Нет, доказать это я не могу. Это просто ощущение, которое появилось после некоторых его замечаний. Но я точно знаю, Ройвин, что магия, которой он владеет, невозможна хотя бы с точки зрения математики. Например, превращение в чашку или ведро потребует столько жизненной силы, сколько не в состоянии собрать сотня каталистов. А Симкин проделывал это, как ты сам сказал, одним взмахом оранжевого платка! Он погиб, когда техника вторглась в наш мир.
— И кто он такой тогда? — спросил я. Сарьон улыбнулся и пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления.
Хозяин собрался схватить кожаный мешочек.
— Предупреждаю! — взвизгнул Симкин. — Карбюратор! Понятия не имею, что это такое и как оно работает, просто мне понравилось название. Я стану карбюратором, если ты хоть пальцем меня тронешь…
— Не волнуйся, я не собираюсь выбрасывать тебя, — спокойным голосом ответил Сарьон. — Напротив, хочу отправить в безопасное местечко. Туда, где я обычно ношу кошелёк. На пояс, под одежду. Поближе к телу.
Мешочек исчез так внезапно, что я засомневался в том, видел ли его (и слышал) на самом деле. На его месте, на заднем сиденье машины, очутился бледный и бесплотный молодой человек.
Он не был похож на призрака. Призраки, насколько мне известно из книг, более материальны. Трудно объяснить это, но представьте, что кто-то нарисовал портрет Симкина акварелью, а потом вылил сверху ведро воды. Эфемерный и прозрачный, он едва выделялся на фоне неба, и приходилось сосредоточиваться, чтобы разглядеть его. Единственным ярким пятном был отчётливый оранжевый мазок.
— Видишь, во что я превратился! — сокрушался Симкин. — В бледное подобие себя, любимого. А кто твой молчаливый дружок, отец? Что, кошка съела его язык? Да, припоминаю похожий случай с графом Марчбэнком. Однажды кошка цапнула его за язык. Граф кушал на обед тунца. Да и заснул, а рот остался открытым. В комнату вошла кошка, унюхала тунца… Жуткая история!
— Ройвин не… — начал Сарьон.
— Пусть он говорит за себя, отец, — перебил его Симкин.
— Немой, — закончил хозяин. — Он не может говорить.
— Бережёт дыхание, чтоб остужать кашку, да? Наверняка переел холодной каши. Что это он делает пальцами? Наверное, сигналы подаёт?
— Это язык знаков. Так он общается. Ну, один из способов, — уточнил Сарьон.
— Как забавно, — зевнул Симкин. — Подумать только! Может, поедем дальше? Рад вас видеть, отец, и все такое, но, должен признаться, вы всегда умели нагонять скуку. С нетерпением жду минуты, когда смогу поболтать с Джорамом. Столько зим, столько лет. Просто века!
— Ты не видел Джорама? Все это время? — недоверчиво спросил Сарьон.
— Ну, видеть-то можно по-разному, — уклончиво отозвался Симкин. — «Видеть» на расстоянии, «повидать» после разлуки, «видно» — очевидно… Полагаю, вы имели в виду прямое значение — «видеть Джорама». С другой стороны, я его не «видел», если мы сошлись на этом самом значении.
Заметив, что мы оба переглянулись, сбитые с толку его рассуждениями, он добавил:
— Другими словами, Джорам не знает, что я жив. Вот, прямо и недвусмысленно.
— Ты хочешь, чтобы мы взяли тебя с собой и отвезли к Джораму, — уточнил Сарьон.
— Счастливое воссоединение! — возликовал Симкин. — В твоём душеспасительном обществе, падре, наш мрачный и темпераментный друг может снисходительно отнестись к той маленькой шутке, которую я сыграл с ним в последний раз.
— Когда ты предал его? Задумал убить? — сумрачно уточнил хозяин.
— Но все же закончилось благополучно! — возмутился Симкин. — А если бы не я, все было бы гораздо хуже.
Мы с Сарьоном обменялись взглядами. На самом деле у нас не было выбора, и Симкин это понимал. Выбросим мы его или заберём с собой, но его магия, пусть даже выдохшаяся, позволяла ему изменять форму по собственному выбору.
— Хорошо, — процедил Сарьон. — Можешь остаться с нами. Но пеняй на себя. Что бы Джорам ни решил сделать с тобой, я вмешиваться не стану.
— Что бы Джорам ни решил… — тихо повторил Симкин. — Сдаётся мне, судя по россказням Мерлина, — а он такая старая балаболка, каких свет не видывал! — у Джорама не остаётся выбора. Знаете, я лучше превращусь обратно в кошелёчек, идёт? Данная форма очень утомительна. Надо дышать, и все такое прочее. Только пообещай, отец, что не станешь прижимать меня к телу! — Симкин передёрнул плечами. — Не обижайся, но ты такой худой и морщинистый!
