Бр-р! И как ты сама не видишь?
— Это к числу моих талантов не относится, — коротко ответила Китти.
— Они стягивают кольцо, — пробормотал Ник. Глаза у него расширились, и говорил он как будто сам с собой. — Нужно срочно предпринимать какие-то решительные действия, иначе они до нас доберутся. Достаточно одного неверного шага…
— Думаю, у Хопкинса уже есть какой-то план, — сказала Энн, стараясь их успокоить. — Он добьется прорыва. Вот увидите.
— Надеюсь, — буркнул Стенли. Он выругался себе под нос. — Жалко, что я не способен видеть так, как ты, Энни!
Энн поджала губы.
— Не очень-то это приятный дар. Ну ладно, демон там или не демон, а я хочу определить, что за штуку я сперла. Кто хочет пойти к тайнику? Да, я знаю, на улице льет, но ведь это всего пара кварталов отсюда…
Она огляделась.
— Багровые усы… — Фреда передернуло. — Видели бы вы их! Усеянные бурыми волосками…
— Мы спаслись чудом! — сказал Стенли. — Если вдруг эта тварь подслушала наш разговор…
— Достаточно одного неверного шага. Один неверный шаг, и нас всех…
— Слушай, Ник, заткнись!
Китти хлопнула крышкой прилавка и решительно направилась к выходу. Она понимала, что испытывает то же самое чувство, что и все остальные: клаустрофобию существа, загнанного в угол. В такой день, как сегодня, когда непрерывно хлещет дождь, все они были вынуждены беспомощно ютиться под крышей, а это усиливало вечно терзающее их ощущение страха и одиночества. Они были отрезаны от многолюдного города, где всегда можно раствориться в толпе, и остались наедине со злобным, коварным и могущественным врагом.
Это ощущение не было новым для Китти. Ей никогда не удавалось полностью избавиться от него, все эти три долгих года. Со времени того случая в парке, когда ее мир вывернулся наизнанку.
12
Прошло, должно быть, около часа, прежде чем некий джентльмен, гулявший с собакой, обнаружил на мосту бесчувственные тела и связался с властями. Вскоре приехала «скорая», и Китти с Якобом увезли с глаз долой.
Очнулась Китти уже в машине. Далеко-далеко включилось маленькое светящееся окошечко, и в течение некоторого времени девочка наблюдала, как оно медленно приближается по дуге сквозь тьму. В окошечке двигались какие-то фигурки, но разглядеть их Китти не могла. Уши как будто заткнули пробкой. Свет мало-помалу становился ярче и наконец внезапно вернулся к ней полностью — глаза у нее раскрылись, — и одновременно с этим, больно резанув уши, вернулись звуки.
Над ней склонилось женское лицо.
— Постарайся не шевелиться. С тобой все будет в порядке.
— Что?.. Где?..
— Постарайся не разговаривать. Внезапно к ней вернулась память, а вместе с ней и пережитый ужас.
— Это чудовище! Обезьяна!
Китти попыталась вскочить и обнаружила, что ее руки пристегнуты к носилкам.
— Пожалуйста, не надо, дорогая моя. С тобой все будет в порядке.
Китти снова выпрямилась, напрягшись всем телом:
— А Якоб?..
— Твой приятель? Он тоже здесь.
— С ним все в порядке?
— Просто постарайся отдохнуть.
И то ли от убаюкивающего движения машины, то ли от накопившейся усталости, но Китти и в самом деле вскоре уснула, а проснулась уже в больнице, где обнаружила, что санитарки срезают с нее одежду. Вся передняя часть ее футболки и шортов обуглилась и рассыпалась от малейшего прикосновения, точно клочки сгоревшей газеты. Китти переодели в легкую белую рубашку, и на время она очутилась в центре внимания: доктора кружили возле нее, как осы над вареньем, проверяли пульс, дыхание и температуру. А потом внезапно все куда-то делись и Китти осталась лежать одна в пустой палате.
Прошло довольно много времени, прежде чем к ней заглянула медсестра.
— Мы сообщили твоим родителям, — сказала она. — Они сейчас приедут и заберут тебя домой.
Китти смотрела на нее непонимающим взглядом. Женщина задержалась, чтобы объяснить:
— Ты вполне цела и невредима. По всей видимости, Черная Молотилка пощадила тебя, зацепила только краем. Тебе чрезвычайно повезло.
До Китти дошло не сразу.
— А с Якобом тоже все в порядке?
— Боюсь, ему повезло меньше.
Китти охватил ужас.
— То есть как? Где Якоб?!
— Он в соседней палате. У него врачи. Китти расплакалась.
— Но как же так? Он же стоял рядом со мной! С ним тоже все должно быть в порядке!
— Я тебе сейчас принесу поесть, дорогая. Тебе станет лучше. Может, попробуешь что-нибудь почитать, чтобы отвлечься? Вон на столике журналы.
