“Подумать дай!”
Но думать было некогда. Вдруг Кузнец толкнул меня что есть силы. Падая со своей тумбы, я увидел толпу солдат, ворвавшихся в двери, и успел скомандовать гипномаске: “Я пол, я рыхлый песок со следами тумб и ногоподушек”. Гипномаска сделала меня невидимкой, позволила отползти, потом перебраться на полки с кружками. “Я стена, я темно-серый шероховатый базальт с чёрными крапинками”.
Видимо, Жрец предал нас — апологет покорности и надежд на потусторонние силы. Видя, что боги господина медлят, он призвал стражу. Оттеснив толпу в один угол, воины в блестящих шлемах вроде пожарных касок бегали по залу, крича:
— Где он, где вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнём его тухлое пузо. — Напрасная похвальба. Они меня не видели, а если бы и увидели, всё равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:
— Всех забрать в подвал! — Офицер, доказывая своё усердие, решил арестовать побольше, хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул. Я так и представил себе, как он докладывает “господину”: “Бунт подавлен в зародыше, бунтовщики схвачены, а колдун вынужден был провалиться сквозь землю”.
Для меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва я услышал слова кибера о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые ступы и битые кружки напоминали о происшествии. Да у дверей колесом каталась огневичка, причитая: “Убьют моего желанного, отсекут кудрявую головушку”.
Из причитаний я понял ещё, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями, совершают их в ближайший же день, завтра по их счёту, а по моему — часа через полтора.
Дай подумать!
Заварил я кашу, теперь расхлёбывать надо.
Конечно, не надо преувеличивать мою роль, считать, что я один виноват. Бунтовщики идут за подстрекателем, когда им самим невмоготу. От хорошей жизни никто не бунтует. Но всё-таки и я вложил свою лепту, сказал слова против терпения, поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат — их казнят завтра. Хочешь не хочешь, надо действовать.
Справедлив параграф первый: “Наблюдай скрытно…”
Надо действовать, но как? Ну, узников я освобожу, разрежу стены лучом. Может быть, придётся рассечь и нескольких тюремщиков. Да, потом я буду отвечать за нарушение Космического Устава. Ну и пусть отчитывают, пусть наказывают, тут дело о смерти идёт. Заключённых я выручу. Но дальше что? Господа помчатся за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже целая война, тысячи и тысячи убитых. И смогу ли я обеспечить победу с одним-единственным лазером? Нет, нет, войну я не должен затевать, не имею на это права. Побег приговорённых к казни — вот предел моего самоуправства. Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу…
И вдруг у меня мелькнуло: “На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она скрыта под каменной коркой, но толщина покрова всего лишь несколько десятков метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот простое решение — корку можно продавить тяжестью: навалить на неё гору камней, кора треснет, и лава пробьётся наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в несколько десятков метров, едва ли есть большой запас прочности у этого природного свода. Итак, вот в чём моя задача: освободить смертников, увести их в пустыню и научить там добывать лаву, возводя каменные холмы. План составлен. Вперёд, на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось убивать.
А час спустя я уже шагал по пустыне, во главе каравана освобождённых узников, беглых рабов, их жён, детей и престарелых родителей, домашних кнэ, повозок, тележек и всяческого барахла.
Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны, лестно-восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны необыкновенно, требовательны, как юная жена. “Я твоя, — говорит влюблённая, — я пойду за тобой на край света”. Но подразумевает: “Неси меня на руках в свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай желания, предупреждай капризы”.
“Мы твои, — говорят обращённые. — Веди нас хоть на край света!” Но подразумевают: “Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и мёдом, охраняй, обеспечивай, ублажай!” Почему неси? За что ублажай? “А за то, что мы в тебя поверили и верой оплатили все. Не желаешь ублажать? Тогда будем роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовём лжепророком, побьём камнями”.
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлёк неприятности. Но даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить! Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем кушать и пить? “Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне”. “Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!”
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также вождём, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом-снабженцем по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы. Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали через десять минут (по моему счёту). И начали роптать. Захотели есть. Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно. Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на меня: “Почему не прогнал всех лфэ пустыни?” Старики болели и умирали. “Почему я завёл их так далеко от могил предков?” Молодые любили и женились. “Почему я завёл их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено: позвать гостей, поставить угощение?” Рождались дети. Почему в пустыне? Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни, побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство. Сказали: “Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечёт. Поучит маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрёшь”.