— У Джорама не остаётся выбора? Что ты хотел этим сказать? — встревожился Сарьон. — Симкин! Что… Олмин тебя побери!
Акварельная картинка исчезла. На заднем сиденье опять лежал кожаный кошель. И, судя по всему, он потерял голос. Стал таким же немым, как и я.
Что бы Сарьон ни делал с ним, он не произнёс ни слова.
Я даже засомневался — может, мешочек вообще хранил молчание? Если так, почему же я слышал его голос? Галлюцинация? Обман слуха? Вполне может быть. Я покосился на каталиста, чтобы понять, не одолевают ли его сомнения.
Он сидел, хмуро разглядывая мешочек.
— Давай полетим дальше, Ройвин, — проворчал Сарьон и добавил, кивнув на мешочек: — Мы и так потеряли кучу времени из-за этого вот.
Мы пересекли Приграничье, земли, которые испокон веков отделяли Тимхаллан с его магией от прочего мира. Волшебное поле, созданное основателем Тимхаллана, позволяло жить внутри него, но никого не впускало внутрь и не впускало наружу. Лишь Джорам, Мёртвый ребёнок погибающего мира, сумел не только выйти за границу, но и вернуться обратно. Он воссоединил два мира — волшебства и техники. Их встреча была потрясающей и пугающей, как внезапный раскат грома.
Поддерживая небольшую скорость аэрокара, я немного приспособился к управлению, хотя трясло нас немилосердно. Сарьон, который не привык к летающим машинам, как и ко всему прочему транспорту, списал тряску на встречный ветер. А мне было стыдно рассеивать его заблуждение.
Что касается Симкина, то, как только кожаный мешочек соскользнул с сиденья на пол, мы перестали обращать на него внимание. Рюкзак упал следом, и опять прямо на него. Раздался сдавленный вскрик, но Сарьон не стал поднимать мешочек.
— Остановиться? — спросил я, жестикулируя одной рукой. Учитывая сильный встречный ветер, я боялся даже на миг отпустить руль.
— Нет. Это послужит ему уроком, — ответил Сарьон. Я и подумать не мог, что мой господин такой мстительный.
Мы пролетели мимо красного фонаря-маяка, который больше не работал. Сарьон задержал на нём взгляд, даже оглянулся, когда мы уже миновали его.
— Это, наверное, сигнал тревоги, — сказал он, усаживаясь на место. И тут же вынужден был поскорее ухватиться за ручку на дверце машины. — Такие маяки должны были загораться, если кто-то пересечёт границу. Следующими поднимали тревогу каменные Дозорные. Или то, что от них осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— И кто он такой тогда? — спросил я. Сарьон улыбнулся и пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления.
Хозяин собрался схватить кожаный мешочек.
— Предупреждаю! — взвизгнул Симкин. — Карбюратор! Понятия не имею, что это такое и как оно работает, просто мне понравилось название. Я стану карбюратором, если ты хоть пальцем меня тронешь…
— Не волнуйся, я не собираюсь выбрасывать тебя, — спокойным голосом ответил Сарьон. — Напротив, хочу отправить в безопасное местечко. Туда, где я обычно ношу кошелёк. На пояс, под одежду. Поближе к телу.
Мешочек исчез так внезапно, что я засомневался в том, видел ли его (и слышал) на самом деле. На его месте, на заднем сиденье машины, очутился бледный и бесплотный молодой человек.
Он не был похож на призрака. Призраки, насколько мне известно из книг, более материальны. Трудно объяснить это, но представьте, что кто-то нарисовал портрет Симкина акварелью, а потом вылил сверху ведро воды. Эфемерный и прозрачный, он едва выделялся на фоне неба, и приходилось сосредоточиваться, чтобы разглядеть его. Единственным ярким пятном был отчётливый оранжевый мазок.
— Видишь, во что я превратился! — сокрушался Симкин. — В бледное подобие себя, любимого. А кто твой молчаливый дружок, отец? Что, кошка съела его язык? Да, припоминаю похожий случай с графом Марчбэнком. Однажды кошка цапнула его за язык. Граф кушал на обед тунца. Да и заснул, а рот остался открытым. В комнату вошла кошка, унюхала тунца… Жуткая история!
— Ройвин не… — начал Сарьон.
— Пусть он говорит за себя, отец, — перебил его Симкин.
— Немой, — закончил хозяин. — Он не может говорить.
— Бережёт дыхание, чтоб остужать кашку, да? Наверняка переел холодной каши. Что это он делает пальцами? Наверное, сигналы подаёт?
— Это язык знаков. Так он общается. Ну, один из способов, — уточнил Сарьон.
