К.
Ответ поразил Гамилькара в самое сердце. Он даже исполнил вприсядку на мостовой какое-то па из офирского национального танца, напоминавшего «яблочко».
– Хороший хлопчик. А ты эта самая «е……ся» – пробовал?
Сашко солидно кивнул. Можно было подумать, что он всех девок перепробовал в своем Гуляй-граде.
– Ой, врешь! – захохотал Гамилькар и отбил па мостовой чечетку, – Давай курочку-уточку!
– Какую курочку?
– Про куренка-ципленка. Его поймали-арестовали. Давай куренка-варина-циплепка-жарина-ципленка-тоже-хочет-жить!
Сашко рванул мехи и дурным голосом заорал на всю Графскую пристань очередной фольклор:
Цыпленок уточку
В одну минуточку
В куточок темный поволок!
Засунул пилочку
В ее копилочку
И наслаждался, сколько мог!
Негр отбивал огненную чечетку, у филеров тоже ноги тряслись, а Сашко чувствовал, что только что сдал какой-то очень важный экзамен в своей жизни. Халва весь день сладко вспоминалась во рту, но от халвы еще больше хотелось жрать. На следующее утро Сашко был тут как тут со своим аккордеоном и с eboun-травой. Он глотал слюну и ожидал халвы с апельсинами, но на этот раз африканец развернул кулек ("Опять «Червоный партизан», – отметили филера) – и разложил на мостовой перед хлопчиком какую-то невиданную распятую птичку-табака, фаршированную кусочками бананов.
– Маленький куренка-купидонка, – объяснил Гамилькар. – Вкусная.
– Глына! – с восторгом сказал Сашко и стал жрать птичку со всеми косточками и бананами.
– Смотри сюда, – сказал Гамилькар. Он вынул флакон с белым порошком, щедро подсыпал в мешочек и размешал порошок с eboun-травой.
– Що це? – спросил Сашко.
–Яд.
– Ой, та що ви, дядьку? – испугался Сашко.
– Яд, – повторил негр. – Яд. Любов.
Он послюнил чернильный карандаш и пририсовал к карбованцам шестой ноль.
– Забагато, – засомневался Сашко.
– Так надо. Ноу-хау. Лучше рога-носорога. Крыла купидона. Купят.
ГЛАВА 15
РОКИРОВКА В ДЛИННУЮ СТОРОНУ
Хоть время и запуталось, и перекрутилось, даже петлями захлестнулось, а все же – как оно летит!
Ст. Лем. Из звездных дневников Иона Тихого
В общем, Люська исчезла, и Гайдамака стал жить дальше с Элкой Кустодиевой.
Ничего не хотелось, от самогона тошнило, весь Гуляй-град провонялся самогоном, на водку денег не хватало. Не пил, выходил только за хлебом, лежал на диване, думал о жизни.
Начал читать ученые книги; хотел разобраться: что за штука такая – жизнь? Какая-то дезоксирибонуклеиновая кислота, загнутая в двойную спираль. Разжирел. Опять запил. Всем надоел: Опять бросил пить. Сам себе надоел. И так далее. Как вдруг умер Брежнев, и в самом начале коротких андроповских времен, когда водка ненадолго подешевела, а КГБ совсем обнаглел, первый секретарь Шепилов пригласил Гайдамаку в Гуляйградский райком единственной партии – «зайди, Сашко, потолкуем»; посмотрел в его хитрованские голубые глаза, предложил должность начальника районного дорожного отдела и по-дружески напутствовал Гайдамаку следующими словами:
– Садись, командир. Пока ты пил, Брежнев умер. Грядут перемены. Скажу тебе откровенно: скоро людей начнут хватать в трамваях, банях и кинотеатрах. Пора, пора тебе, Сашко, приниматься за дело. А то психуешь, будто какой-то Фрейд. (Нахватанный был Шепилов.) Ты ж наш герой, заслуженный мастер спорта, самого папу римского оприходовал, хоть и не состоишь в партии. Люблю. Ты ж культурный человек, отпил свое, от самогона морду воротишь. Жаль. Мы ж тебя знаем, добра желаем, о тебе заботимся. (Шепилов говорил «мы» от имени партбюро.) Чего ты все читаешь? Строй дороги, командир! Ты ж техникум кончил, автодорожный.