Конечно, господин того селения и прочие господа из Города организовали погоню, захотели вернуть непокорную рабочую силу. Даже мне стало страшновато, когда я увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй щитов и шлемов. Как я оградил свою паству? Все той же гипномаской. “Я пропасть, непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине чёрным-черно”. Забавно было смотреть, как свирепые воины стояли посреди ровного поля, потрясали копьями, слали проклятия… и с опаской смотрели себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Но думать было некогда. Вдруг Кузнец толкнул меня что есть силы. Падая со своей тумбы, я увидел толпу солдат, ворвавшихся в двери, и успел скомандовать гипномаске: “Я пол, я рыхлый песок со следами тумб и ногоподушек”. Гипномаска сделала меня невидимкой, позволила отползти, потом перебраться на полки с кружками. “Я стена, я темно-серый шероховатый базальт с чёрными крапинками”.
Видимо, Жрец предал нас — апологет покорности и надежд на потусторонние силы. Видя, что боги господина медлят, он призвал стражу. Оттеснив толпу в один угол, воины в блестящих шлемах вроде пожарных касок бегали по залу, крича:
— Где он, где вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнём его тухлое пузо. — Напрасная похвальба. Они меня не видели, а если бы и увидели, всё равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:
— Всех забрать в подвал! — Офицер, доказывая своё усердие, решил арестовать побольше, хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул. Я так и представил себе, как он докладывает “господину”: “Бунт подавлен в зародыше, бунтовщики схвачены, а колдун вынужден был провалиться сквозь землю”.
Для меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва я услышал слова кибера о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые ступы и битые кружки напоминали о происшествии. Да у дверей колесом каталась огневичка, причитая: “Убьют моего желанного, отсекут кудрявую головушку”.
Из причитаний я понял ещё, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями, совершают их в ближайший же день, завтра по их счёту, а по моему — часа через полтора.
Дай подумать!
Заварил я кашу, теперь расхлёбывать надо.
Конечно, не надо преувеличивать мою роль, считать, что я один виноват. Бунтовщики идут за подстрекателем, когда им самим невмоготу. От хорошей жизни никто не бунтует. Но всё-таки и я вложил свою лепту, сказал слова против терпения, поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат — их казнят завтра. Хочешь не хочешь, надо действовать.
Справедлив параграф первый: “Наблюдай скрытно…”
Надо действовать, но как? Ну, узников я освобожу, разрежу стены лучом. Может быть, придётся рассечь и нескольких тюремщиков. Да, потом я буду отвечать за нарушение Космического Устава. Ну и пусть отчитывают, пусть наказывают, тут дело о смерти идёт. Заключённых я выручу. Но дальше что? Господа помчатся за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже целая война, тысячи и тысячи убитых. И смогу ли я обеспечить победу с одним-единственным лазером? Нет, нет, войну я не должен затевать, не имею на это права. Побег приговорённых к казни — вот предел моего самоуправства. Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу…
И вдруг у меня мелькнуло: “На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она скрыта под каменной коркой, но толщина покрова всего лишь несколько десятков метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот простое решение — корку можно продавить тяжестью: навалить на неё гору камней, кора треснет, и лава пробьётся наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в несколько десятков метров, едва ли есть большой запас прочности у этого природного свода. Итак, вот в чём моя задача: освободить смертников, увести их в пустыню и научить там добывать лаву, возводя каменные холмы. План составлен. Вперёд, на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось убивать.
А час спустя я уже шагал по пустыне, во главе каравана освобождённых узников, беглых рабов, их жён, детей и престарелых родителей, домашних кнэ, повозок, тележек и всяческого барахла.
Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны, лестно-восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны необыкновенно, требовательны, как юная жена. “Я твоя, — говорит влюблённая, — я пойду за тобой на край света”. Но подразумевает: “Неси меня на руках в свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай желания, предупреждай капризы”.
“Мы твои, — говорят обращённые. — Веди нас хоть на край света!” Но подразумевают: “Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и мёдом, охраняй, обеспечивай, ублажай!” Почему неси? За что ублажай? “А за то, что мы в тебя поверили и верой оплатили все. Не желаешь ублажать? Тогда будем роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовём лжепророком, побьём камнями”.
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлёк неприятности. Но даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить! Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем кушать и пить? “Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне”. “Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!”
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также вождём, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом-снабженцем по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы. Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали через десять минут (по моему счёту). И начали роптать. Захотели есть. Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно. Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на меня: “Почему не прогнал всех лфэ пустыни?” Старики болели и умирали. “Почему я завёл их так далеко от могил предков?” Молодые любили и женились. “Почему я завёл их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено: позвать гостей, поставить угощение?” Рождались дети. Почему в пустыне? Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни, побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство. Сказали: “Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечёт. Поучит маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрёшь”.
Конечно, господин того селения и прочие господа из Города организовали погоню, захотели вернуть непокорную рабочую силу. Даже мне стало страшновато, когда я увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй щитов и шлемов. Как я оградил свою паству? Все той же гипномаской. “Я пропасть, непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине чёрным-черно”. Забавно было смотреть, как свирепые воины стояли посреди ровного поля, потрясали копьями, слали проклятия… и с опаской смотрели себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73