На мили вокруг меня не было ничего, кроме открытого паркового
ландшафта. Когда я однажды потерял дорогу, мне было легко не находить ее
снова. Нью Александрия - мир садов; чистые города и аккуратные хорошенькие
ландшафты, которые благодаря тщательному планированию выглядели такими
девственными, как потаскуха с сильной склонностью к тщеславию.
Медленно вечерело, и здесь за городом было великолепно. Я не особенно
люблю яркий свет, и нежная серость сумерек мне дороже, чем сияние полудня.
Холодный ветер свистел в лицо, но я, несмотря на это, не закрывал верх
машины.
Я еще не думал возвращаться, когда небо потемнело. На самом деле я
вообще ни о чем не думал. Я был в мире с самим собой и окружающим миром,
что со мной случается нечасто. Я даже не думал о том, сколько времени я
необременительно отдавался наслаждениям свободного времени. Вероятно, мой
старый друг, шепчущий ветер, так же наслаждался моим настроением, как и я,
так как он не давал сказать ни слова.
А потом я увидел девушку.
Она бежала, и в то мгновение, когда я ее увидел, я уже знал, что она
охвачена чем-то другим, нежели радостью весны. Ее преследовали, хотя из-за
ближайшего холма я сейчас и не мог видеть, кто. Я поставил ногу на тормоз
и взвесил ситуацию.
За ней бежали двое мужчин. Они, конечно, не так спешили, как девушка.
Издали и при слабом освещении я не мог разобрать ни их лиц, ни их
намерений. То, что они хотели изнасиловать девушку, на Нью Александрии
было немыслимо, но другой причины, по которой они могли бы ее
преследовать, я придумать не смог.
- Ну, - сказал ветер.
Что - ну?
- Ну, сделай что-нибудь.
Что-нибудь сделаю, заверил я его. Только не спешить. У нее был отрыв
метров в пятьдесят, а парни не давали себе труда уменьшить его. Они
рассчитывали, что она когда-нибудь упадет от усталости.
Я научен в таких ситуациях не бежать, сломя голову. Мне все равно не
подходит роль храброго рыцаря, который постоянно высматривает попавших в
беду дам.
Девушка увидела меня, но не приняла за посланного Богом спасителя.
Совсем напротив. Она сделала поворот, так что теперь убегала по диагонали
от меня и ее преследователей. Это показалось мне нелогичным решением. Я
мог бы догнать ее в десять секунд, и она должна была это знать. Очевидно,
она боялась всех и каждого и действовала в панике. Это подтверждало мою
теорию, что эти двое мужчин имели в отношении ее отнюдь не лучшие
намерения.
Я отпустил тормоза и медленно полетел позади нее. Парни тоже увидели
меня. Их отношение к жизни было более реалистичным. Им было ясно, что
козыри были в моих руках. Один остановился, а другой умерил свой бег и
начал махать мне. Они были далеки от мысли, что я мог - несмотря на мое
нежелание включиться в атаку, как идиоту - быть на стороне преследуемой
невинности.
Я решил нагнать на них настоящего страху, повернул машину, поднял ее
вверх и по длинной дуге помчался прямо на них.
Их осенило, что я настроен не слишком дружелюбно, и они пригнулись. Я
промахнулся на несколько метров, что, может быть, было моим счастьем, так
как убийство a priori является доказательством неосторожности и недостатка
дипломатичности. Но по крику, который они испустили, можно было подумать,
что промахнулся я всего на несколько миллиметров.
Я опять развернулся и в медленном темпе пошел назад, держась,
согласно предписаниям, в шести сантиметрах над травой. Девушка поглядела
на меня через плечо. Мое галантное обхождение с ее преследователями,
казалось, не придало ей храбрости. Можно было видеть, что она ужасно
боялась и бежала без остановки. В это время мне вообще не приходила мысль,
что меня она боялась в десять раз больше, чем двоих пеших мужчин, хотя это
предположение напрашивалось.
Я сократил дистанцию и подлетел к ней.
- Все в порядке! - заорал я, хотя такая громкость была совершенно
излишней. - Я помогу вам!
Она сделала поворот, и я повернул следом.
- Помедленнее, девушка! - крикнул я. - Я хотел бы поговорить с вами!
Вы можете их больше не бояться.
Она повернула свое тело, чтобы увидеть мое лицо, но так как в это
время продолжала бежать, потеряла равновесие и упала. Пока она не успела
подняться, я выскочил из своего "Ламуана-77" и был уже рядом с ней. Она
была уверена, что теперь ее поймали, и оставила мысли о бегстве. Тяжело
дыша, она опустилась на землю и заплакала.
Она была маленькой и тоненькой, и она не была человеком. Но очень
гуманоидной. Ее расовые признаки были мне незнакомы. Существ такого вида я
никогда еще не встречал. Ее кожа была золотисто-коричневой и выглядела
влажной. Глаза были большими и оранжевыми. Руки казались необычно
подвижными - пальцы были без суставов, как щупальца, и втягивающимися. Под
ее одеждой обозначался своего рода спинной гребень. Волос у нее не было.
- Все о'кэй, - сказал я на этот раз нежным голосом. Я спросил себя,
понимает ли она английский. И я также не имел никакого представления, на
каком языке я мог бы еще попробовать, и после этого мне неудобно было
наскоро отбарабанить в спешке успокаивающие заверения о моем репертуаре.
Те двое опять зашевелились и быстро приближались. Может быть, мне
затащить девушку в машину и умчаться в наступившую темноту? Но, может
быть, она окажет сопротивление, и поэтому я решил подождать. Вообще-то,
передо мной стояли лишь два нью-александрийца среднего роста, и если я,
как скверный и жестокий представитель с другой планеты, просто рявкну на
них, то они, вероятно, упадут без сил. Хоть я мужчина некрупный и не
суровый, но этим двум типам мне будет нетрудно дать убедительное
представление, будто я и в самом деле такой.
В нескольких метрах они остановились и угрожающе смотрели на меня.
- Что _в_а_м_ нужно? - спросил я.
Один из них - черноволосый, с бледным лицом и в очках в золотой
оправе - показал наманикюренным указательным пальцем на "Ламуан". - Это
одна из наших машин, - установил он, как будто ожидал объяснения.
- Вы могли бы нас убить, сумасшедший, - брякнул другой, что я счел
типичной и более приятной для меня реакцией.
- В самом деле? - сказал я обоим.
- Это тот самый пилот, - заметил второй. Это был образцовый экземпляр
второсортного интеллектуала Нью Александрии. Подчиненный. Поденщик. У него
была светло-коричневая кожа и болезненные черты лица. Я не смог бы
отличить его от Адама, но так как на всей планете и особенно в Коринфе я
пользовался дурной славой, меня радовало быть узнаваемым массой туземцев.
- Меня зовут, - объяснил я струящимся от презрения голосом, -
Грейнджер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42