишь, Уолтер? Страшно, страшно…
Тогда-то Хиггинс и обратился к психиатрам, в том числе к тому, из Нью-Йорка, который сказал, что занялся бы Луизой, будь у него время. Между прочим, это он порекомендовал, если Хиггинс сочтет, что это ему по карману. С тех пор прошло одиннадцать лет — Хиггинсы тогда еще не перебрались из Нью-Джерси. В Уильямсоне никто не знает Луизу: в один из своих тайных побегов она добралась и сюда, но они жили тогда в нижнем городе.
Не успели соседи ее заметить, как она уже попала под присмотр сына.
В другой раз ему сообщили из нью-йоркской полиции, что задержана некая Луиза Фукс, назвавшаяся его матерью и указавшая его адрес. Ее поймали, когда она в винном магазине совала бутылку виски в сумку, которую за несколько минут до того стянула в универмаге.
Нора молча смотрела на мужа. Аппетит у него сразу пропал. Он облокотился на стол и обхватил голову руками.
— Ты плачешь? — спросила она наконец.
— Нет.
В доказательство он поднял к ней лицо — глаза были сухие.
— Она не знает нашего нового адреса, — сказала жена, желая его успокоить.
Он пожал плечами. Мать не замедлит объявиться.
Может быть, она уже справляется о них в городе — в магазине, в их бывшем квартале?
Детям говорили, что их бабушка больна, прикована к больничной койке. Потом, когда они достаточно повзрослели, им объяснили, что она не в своем уме.
— А что она такого вытворяет? — допытывался Арчи, которого этот вопрос очень занимал. — Подражает зверям? Может, ей кажется, что она корова или там медведица?
Изабелла еще не знает. Что до Флоренс, то поездка в Глендейл произвела на нее большое впечатление, и она потом забросала родителей вопросами о Луизе.
— Среди ее братьев и сестер есть сумасшедшие?
— Не думаю.
— Ты что, не уверен?
— Они ведь живут в Германии, мы ничего о них не знаем.
— Так, может быть, они тоже ненормальные?
— Успокойся, Флоренс. Твоя бабушка не то чтобы по-настоящему психически больна. Я ее показывал лучшим специалистам. Ты знаешь, что такое клептомания?
— Да, но клептоманов не держат в сумасшедшем доме.
— Во-первых, она не в сумасшедшем доме. А потом, по-разному бывает. Пришлось выбирать между санаторием и тюрьмой, а в тюрьму ее забрали бы чуть ли не до конца жизни.
— Я, пожалуй, выбрала бы тюрьму, — прошептала девочка, передернувшись.
Сколько ей было, когда произошел этот разговор? За несколько дней до того Луиза явилась в Уильямсон, и Флоренс, проснувшись от шума, застала на кухне отца вместе со старухой. Флоренс было уже лет пятнадцать.
— Это та самая ученая мартышка, которую ты ко мне привозил? — проскрипела Луиза.
Теперь остается только ждать. Может быть, несколько дней пройдет в неуверенности и ожидании катастрофы, а может быть, вот-вот раздастся телефонный звонок…
Все зависит от того, как быстро Луиза раздобудет выпивку. Это ее уязвимое место. Стоит ей дорваться до спиртного и напиться, как ее покидает инстинктивная, почти звериная осторожность, и тогда полиции ничего не стоит ее задержать. Но на трезвую голову она вполне способна поехать в Уильямсон и даже добраться до него.
— Ты совсем пал духом?
— Нет.
Хиггинс не кривил душой. Он не столько пал духом, сколько был во власти более сложных переживаний, и обнаруживать их перед женой ему не хотелось — во всяком случае, сейчас.
Ему пришлось за несколько дней пересмотреть чуть ли не все свои жизненные установки, и он с самого начала подозревал, что пора подбираться к главному, к тому, что, возможно, было основой всей остальной жизни, как бы ни пытались обстоятельства убедить его в обратном.
Хиггинс поднялся: надо возвращаться на работу.
В глазах у него Нора подметила тот же странный огонек, что и у Луизы. Она встала и положила руки ему на плечи.
На мгновение она так и замерла, вглядываясь в лицо мужа, потом губы ее задрожали, и она быстро отстранилась от него со словами:
— Подумай о нас, Уолтер.
Глава 6
Вот уже часа три, как Хиггинс, то проваливаясь в дрему, то стряхивая с себя остатки сна, вслушивался в жизнь дома: порой ему представлялось, что дом этот — не его и он подглядывает в замочную скважину, как живет чужое семейство.
Изабелла уже проснулась в первый раз, как обычно; солнце било в щель между занавесками, и Хиггинс все равно догадался бы, что сегодня воскресенье, даже если бы не знал об этом. Может быть, все дело в звуках — по будням они совсем другие, — в каком-то отдохновении, в особом покое, разлитом вокруг.
Изабелла забормотала, замурлыкала песенку, поворочалась и снова заснула. Хиггинс, наверно, тоже задремал и проснулся лишь тогда, когда Нора, изо всех сил стараясь не шуметь, выскользнула из постели. У них было правило: по воскресеньям отца не будить; пока он не встанет, дети по уговору ходят на цыпочках и говорят шепотом.
На миг приоткрыв глаза, он увидел, что жена, обнаженная, стоит между кроватью и окном, и луч света падает ей прямо на живот, округлившийся уже настолько, что пупок стал едва заметен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32