Черт-те что – не помнил Гайдамака за собой никакого автодорожного техникума. Белого священника помнил, а техникума – нет.
– Ты ж понимаешь! Ты ж умеешь! Ты ж командир! – продолжал заклинать Шепилов. – Ты ж у нас философ и народный умелец! На Руси со времен Мыколы Гоголя две беды – дураки и дороги. Сплошные выебоины и колдоебины. Надо как-то бороться, вот. Тебе ж асфальт как дом родной, ты ж специалист по асфальту.
Это уж точно: дорожные покрытия Гайдамака знал досконально, на собственной морде и шкуре.
– Предлагаем разделение труда – ты, Сашко, строй дороги, а дураками займемся мы. Кто «за»?.. Вот видишь: у всех руки вверх! Благоустрой для начала въезд в Гуляй-град, чтоб районный фасад был лицом, а не задним местом. (Сильнее было сказано – Шепилов, став первым секретарем и завязав пить с зарплаты по-черному, развязал язык – задние и другие места так и мелькали.) Иногда сам пан Щербицкий по трассе едут, невдобно.
Так Гайдамака ему и поверил…
– Чого ж невдобно? У Щербицкого zhopa жирная, гарный амортизатор, куда надо доедет, – отвечал Гайдамака. – Щебенку дастэ? Подъемный кран? Битум? Грейдер? Рабочу сылу? Зарплату? Тот же асфальт? Я ж вас наскризь бачу – ничого пэ дастэ.
– Не торопись. Чего ты вдруг по-украински заговорил? Держись в руках. Подъемный кран – это ты загнул. Напиши список – чего тебе нужно. Обсудим. Поможем, чем можем. А сам попридержи язык и соблюдай умеренность в мыслях, а то диссидентствуешь много. В кого ты такой вумный? Евреев, случаем, в роду не было?
Гайдамака евреев в роду не имел, фамилия не позволяла, – хотя кто знает, кто застрахован? – но, услыхав про список, все окончательно понял: нашли умельца, заботливые… Все стало ясно и без евреев – дело в том, что прежний начальник дорожного отдела недавно окончательно спился, а Гайдамака как раз наоборот: перешел на трезвый образ жизни и подумывал полетать вахтовым методом в Тюменскую область за длинным рублем, а то скучно что-то без денег на спортивной пенсии. Вот и решили на партбюро: надо Гайдамаку от той трудовой вахты попридержать, авось пригодится дома.
Вот и вся рокировка в длинную сторону.
«А борьба с дураками, – думал Гайдамака, – это очередная социальная антиутопия и занятие для идиотов».
Что было правильно. Так он Шепилову и сказал. Так Шепилов и воспринял:
– Забыл, тебя как по матери кличут?
– Чё?..
– Через плечо. Девичья фамилия матери какая?
– Сковорода, – ответил Сашко.
– А бабки?
– Кочерга.
– Вот! А я думал – Лопата. Слушай сюда анекдот: "Сын уехал в Тюмень за длинным рублем и прислал домой телеграмму: «Мама, здесь деньги гребут лопатой. Вышли деньги на лопату». О!.. Понял?.. Нет, ты скажи: понял?
– Ну, понял.
Ладно, убедили. Кто его видел, тот длинный рубль? Лучше короткий в руках, чем длинный на горизонте.
Гайдамака написал длинный список, чего ему нужно и не нужно, отнес список в райисполком, демонстративно уселся в кабинете с Пикулевыми «Пером и шпагой» и стал повторять, если кто-нибудь входил и чего-нибудь просил:
– А что я могу? Ничего я не могу. Щебня нет, того нет, этого нет, подъемнoго крана тоже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Ответ поразил Гамилькара в самое сердце. Он даже исполнил вприсядку на мостовой какое-то па из офирского национального танца, напоминавшего «яблочко».