Китти не стала читать журналов. Когда медсестра ушла, она соскользнула с койки и, пошатываясь, встала на ноги. Пол был деревянный и прохладный. Шаг за шагом, потихоньку обретая уверенность в своих силах, девочка пересекла тихую палату, миновав теплые квадраты солнечного света, падавшего из высокого, сводчатого окна, и вышла в коридор.
Напротив была еще одна дверь, и окошечко в ней было задернуто изнутри занавеской. Китти поспешно оглянулась по сторонам, беззвучно, словно призрак, перебежала коридор и ухватилась за ручку двери. Она прислушалась — но за дверью все было тихо. Китти повернула ручку и вошла.
За дверью оказалась палата, небольшая, но светлая, в ней стояла одна койка, окно смотрело на крыши южного Лондона. Косые лучи солнца падали на койку косым ромбом, деля ее ровно пополам. Верхняя часть койки оставалась в тени, как и лицо человека, который на ней спал.
Воздух в палате был пропитан обычными больничными запахами — пахло лекарствами, йодом, антисептиками, — но все это перешибал иной запах, запах гари.
Китти затворила за собой дверь и на цыпочках подкралась к койке. Она посмотрела на Якоба и на глаза снова навернулись слезы.
Сперва она рассердилась на докторов за то, что ему сбрили все волосы. На фига было брить его наголо? Теперь тыщу лет не отрастет а ведь миссис Гирнек так гордилась его черными кудрями! Якоб выглядел так странно — особенно сейчас, когда на его лицо падали эти необычные тени… И только тут до Китти дошло, что это были не тени.
Там, где кожу Якоба защищали волосы, она сохранила свой обычный смугловатый цвет. А все остальное, от основания шеи до линии волос, было исчерчено вертикальными извилистыми полосами, черно-серыми, цвета пепла и горелого дерева. На лице у него не осталось ни единого участка, сохранившего прежний цвет, разве что чуть-чуть на том месте, где были брови. Брови ему действительно сбрили, и на их месте остались два узких коричневато-розовых полумесяца. Но губы, веки, мочки ушей остались обесцвеченными. Лицо Якоба походило теперь больше на какую-то африканскую маску, на личину для карнавального шествия, чем на лицо живого человека.
Грудь Якоба, накрытая больничным одеялом, судорожно вздымалась и опадала. Из губ вырывалось слабое, хриплое дыхание.
Китти коснулась руки, лежащей поверх одеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Это к числу моих талантов не относится, — коротко ответила Китти.
— Они стягивают кольцо, — пробормотал Ник. Глаза у него расширились, и говорил он как будто сам с собой. — Нужно срочно предпринимать какие-то решительные действия, иначе они до нас доберутся. Достаточно одного неверного шага…
— Думаю, у Хопкинса уже есть какой-то план, — сказала Энн, стараясь их успокоить. — Он добьется прорыва. Вот увидите.
— Надеюсь, — буркнул Стенли. Он выругался себе под нос. — Жалко, что я не способен видеть так, как ты, Энни!
Энн поджала губы.
— Не очень-то это приятный дар. Ну ладно, демон там или не демон, а я хочу определить, что за штуку я сперла. Кто хочет пойти к тайнику? Да, я знаю, на улице льет, но ведь это всего пара кварталов отсюда…
Она огляделась.
— Багровые усы… — Фреда передернуло. — Видели бы вы их! Усеянные бурыми волосками…
— Мы спаслись чудом! — сказал Стенли. — Если вдруг эта тварь подслушала наш разговор…
— Достаточно одного неверного шага. Один неверный шаг, и нас всех…
— Слушай, Ник, заткнись!
Китти хлопнула крышкой прилавка и решительно направилась к выходу. Она понимала, что испытывает то же самое чувство, что и все остальные: клаустрофобию существа, загнанного в угол. В такой день, как сегодня, когда непрерывно хлещет дождь, все они были вынуждены беспомощно ютиться под крышей, а это усиливало вечно терзающее их ощущение страха и одиночества. Они были отрезаны от многолюдного города, где всегда можно раствориться в толпе, и остались наедине со злобным, коварным и могущественным врагом.
Это ощущение не было новым для Китти. Ей никогда не удавалось полностью избавиться от него, все эти три долгих года. Со времени того случая в парке, когда ее мир вывернулся наизнанку.
12
Прошло, должно быть, около часа, прежде чем некий джентльмен, гулявший с собакой, обнаружил на мосту бесчувственные тела и связался с властями. Вскоре приехала «скорая», и Китти с Якобом увезли с глаз долой.
Очнулась Китти уже в машине. Далеко-далеко включилось маленькое светящееся окошечко, и в течение некоторого времени девочка наблюдала, как оно медленно приближается по дуге сквозь тьму. В окошечке двигались какие-то фигурки, но разглядеть их Китти не могла. Уши как будто заткнули пробкой. Свет мало-помалу становился ярче и наконец внезапно вернулся к ней полностью — глаза у нее раскрылись, — и одновременно с этим, больно резанув уши, вернулись звуки.
