— Ну, я-то ей кое-что все-таки сказал, — обиженно проговорил дракон.
— Верно, сказал, но только ради того, чтобы втолковать ей, почему ей надо держаться от тебя подальше. Так разве стоит её винить за то, что она послушается твоих настоятельных рекомендаций?
— Ни в чем я её не виню, — буркнул Стегоман. — Ни за то, что она появилась, ни за то, что улетела.
Конечно же, на самом деле это означало, что он винит Диметролас и в том, и в другом: ведь если она только тем и занималась, что причиняла ему боль, вызывала тоску и горечь, осыпала оскорблениями, а потом улетала — зачем ей было тогда вообще появляться?
И все же, на взгляд Мэта, отношения у драконов потеплели и могли бы стать ещё лучше — если бы, конечно, Диметролас вернулась.
Он признавался себе в том, что иметь под рукой Стегомана было очень удобно. Возлюбленная дракониха, уютное семейное гнёздышко наверняка положили бы конец их дружбе. И все же Мэту очень хотелось, чтобы его старый товарищ когда-нибудь обрёл верную подругу. Он бы только радовался, если бы все так случилось. Но при таком развитии романа… Мэт диву давался, каким образом драконьему роду удалось так долго жить на свете. Хотя… Быть может, все было не так уж безнадёжно, как казалось ему, человеку. Драконы, если на то пошло, существа от природы колючие…
Птица сидикус наконец вылетела из леса и запорхала над широкой равниной, раскинувшейся во все стороны до самого горизонта. Балкис смотрела по сторонам, но кругом видела только высокую, по колено, траву. Лишь впереди, посреди небольшой рощи, темнел высокий валун, позолоченный лучами заходящего солнца.
Птица подлетела к девушке и, сердито размахивая крыльями, вопросила:
— Ну, что ты теперь-то медлишь, когда помощь так близко? Давай-ка поторопи свою свинью и сама поспеши!
Балкис уже была готова огрызнуться, но птица уже улетела далеко вперёд и села на камень.
Балкис пошла быстрее. Она просто с ума сходила от страха за Антония. Единорог без труда поспевал за нею. Она осторожно прикоснулась к шее юноши, ощутила сердцебиение и немного успокоилась, но ей все же было немного не по себе: ведь то, что единорог её слушался и не уходил, означало, что и она, и Антоний девственны. «Ну и что? — мысленно ругала себя Балкис. — Пусть так, но ведь от девственности ещё никто не умирал!»
Они подошли к камню. Он оказался размером с овальный обеденный стол. Поверхность камня имела впадину — ямку глубиной дюйма в четыре, и из-за этого он напоминал удлинённую раковину мидии. В ямке скопилась чистая вода.
— Ну вот, — возгласила птица сидикус, — теперь слушай внимательно. Этот камень обладает необычайной целительной силой. Он способен излечить христианина или того, кто намеревается им стать, от любых недугов — и даже от ран, нанесённых когтями льва.
Балкис уставилась на ямку с водой и проговорила, пытаясь скрыть недоверие:
— Почему же этот камень исцеляет только христиан и тех, кто желал бы окреститься?
— Тр-р-р! — сердито проскрежетала птица сидикус. — У тебя мозги есть или нет, девчонка? Мы где находимся, а? Мы находимся в царстве пресвитера Иоанна, самого что ни на есть христианского царя из всех владык Азии! Кого ещё должен исцелять этот камень, спрашивается, — уж не языческих ли шаманов, племена которых угрожают Иоанну?
Птица запрокинула головку и залилась песней.
Пение оказалось на редкость приятным, и это поразило Балкис: ведь до сих пор птица разговаривала противным, скрипучим голоском. Что ещё более удивительно — то была мелодия псалма!
Птица умолкла и, не мигая, воззрилась на Балкис:
— Что, удивилась небось? Ну так вот, умница-разумница, знай, что я не только умею разговаривать по-человечьи, но могу воспроизводить любые звуки и даже пение соловья и жаворонка! Ну а если это для меня — сущая ерунда, то почему же мне должен быть не по зубам такой пустяк, как один из ваших псалмов?
Видимо, пение сидикуса прозвучало призывом, потому что из рощи вышли двое стариков, и только теперь Балкис разглядела за деревьями дом, стены которого были облеплены корой, а крыша покрыта листьями, из-за чего дом был почти незаметен на фоне растений. Балкис почему-то подумала о том, что деревья, из которых был выстроен дом, быть может, ещё живые, и дом получился таким, каким был, по прихоти природы, благосклонной к отшельникам.
Судя по всему, старики и вправду были людьми верующими. Макушки у них то ли облысели от старости, то ли были выбриты, а коричневые балахоны были подпоясаны конопляными верёвочками. В руках оба сжимали длинные посохи с рукоятками в виде креста. Подойдя поближе, старики склонили головы и улыбнулись в длинные седые бороды. Один из них, выглядевший чуть старше, проговорил:
— Добрый вечер тебе, девушка. Твой спутник болен?
— Не болен, добрый господин, но ранен, — ответила Балкис и обратила внимание на то, что единорог совсем не боится стариков, из чего она сделала определённые выводы. Как ни странно, из-за этого и она почувствовала себя смелее.
— Если хочешь, мы вылечим его, — предложил второй старик.
Сердце у Балкис радостно забилось. Она испытала такое облегчение, что чуть не лишилась чувств.
— О, благодарю вас, добрые господа! Его ударил лапой лев, и я так боюсь за его жизнь!
— Он будет жить, не сомневайся, — заверил Балкис первый старец. — Он христианин?
— Он… Да, господин. Христианин, несторианин.
— Как и мы, — кивнул первый отшельник.
— Как большинство из тех, кто живёт во владениях пресвитера Иоанна, — сказал второй. — Меня зовут брат Атаний, а это — брат Рианус. Нужно ли, чтобы все тело твоего друга было подвергнуто целительству?
Балкис не стала задумываться над ответом и считать раны Антония.
— О да, добрые господа, если это возможно! Исцелите его!
— Что ж, займёмся этим.
Брат Атаний подошёл к единорогу и взял Антония под мышки.
— Помоги нам переложить твоего друга на эту раковину, девушка, ибо мы стары и сил у нас теперь не так уж много.
— Конечно, конечно, святой брат!
Она поспешила ко второму отшельнику и ухватилась за левую ногу Антония, а монах — за правую. Втроём им удалось снять юношу со спины единорога и переложить на край камня.
Единорог фыркнул.
Балкис обернулась и обняла его за шею:
— О, спасибо тебе, чудесный зверь, за то, что принёс сюда моего Антония! Во веки веков я буду благодарна тебе!
Единорог коснулся бархатным носом её щеки и тихонько заржал — словно хотел подбодрить девушку, сказать ей что-то приятное, а потом развернулся и неспешной рысью убежал за деревья.
— Теперь покинь нас, девушка, — попросил Балкис брат Рианус. — Мы должны снять с твоего друга одежды, ибо в раковину его нужно уложить нагим — каким он родился на свет.
— Я… Я уйду, — смущённо отозвалась Балкис и отвернулась, а старцы принялись расстёгивать на Антонии куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118