- А где фряжский художник? - спросил вдруг султан визиря. - Пусть
будет здесь и покажет нам свое мастерство!
Визирь троекратно хлопнул в ладоши, и в дверь неслышным шагом вошел
тонкий юноша с длинным лицом, обрамленным пышными каштановыми волосами. Он
держал перед собой картину.
- Приблизься и покажи, что сделал ты! - благосклонно приказал хункер.
Визирь глазами дал понять послу, пусть и гость с Запада любуется
искусством придворного художника.
Когда картину повернули к солнечному сиянию, литовского посла
потрясли сочные яркие краски и рубиновая кровь, потоки которой стекали с
отрубленной и водруженной на кол головы казненного. Искусник нарисовал
публичную казнь, которую можно было часто видеть на улицах Стамбула. На
полотне эта казнь изображалась с чудовищной подробностью. Гость невольно
закрыл глаза от ужаса. Султан же долго и с наслаждением созерцал яркие
пятна крови. Но вдруг лицо его выразило удивление и недовольство.
- Здесь, здесь! - показал он перстом на рваные кровоточащие шейные
вены. - Неверно тут! Не может так лежать мускул, после того как его
поразит острый меч!
Селим помолчал и затем сурово взглянул на художника.
- Не вижу совершенства, нет мастерства! Я научу тебя и покажу, что я
прав! - выкрикнул он, хотя художник стоял бледный, - ни жив ни мертв, - и
ни словом не обмолвился. - Приведите раба и опытного палача!
Посла потрясла страшная простота решения хункера. Не успел он
опомниться, как в зал ввели раба - красивого, рослого юношу, с
мускулистой, крепкой шеей. Следом за ним вошел палач, обнаженный до пояса,
с тяжелым мечом в руке. Раб был нем и не молил о пощаде. Или он не
понимал, что предстоит ему? У литовца стало холодно под сердцем.
- Видишь! - указал хункер на шею юноши. - А теперь смотри, что
станет, какими будут жилы! Ну, ты! - махнул пухлой рукой палачу хункер.
Тот быстро схватил раба за голову и склонил ее, а затем, отступив на
шаг, проворно взмахнул мечом, и в мгновение ока прекрасная, только что
сверкавшая скорбными глазами голова отскочила от туловища. Палач поднял ее
и показал присутствующим. Ноздри султана затрепетали от восторга.
Улыбаясь, он сказал художнику:
- Смотри, смотри, как течет кровь из жил и как свернулись мускулы.
Вот как надо писать на картине! Всегда показывай истину! - хункер тянулся
к голове, глаза которой уже начали меркнуть. Он жадно принюхался к запаху
крови. Литовцу показалось, что уши раба еще слышат, что глаза его видят, -
так глубока и безмерна была печаль, которая еще светилась в них.
- Теперь видишь, чем грешит твое изображение! - сказал поучительно
султан.
Посол тяжело дышал, его мутило, но он превозмог слабость и сказал
хункеру:
- Ты - истинно мудрейший из царей и величайший знаток искусства!
Теперь я вижу, сколь велики твои знания!
Селим скосил глаза на визиря.
- Уведи их! - кивнул он в сторону художника и палача.
В зале еще дымилась теплая кровь, сгустками застывшая на пестром
бухарском ковре, не обращая внимания на все это, султан спокойным голосом
предложил литовцу:
- А теперь поговорим о деле!
Посол низко склонился перед хункером и снова помахал перед собою:
- Мой король, а ваш брат повелел мне припасть к стопам вашего величия
и пожелать вам здоровья.
Султан благосклонно спросил:
- Как чувствует себя наш брат и друг? Мы всегда думаем о нем и муллам
наказали возносить молитвы за него.
Посол поклонился:
- Хвала премудрому, виват великому, благодарствую и счастлив
поведать, что король радуется верной дружбе и печалится лишь тогда, когда
московиты становятся дерзкими и неучтивыми!
- Я покончу с их дерзостью. Так велит мне аллах и пророк наш! -
блеснув глазами решительно сказал хункер. - Я повелел воинам нашим
положить предел проискам московского царя!
Посол повеселел. Избегая ступить на пятно крови, он поближе
придвинулся к султану и озабоченно воскликнул:
- Можно ли позволить так беспокоить себя из-за русских холопов?
Король, брат твой, огорчен, что караванные дороги с Запада на Восток
перехвачены московитами в Астрахани...
Селим величественно подбоченился и самоуверенно сказал:
- Астрахань будет наша. Это истинно, как солнце на небе!
- Хвала великому и мудрому! - льстиво выкрикнул посол...
Визирь утомился стоять: слишком долог и беспокоен день. Солнце опять
за стрельчатым окном склонилось низко, и от опахал нубийцев на полу лежали
длинные тени. Он подобострастно смотрел на султана, готовый выполнить
любую его волю, но в то же время думал о своем: "Литовец оказался скуп на
подарки, и хункер слишком долго с ним разговаривает! И стоило ли вызывать
ученых и просвещать неверного!".
Между тем, посол сыпал самые напыщенные похвалы мудрости султана,
уговаривая его ускорить поход на Астрахань. Визирь тяжело вздохнул и,
воспользовавшись мгновением, когда посол замолчал, еле слышно шепнул:
- Великий аллах да ниспошлет отдых мудрому... Зюлейка...
Султан нахмурился, завертелся на подушках, вспомнил о быстроглазой
юной наложнице из Таврии и стал рассеян. Посол догадался, что аудиенция
закончена.
Тихий вечер спустился на долину, в которой расположился Бахчисарай -
столица крымских ханов. Взойдя на высокие стрельчатые минареты, жемчужно
белевшие среди яркой зелени садов, муллы призывали правоверных мусульман к
вечерней молитве, гортанными голосами провозглашая символ ислама: "Ля
иляга илля ллагу!"
Все предвещало покой и сладостный сон. Девлет-Гирей совершил
положенное омовение и забрался на крохотный балкончик, откуда, скрытый
частой решеткой, с вожделением наблюдал за женами и наложницами,
купавшимися в бассейне, расположенном среди сада. Зоркими глазами хан
отыскивал среди них полонянку, привезенную татарскими наездниками с Дона.
Над круглой купальней колебались белые нежные облака, - пенились
цветущие кусты черемухи. Под ними, в дожде лепестков, сидела сероглазая,
круглолицая и тонкая, как тростинка, девушка в желтом шелковом халате.
Сбросив расшитые серебром чувяки и наклонившись к воде, она любуясь собою,
заплетала пышные русые косы. Ах, какие косы! Пожилой хан залюбовался
стройной красавицей, забыв обо всем на свете.
"Но зачем она так тоскливо запела?" - огорченно подумал он. - Что
только смотрит старая карга Фатьма? Для чего она приставлена к ней? Зачем
дает она прекрасной гурии так тосковать?"
Голос полонянки звенел тихо, нежно, как звучит в жаркий день ручеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264