Никогда! В интервью в 1983 году Дэвид Чэллинор, помощник секретаря Гринтаунского института по научным вопросам, работающий с 1971 года, заявил: «Никогда! Мы в принципе не можем выполнять секретную работу!»
Рори Инч оставил Сандру Петере дома и отправился к каналу. Рори любил продумывать свои действия, находясь на высоком берегу, откуда открывался вид на убегающие к горизонту поля и – куда ни посмотри – кругом леса и покатые холмы, желто-зеленые дали, а города с его гарью, зубцами торчащих домов, рваными линиями заводских корпусов не существовало вовек.
Рори остановил машину у края обрыва, круто вывернув колеса, вылез, уселся в густую траву; желтые шляпки одуванчиков золотыми гвоздиками тут и там прошивали зелень травяного покрывала, в десятке-другом ярдов от Инча скрючилась женщина лет восьмидесяти с удочкой, Рори невольно улыбнулся, увидев, как азартно седовласая рыболовша дергает удилище.
Над головой пролетала стая. Птицы поднимались все выше и выше к солнцу. Инч задрал голову, рубашка вылезла из-под ремня, открыв жирный живот и заросшую дыру слева от пупка. Сандра как-то спросила Рори, откуда у него на животе след автоматной очереди. Рори соврал об операции в детстве и дренаже, который ему будто бы делали для откачки гноя, он и не помнил, кто надоумил его так выкручиваться, когда правду говорить не хотелось.
Он стащил рубаху, заметил, как старуха неодобрительно сверкнула глазами. Рори положил рубаху под голову и вытянулся; в багажнике, в левом углу под канистрой лежала надувная подушка, но одолела лень, да и солнце сразу и крепко прибрало Инча в, свои теплые руки и опустило на пахучую траву.
Инч сорвал травинку, пожевал: итак, Найджел Сэйерс! Рори хорошо знал город и сейчас прикинул три-четыре маршрута, которыми добраться до дома Сэйерса удобнее всего; в районе под названием Золотые Зубы жили люди состоятельные, название прижилось или благодаря кварталу стоматологов, или скалам из песчаника в лесопарке, расположенном здесь, и впрямь напоминающим золотые зубы. Инч не мог сосредоточиться на работе – в его жизни появилась Сандра и внесла изменения в наметки Инча, вернее, в их отсутствие. Последние годы Рори жил, не задумываясь о будущем. Странно, когда ему было лет двадцать, в тиши барачных закоулков он часто прикидывал, как-то сложится его житье-бытье, а после тридцати пяти Рори строил планы лишь на день вперед и то не всегда. Его жизнь устоялась – все отлажено, заведено раз и навсегда. Беспокойство возникло с появлением Сандры, ее присутствие будто обязало Рори отказаться от роли постороннего в собственной жизни, Сандра подталкивала его к участию – вот только в чем? – и Рори понимал, что нельзя отсиживаться без конца и делать вид, что годы стоят, как вон те валуны на противоположном берегу канала, и никто и никогда их не сдвинет. Недовольство собой, тлевшее в душе Рори, полыхнуло с появлением Сандры и жгло сомнениями каждый день.
В его работе сомнения – не подспорье, да и лишние, мешающие делу мысли тоже лучше гнать да гнать. Экклз всегда подчеркивал: «Думаю за вас я. Ваше дело – работа! И тогда мы неуязвимы».
Экклз! Всевидящий Тревор, со смехом взирающий на Рори Инча, что двадцать лет назад, что сейчас; и тогда и сейчас Тревор не позволял себе открытой издевки, отменно маскировался под балагура, под отца родного и наставника, но и тогда и сейчас Рори понимал, шкурой чувствовал, что Экклз навсегда отвел Рори полочку в самом низу шкафа, где хранят вещи необходимые, но которые стараются скрывать от посторонних глаз. Экклз в жизни Инча был родней и советчиком, гневом божьим и девой милосердной.
Рори не испугался, когда сгорел его дом с десяток лет назад, не испугался, когда его подранили в колено и пришлось перетерпеть четыре болезненные операции, не испугался серьезной переделки, в которую попал, занимаясь делами фирмы за океаном, но однажды, позвонив по только Рори известному телефону в определенное время и не застав Экклза на месте, Рори почувствовал страх, пережил нечто схожее с изумлением мужа, находящегося в браке десятки лет, привыкшего всегда, приходя с работы, заставать жену дома, но теперь обнаружившего, что супруга бесследно исчезла, не оставив ни записки, ни других зацепок, чтобы отыскать ее или хотя бы понять, что же случилось.
Рори лежал с полчаса, раньше он бы прикинул не одну возможность разузнать нужное ему о Найджеле Сэйерсе, а сейчас то ли от солнца, то ли из-за Сандры дальше маршрутов мысли не шли. Но Инч знал, что вариант отыщется, и не один, он не раз уже проходил эту школу, когда вроде берешься за дело впервые и предшествующий опыт не впрок, но стоит раскрутиться как следует, и все приходит и даже быстрее, чем надеешься, надо лишь твердо сказать себе: это твоя работа, и никто ее за тебя не выполнит.
* * *
Деньги пришли к Сэйерсу как раз тогда, когда он утратил к ним интерес, проклятье его жизни нельзя было смыть за деньги. Сэйерс процветал, как часто случается с людьми, для себя лично требующими немного. Работа позволяла забыться, и Сэйерс топил воспоминания в бесконечных разъездах. По любым меркам он достиг успеха: его знали как специалиста с непререкаемым авторитетом, как человека, организовавшего процветающее дело с многомиллионным оборотом, как управляющего, совмещающего в одном лице знания специфики, умение опередить конкурентов и подумать за потребителя раньше, чем тому взбредет в голову возжелать немыслимое.
Сэйерс отбирал молодежь из университетов глубинки, зная, что провинциалы не избалованы, не развращены желанием первенствовать, а хотят работать на совесть и добиваться всего своим трудом и потом, не позволяя себе многозначительных намеков на вхожесть во влиятельные круги.
Сэйерс не сомневался, что мозги в провинции и в крупных городах задумываются одинаково хорошо, но мозги горожан засорены, а провинциалы, обладая завидной гибкостью мышления, в чем-то – с точки зрения многоопытных горожан – оставались детьми; Найджел считал, что, как правило, в конкретных делах, в озарениях, в генерации идей как раз преуспевают люди, в которых осталось нечто детское, и тем более, чем большая доля истинно ребяческих качеств в них сохранилась.
Дом Сэйерса, увешанный картинами самых разнообразных птиц, писанных кистями непохожих мастеров, походил на страну крылатых. Полотна позволяли Сэйерсу не покидать мир пернатых существ. Сильные звери казались ему ограниченными, и лишь в птицах Найджел усматривал величие духа, подобающее человеку, однако по неизвестным причинам, до сих пор не снизошедшее на любимое творение господа.
Поздно… Темно… Фонари высвечивают пустые улицы. Найджел смотрел в окно на дорогу и видел, как из-за поворота выполз красный форд «бронко-П».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47