– Хороший хлопчик. А ты эта самая «е……ся» – пробовал?
Сашко солидно кивнул. Можно было подумать, что он всех девок перепробовал в своем Гуляй-граде.
– Ой, врешь! – захохотал Гамилькар и отбил па мостовой чечетку, – Давай курочку-уточку!
– Какую курочку?
– Про куренка-ципленка. Его поймали-арестовали. Давай куренка-варина-циплепка-жарина-ципленка-тоже-хочет-жить!
Сашко рванул мехи и дурным голосом заорал на всю Графскую пристань очередной фольклор:
Цыпленок уточку
В одну минуточку
В куточок темный поволок!
Засунул пилочку
В ее копилочку
И наслаждался, сколько мог!
Негр отбивал огненную чечетку, у филеров тоже ноги тряслись, а Сашко чувствовал, что только что сдал какой-то очень важный экзамен в своей жизни. Халва весь день сладко вспоминалась во рту, но от халвы еще больше хотелось жрать. На следующее утро Сашко был тут как тут со своим аккордеоном и с eboun-травой. Он глотал слюну и ожидал халвы с апельсинами, но на этот раз африканец развернул кулек ("Опять «Червоный партизан», – отметили филера) – и разложил на мостовой перед хлопчиком какую-то невиданную распятую птичку-табака, фаршированную кусочками бананов.
– Маленький куренка-купидонка, – объяснил Гамилькар. – Вкусная.
– Глына! – с восторгом сказал Сашко и стал жрать птичку со всеми косточками и бананами.
– Смотри сюда, – сказал Гамилькар. Он вынул флакон с белым порошком, щедро подсыпал в мешочек и размешал порошок с eboun-травой.
– Що це? – спросил Сашко.
–Яд.
– Ой, та що ви, дядьку? – испугался Сашко.
– Яд, – повторил негр. – Яд. Любов.
Он послюнил чернильный карандаш и пририсовал к карбованцам шестой ноль.
– Забагато, – засомневался Сашко.
– Так надо. Ноу-хау. Лучше рога-носорога. Крыла купидона. Купят.
ГЛАВА 15
РОКИРОВКА В ДЛИННУЮ СТОРОНУ
Хоть время и запуталось, и перекрутилось, даже петлями захлестнулось, а все же – как оно летит!
Ст. Лем. Из звездных дневников Иона Тихого
В общем, Люська исчезла, и Гайдамака стал жить дальше с Элкой Кустодиевой.
Ничего не хотелось, от самогона тошнило, весь Гуляй-град провонялся самогоном, на водку денег не хватало. Не пил, выходил только за хлебом, лежал на диване, думал о жизни.
Начал читать ученые книги; хотел разобраться: что за штука такая – жизнь? Какая-то дезоксирибонуклеиновая кислота, загнутая в двойную спираль. Разжирел. Опять запил. Всем надоел: Опять бросил пить. Сам себе надоел. И так далее. Как вдруг умер Брежнев, и в самом начале коротких андроповских времен, когда водка ненадолго подешевела, а КГБ совсем обнаглел, первый секретарь Шепилов пригласил Гайдамаку в Гуляйградский райком единственной партии – «зайди, Сашко, потолкуем»; посмотрел в его хитрованские голубые глаза, предложил должность начальника районного дорожного отдела и по-дружески напутствовал Гайдамаку следующими словами:
– Садись, командир. Пока ты пил, Брежнев умер. Грядут перемены. Скажу тебе откровенно: скоро людей начнут хватать в трамваях, банях и кинотеатрах. Пора, пора тебе, Сашко, приниматься за дело. А то психуешь, будто какой-то Фрейд. (Нахватанный был Шепилов.) Ты ж наш герой, заслуженный мастер спорта, самого папу римского оприходовал, хоть и не состоишь в партии. Люблю. Ты ж культурный человек, отпил свое, от самогона морду воротишь. Жаль. Мы ж тебя знаем, добра желаем, о тебе заботимся. (Шепилов говорил «мы» от имени партбюро.) Чего ты все читаешь? Строй дороги, командир! Ты ж техникум кончил, автодорожный.
