И Гейт был прав, - наполовину наблюдением, наполовину инстинктом Люк почувствовал схему выстрелов, совершаемых Повелением, сложный двойной эллипс с парой скальных поворотов.
Парой, а не одним, как утверждал Гейт.
Увертываясь, падая, маневрируя среди слоев наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.
"Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить".
Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снес один из его двигателей, волоча его за собой…
И все закончилось.
Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.
Она закрыла глаза. Слезы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвется. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приемы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. - Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.
Она повернула голову и подняла взгляд на темную шахту, похожую на перевернутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решетка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звезд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.
Он снова очнулся - или подумал, что очнулся, - в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Ее тело прильнуло к нему, ее бедро касалось тыльной стороны его ноги - а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, - ее рука лежала у него на боку, а ее щека прижималась к его лопатке, словно зверек, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение ее мышц, затаенное горе.
Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто ее предал. Необходимостью справиться одной.
Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнется, она убежит, он повернулся и заключил ее в объятия.
Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.
И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага ее слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.
- Все хорошо, - тихо произнес Люк. Ее волосы, такие жесткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. - Все хорошо.
После долгого молчания она сказала:
- Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.
- Но все равно он решил без тебя.
Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.
- Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло - многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.
- А я до сих пор злюсь на него. И вспомнил слабое, уплывающее ощущение ее в орудийном отсеке, даже меньше, чем призрак.
Скрытая, размытая, измотанная, превращенная усталостью почти в ничто.
- Я удивлен, что ты вообще помогла мне.
- Я не собиралась, - ответила она. Он почувствовал, как она переместила руку, убирая волосы с лица. - На самом-то деле не из ненависти, но… Все казалось таким далеким. Таким нереальным. Все равно как смотреть, как моррты шныряют вокруг обломков скелета корабля.
- И все же ты осталась, - заметил Люк, понимая, что видит сон; понимая, что тепло ее тела, длинные руки и мягкие тонкие волосы и лежавшая у него на плече щека были ее воспоминаниями о ее теле, ее памятью о том, как оно выглядело, воспоминаниями, давно похороненными. - Ты использовала последние остатки Силы для того, чтобы поместить себя в орудийный компьютер, чтобы помешать захватить корабль любому другому. А ведь ты знала, на веки вечные.
Он почувствовал ее вздох у своего плеча.
- Я не могла", позволить кому-либо проникнуть на борт.
- Все эти годы…
- Все было… не так уж плохо, после того как прошло какое-то время. Джинн теоретически обучил нас технике проецирования своего разума во что-то другое, что-то, способное принять разум и сознание, но, похоже, он рассматривал это как трусость. Как боязнь или неохоту перейти на следующую ступень, переправиться на другую сторону. Коль скоро я оказалась в компьютере…
Она покачала головой и как-то неопределенно махнула рукой, словно вспоминая о каком-то опыте, ему неизвестном.
- Через некоторое время мне стало казаться, что так было всю мою жизнь. Что происходившее прежде - Чад, и море, и папа, и наставления Джинна, платформа на Беспине и… и Гейт… - они превратились в своего рода сон. Но трехноги… они немного похожи на тримов с нашей планеты, милых, безвредных, добродушных. Я хотела помочь им. И так обрадовалась, когда ты помог. Это был первый раз, когда я действительно… - действительно увидела тебя. И даже джавасы…
Она снова вздохнула и обняла его крепче. И почему-то форма и сила, и давление ее ладоней содержали в себе ту истину, с которой начиналось все остальное. Он впервые понял, как его друг Ведж Клин мог писать поэмы о бледных перистых волосах Кви Ксукс. Вся разница состояла в том, что это ведь были волосы Кви.
- Люк… - прошептала она, и он склонился к ней и поцеловал ее в губы.
Глава 18
В пульсирующей индиговой темноте Фрамджем Спатен откинул голову назад, так что длинные электрические кабели его светящихся волос стали мести пол, поднял сверкавшие в кровавом свете накожными алмазами руки и завопил. Вопль этот, казалось, поднял его на цыпочки, сотрясая тело с твердыми мускулами в агонии звука, боли и экстаза, когда он откидывал голову, дергал бедрами и тянул кверху пальцы…
- Все эти мускулы действительно были евонные? - гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое белье, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму - крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешевых клубов отсюда до Звездного Конца.
- Разумеется, его, - заверил собеседника Хэн. - Он заплатил за них по двести кредитов за унцию плюс за пересадку, но после этого они бесспорно стали его мускулами.