Над ней склонилось женское лицо.
— Постарайся не шевелиться. С тобой все будет в порядке.
— Что?.. Где?..
— Постарайся не разговаривать. Внезапно к ней вернулась память, а вместе с ней и пережитый ужас.
— Это чудовище! Обезьяна!
Китти попыталась вскочить и обнаружила, что ее руки пристегнуты к носилкам.
— Пожалуйста, не надо, дорогая моя. С тобой все будет в порядке.
Китти снова выпрямилась, напрягшись всем телом:
— А Якоб?..
— Твой приятель? Он тоже здесь.
— С ним все в порядке?
— Просто постарайся отдохнуть.
И то ли от убаюкивающего движения машины, то ли от накопившейся усталости, но Китти и в самом деле вскоре уснула, а проснулась уже в больнице, где обнаружила, что санитарки срезают с нее одежду. Вся передняя часть ее футболки и шортов обуглилась и рассыпалась от малейшего прикосновения, точно клочки сгоревшей газеты. Китти переодели в легкую белую рубашку, и на время она очутилась в центре внимания: доктора кружили возле нее, как осы над вареньем, проверяли пульс, дыхание и температуру. А потом внезапно все куда-то делись и Китти осталась лежать одна в пустой палате.
Прошло довольно много времени, прежде чем к ней заглянула медсестра.
— Мы сообщили твоим родителям, — сказала она. — Они сейчас приедут и заберут тебя домой.
Китти смотрела на нее непонимающим взглядом. Женщина задержалась, чтобы объяснить:
— Ты вполне цела и невредима. По всей видимости, Черная Молотилка пощадила тебя, зацепила только краем. Тебе чрезвычайно повезло.
До Китти дошло не сразу.
— А с Якобом тоже все в порядке?
— Боюсь, ему повезло меньше.
Китти охватил ужас.
— То есть как? Где Якоб?!
— Он в соседней палате. У него врачи. Китти расплакалась.
— Но как же так? Он же стоял рядом со мной! С ним тоже все должно быть в порядке!
— Я тебе сейчас принесу поесть, дорогая. Тебе станет лучше. Может, попробуешь что-нибудь почитать, чтобы отвлечься? Вон на столике журналы.
Китти не стала читать журналов. Когда медсестра ушла, она соскользнула с койки и, пошатываясь, встала на ноги. Пол был деревянный и прохладный. Шаг за шагом, потихоньку обретая уверенность в своих силах, девочка пересекла тихую палату, миновав теплые квадраты солнечного света, падавшего из высокого, сводчатого окна, и вышла в коридор.
Напротив была еще одна дверь, и окошечко в ней было задернуто изнутри занавеской. Китти поспешно оглянулась по сторонам, беззвучно, словно призрак, перебежала коридор и ухватилась за ручку двери. Она прислушалась — но за дверью все было тихо. Китти повернула ручку и вошла.
За дверью оказалась палата, небольшая, но светлая, в ней стояла одна койка, окно смотрело на крыши южного Лондона. Косые лучи солнца падали на койку косым ромбом, деля ее ровно пополам. Верхняя часть койки оставалась в тени, как и лицо человека, который на ней спал.
Воздух в палате был пропитан обычными больничными запахами — пахло лекарствами, йодом, антисептиками, — но все это перешибал иной запах, запах гари.
Китти затворила за собой дверь и на цыпочках подкралась к койке. Она посмотрела на Якоба и на глаза снова навернулись слезы.
Сперва она рассердилась на докторов за то, что ему сбрили все волосы. На фига было брить его наголо? Теперь тыщу лет не отрастет а ведь миссис Гирнек так гордилась его черными кудрями! Якоб выглядел так странно — особенно сейчас, когда на его лицо падали эти необычные тени… И только тут до Китти дошло, что это были не тени.
Там, где кожу Якоба защищали волосы, она сохранила свой обычный смугловатый цвет. А все остальное, от основания шеи до линии волос, было исчерчено вертикальными извилистыми полосами, черно-серыми, цвета пепла и горелого дерева. На лице у него не осталось ни единого участка, сохранившего прежний цвет, разве что чуть-чуть на том месте, где были брови. Брови ему действительно сбрили, и на их месте остались два узких коричневато-розовых полумесяца. Но губы, веки, мочки ушей остались обесцвеченными. Лицо Якоба походило теперь больше на какую-то африканскую маску, на личину для карнавального шествия, чем на лицо живого человека.
Грудь Якоба, накрытая больничным одеялом, судорожно вздымалась и опадала. Из губ вырывалось слабое, хриплое дыхание.
Китти коснулась руки, лежащей поверх одеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136