— Как забавно, — зевнул Симкин. — Подумать только! Может, поедем дальше? Рад вас видеть, отец, и все такое, но, должен признаться, вы всегда умели нагонять скуку. С нетерпением жду минуты, когда смогу поболтать с Джорамом. Столько зим, столько лет. Просто века!
— Ты не видел Джорама? Все это время? — недоверчиво спросил Сарьон.
— Ну, видеть-то можно по-разному, — уклончиво отозвался Симкин. — «Видеть» на расстоянии, «повидать» после разлуки, «видно» — очевидно… Полагаю, вы имели в виду прямое значение — «видеть Джорама». С другой стороны, я его не «видел», если мы сошлись на этом самом значении.
Заметив, что мы оба переглянулись, сбитые с толку его рассуждениями, он добавил:
— Другими словами, Джорам не знает, что я жив. Вот, прямо и недвусмысленно.
— Ты хочешь, чтобы мы взяли тебя с собой и отвезли к Джораму, — уточнил Сарьон.
— Счастливое воссоединение! — возликовал Симкин. — В твоём душеспасительном обществе, падре, наш мрачный и темпераментный друг может снисходительно отнестись к той маленькой шутке, которую я сыграл с ним в последний раз.
— Когда ты предал его? Задумал убить? — сумрачно уточнил хозяин.
— Но все же закончилось благополучно! — возмутился Симкин. — А если бы не я, все было бы гораздо хуже.
Мы с Сарьоном обменялись взглядами. На самом деле у нас не было выбора, и Симкин это понимал. Выбросим мы его или заберём с собой, но его магия, пусть даже выдохшаяся, позволяла ему изменять форму по собственному выбору.
— Хорошо, — процедил Сарьон. — Можешь остаться с нами. Но пеняй на себя. Что бы Джорам ни решил сделать с тобой, я вмешиваться не стану.
— Что бы Джорам ни решил… — тихо повторил Симкин. — Сдаётся мне, судя по россказням Мерлина, — а он такая старая балаболка, каких свет не видывал! — у Джорама не остаётся выбора. Знаете, я лучше превращусь обратно в кошелёчек, идёт? Данная форма очень утомительна. Надо дышать, и все такое прочее. Только пообещай, отец, что не станешь прижимать меня к телу! — Симкин передёрнул плечами. — Не обижайся, но ты такой худой и морщинистый!
— У Джорама не остаётся выбора? Что ты хотел этим сказать? — встревожился Сарьон. — Симкин! Что… Олмин тебя побери!
Акварельная картинка исчезла. На заднем сиденье опять лежал кожаный кошель. И, судя по всему, он потерял голос. Стал таким же немым, как и я.
Что бы Сарьон ни делал с ним, он не произнёс ни слова.
Я даже засомневался — может, мешочек вообще хранил молчание? Если так, почему же я слышал его голос? Галлюцинация? Обман слуха? Вполне может быть. Я покосился на каталиста, чтобы понять, не одолевают ли его сомнения.
Он сидел, хмуро разглядывая мешочек.
— Давай полетим дальше, Ройвин, — проворчал Сарьон и добавил, кивнув на мешочек: — Мы и так потеряли кучу времени из-за этого вот.
Мы пересекли Приграничье, земли, которые испокон веков отделяли Тимхаллан с его магией от прочего мира. Волшебное поле, созданное основателем Тимхаллана, позволяло жить внутри него, но никого не впускало внутрь и не впускало наружу. Лишь Джорам, Мёртвый ребёнок погибающего мира, сумел не только выйти за границу, но и вернуться обратно. Он воссоединил два мира — волшебства и техники. Их встреча была потрясающей и пугающей, как внезапный раскат грома.
Поддерживая небольшую скорость аэрокара, я немного приспособился к управлению, хотя трясло нас немилосердно. Сарьон, который не привык к летающим машинам, как и ко всему прочему транспорту, списал тряску на встречный ветер. А мне было стыдно рассеивать его заблуждение.
Что касается Симкина, то, как только кожаный мешочек соскользнул с сиденья на пол, мы перестали обращать на него внимание. Рюкзак упал следом, и опять прямо на него. Раздался сдавленный вскрик, но Сарьон не стал поднимать мешочек.
— Остановиться? — спросил я, жестикулируя одной рукой. Учитывая сильный встречный ветер, я боялся даже на миг отпустить руль.
— Нет. Это послужит ему уроком, — ответил Сарьон. Я и подумать не мог, что мой господин такой мстительный.
Мы пролетели мимо красного фонаря-маяка, который больше не работал. Сарьон задержал на нём взгляд, даже оглянулся, когда мы уже миновали его.
— Это, наверное, сигнал тревоги, — сказал он, усаживаясь на место. И тут же вынужден был поскорее ухватиться за ручку на дверце машины. — Такие маяки должны были загораться, если кто-то пересечёт границу. Следующими поднимали тревогу каменные Дозорные. Или то, что от них осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89