Черт-те что – не помнил Гайдамака за собой никакого автодорожного техникума. Белого священника помнил, а техникума – нет.
– Ты ж понимаешь! Ты ж умеешь! Ты ж командир! – продолжал заклинать Шепилов. – Ты ж у нас философ и народный умелец! На Руси со времен Мыколы Гоголя две беды – дураки и дороги. Сплошные выебоины и колдоебины. Надо как-то бороться, вот. Тебе ж асфальт как дом родной, ты ж специалист по асфальту.
Это уж точно: дорожные покрытия Гайдамака знал досконально, на собственной морде и шкуре.
– Предлагаем разделение труда – ты, Сашко, строй дороги, а дураками займемся мы. Кто «за»?.. Вот видишь: у всех руки вверх! Благоустрой для начала въезд в Гуляй-град, чтоб районный фасад был лицом, а не задним местом. (Сильнее было сказано – Шепилов, став первым секретарем и завязав пить с зарплаты по-черному, развязал язык – задние и другие места так и мелькали.) Иногда сам пан Щербицкий по трассе едут, невдобно.
Так Гайдамака ему и поверил…
– Чого ж невдобно? У Щербицкого zhopa жирная, гарный амортизатор, куда надо доедет, – отвечал Гайдамака. – Щебенку дастэ? Подъемный кран? Битум? Грейдер? Рабочу сылу? Зарплату? Тот же асфальт? Я ж вас наскризь бачу – ничого пэ дастэ.
– Не торопись. Чего ты вдруг по-украински заговорил? Держись в руках. Подъемный кран – это ты загнул. Напиши список – чего тебе нужно. Обсудим. Поможем, чем можем. А сам попридержи язык и соблюдай умеренность в мыслях, а то диссидентствуешь много. В кого ты такой вумный? Евреев, случаем, в роду не было?
Гайдамака евреев в роду не имел, фамилия не позволяла, – хотя кто знает, кто застрахован? – но, услыхав про список, все окончательно понял: нашли умельца, заботливые… Все стало ясно и без евреев – дело в том, что прежний начальник дорожного отдела недавно окончательно спился, а Гайдамака как раз наоборот: перешел на трезвый образ жизни и подумывал полетать вахтовым методом в Тюменскую область за длинным рублем, а то скучно что-то без денег на спортивной пенсии. Вот и решили на партбюро: надо Гайдамаку от той трудовой вахты попридержать, авось пригодится дома.
Вот и вся рокировка в длинную сторону.
«А борьба с дураками, – думал Гайдамака, – это очередная социальная антиутопия и занятие для идиотов».
Что было правильно. Так он Шепилову и сказал. Так Шепилов и воспринял:
– Забыл, тебя как по матери кличут?
– Чё?..
– Через плечо. Девичья фамилия матери какая?
– Сковорода, – ответил Сашко.
– А бабки?
– Кочерга.
– Вот! А я думал – Лопата. Слушай сюда анекдот: "Сын уехал в Тюмень за длинным рублем и прислал домой телеграмму: «Мама, здесь деньги гребут лопатой. Вышли деньги на лопату». О!.. Понял?.. Нет, ты скажи: понял?
– Ну, понял.
Ладно, убедили. Кто его видел, тот длинный рубль? Лучше короткий в руках, чем длинный на горизонте.
Гайдамака написал длинный список, чего ему нужно и не нужно, отнес список в райисполком, демонстративно уселся в кабинете с Пикулевыми «Пером и шпагой» и стал повторять, если кто-нибудь входил и чего-нибудь просил:
– А что я могу? Ничего я не могу. Щебня нет, того нет, этого нет, подъемнoго крана тоже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75