Танцоры по обе стороны от голограммы Фрамджема были настоящими;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Парой, а не одним, как утверждал Гейт.
Увертываясь, падая, маневрируя среди слоев наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.
"Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить".
Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снес один из его двигателей, волоча его за собой…
И все закончилось.
Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.
Она закрыла глаза. Слезы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвется. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приемы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. - Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.
Она повернула голову и подняла взгляд на темную шахту, похожую на перевернутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решетка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звезд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.
Он снова очнулся - или подумал, что очнулся, - в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Ее тело прильнуло к нему, ее бедро касалось тыльной стороны его ноги - а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, - ее рука лежала у него на боку, а ее щека прижималась к его лопатке, словно зверек, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение ее мышц, затаенное горе.
Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто ее предал. Необходимостью справиться одной.
Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнется, она убежит, он повернулся и заключил ее в объятия.
Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.
И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага ее слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.
- Все хорошо, - тихо произнес Люк. Ее волосы, такие жесткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. - Все хорошо.
После долгого молчания она сказала:
- Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.
- Но все равно он решил без тебя.
Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.
- Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло - многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.
- А я до сих пор злюсь на него. И вспомнил слабое, уплывающее ощущение ее в орудийном отсеке, даже меньше, чем призрак.
Скрытая, размытая, измотанная, превращенная усталостью почти в ничто.
- Я удивлен, что ты вообще помогла мне.
- Я не собиралась, - ответила она. Он почувствовал, как она переместила руку, убирая волосы с лица. - На самом-то деле не из ненависти, но… Все казалось таким далеким. Таким нереальным. Все равно как смотреть, как моррты шныряют вокруг обломков скелета корабля.
- И все же ты осталась, - заметил Люк, понимая, что видит сон; понимая, что тепло ее тела, длинные руки и мягкие тонкие волосы и лежавшая у него на плече щека были ее воспоминаниями о ее теле, ее памятью о том, как оно выглядело, воспоминаниями, давно похороненными. - Ты использовала последние остатки Силы для того, чтобы поместить себя в орудийный компьютер, чтобы помешать захватить корабль любому другому. А ведь ты знала, на веки вечные.
Он почувствовал ее вздох у своего плеча.
- Я не могла", позволить кому-либо проникнуть на борт.
- Все эти годы…
- Все было… не так уж плохо, после того как прошло какое-то время. Джинн теоретически обучил нас технике проецирования своего разума во что-то другое, что-то, способное принять разум и сознание, но, похоже, он рассматривал это как трусость. Как боязнь или неохоту перейти на следующую ступень, переправиться на другую сторону. Коль скоро я оказалась в компьютере…
Она покачала головой и как-то неопределенно махнула рукой, словно вспоминая о каком-то опыте, ему неизвестном.
- Через некоторое время мне стало казаться, что так было всю мою жизнь. Что происходившее прежде - Чад, и море, и папа, и наставления Джинна, платформа на Беспине и… и Гейт… - они превратились в своего рода сон. Но трехноги… они немного похожи на тримов с нашей планеты, милых, безвредных, добродушных. Я хотела помочь им. И так обрадовалась, когда ты помог. Это был первый раз, когда я действительно… - действительно увидела тебя. И даже джавасы…
Она снова вздохнула и обняла его крепче. И почему-то форма и сила, и давление ее ладоней содержали в себе ту истину, с которой начиналось все остальное. Он впервые понял, как его друг Ведж Клин мог писать поэмы о бледных перистых волосах Кви Ксукс. Вся разница состояла в том, что это ведь были волосы Кви.
- Люк… - прошептала она, и он склонился к ней и поцеловал ее в губы.
Глава 18
В пульсирующей индиговой темноте Фрамджем Спатен откинул голову назад, так что длинные электрические кабели его светящихся волос стали мести пол, поднял сверкавшие в кровавом свете накожными алмазами руки и завопил. Вопль этот, казалось, поднял его на цыпочки, сотрясая тело с твердыми мускулами в агонии звука, боли и экстаза, когда он откидывал голову, дергал бедрами и тянул кверху пальцы…
- Все эти мускулы действительно были евонные? - гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое белье, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму - крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешевых клубов отсюда до Звездного Конца.
- Разумеется, его, - заверил собеседника Хэн. - Он заплатил за них по двести кредитов за унцию плюс за пересадку, но после этого они бесспорно стали его мускулами.
Танцоры по обе стороны от голограммы Фрамджема были настоящими;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111