Синтию взял к себе господь; будущее Джерри было устроено… оставался только Норман. Флер внезапно закрыла лицо руками и опустилась на кровать.
Она горячо молилась о будущем Нормана, чтобы он смог обрести покой, освободиться от своих внутренних терзаний…
Флер не знала, как долго просидела в таком положении, но, когда она отняла руки от лица, уже стемнело.
Она не стала раздеваться. Просто продолжала сидеть в вечернем сумраке, наблюдая за тем, как в темнеющем небе одна за другой появлялись звезды.
«Завтра, — думала она, — завтра я отсюда уеду. Я больше не могу выносить эту обстановку. Найду что-нибудь повеселее, посовременнее — есть же не такие унылые гостиницы или пансионы».
Флер написала в свой банк и попросила перевести ее счет из Сифорда в Лондон. Хорошо, что на ее счету было еще достаточно денег, поскольку она покинула Прайори, не получив жалованья.
Флер не могла не сознавать, что если оценивать проведенное ею в Прайори время не в деньгах, она вложила туда больше, чем получила, — свою преданность, привязанность, наконец, любовь…
Этот дом как будто смывал со всех в нем живущих все поверхностное и обнажал самые глубокие чувства — не всегда счастливые, но необычайно сильные.
Устало закрыв глаза, Флер думала: неужели, как Синтию и Нормана, призрак Прайори будет преследовать ее до конца дней? Уж не вампир ли это, питающийся человеческими страданиями?
Внезапно в дверь постучали.
Флер с трудом собралась с мыслями, чтобы ответить, — так глубоко она погрузилась в воспоминания. Потом она встала и открыла дверь.
За дверью стояла горничная — маленькая девушка, походившая в своем переднике с оборками и кокетливой наколке на ребенка в маскарадном костюме.
— К вам гость, мисс.
— Ко мне?! — удивленно воскликнула Флер. — Кто бы это мог быть, ведь уже очень поздно?
— Один джентльмен, мисс. Сейчас почти одиннадцать, и я сама уже собиралась — ложиться, а старые дамы давно улеглись. В гостиной сейчас никого нет.
Не сказав ни слова, Флер начала медленно спускаться по лестнице. Сердце у нее забилось с непреодолимой силой, в нем вспыхнула отрадная надежда.
«Нет! — думала она. — Этого не может быть!»
И все же она молилась, чтобы это было так.
Флер открыла дверь в гостиную. В дальнем ее конце у холодного камина стоял Норман.
Сперва ей показалось, что он стал выше ростом и шире в плечах; он словно возвышался над этой убогой комнатой с ее разношерстной мебелью и китайскими вазами с искусственными цветами.
«Никогда не видела, чтобы он так выглядел», — подумала Флер.
И тут она поняла. Раньше она всегда видела его на фоне Прайори. Вне Прайори Норман приобрел свою собственную значительность; его характер, его личность, так проигрывавшие в сравнении с величественным поместьем, теперь ничто не ущемляло и не искажало.
Он не сделал ни одного движения ей навстречу и не сказал ни слова, пока она не подошла к нему, а потом спросил в своей обычной резкой манере:
— Почему вы бежали?
Сердце у Флер бешено колотилось, во рту пересохло. Она ответила вопросом на вопрос:
— Как вы нашли меня?
— Сегодня утром я позвонил в ваш банк. Там сказали, что вы им писали, и я приехал, как только смог освободиться.
— Мне очень жаль, что я доставила вам… столько беспокойства.
— Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы бежали?
— Я не могу ответить.
Флер опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом.
— Почему?
Этот допрос доставлял Флер такую неизъяснимую радость, что ей хотелось смеяться.
— Я не могу… объяснить.
Норман взял ее за плечи. Она вспомнила вечер в Прайори, когда он так же опустил руки ей на плечи, но сейчас ее реакция была совсем иной.
Она не чувствовала ни смущения, ни страха, только огромную, бесконечную радость, которую нельзя было выразить никакими словами.
— Почему? — повторил Норман.
Флер посмотрела ему в глаза. То, что она увидела в них, в нежном изгибе его твердого рта, заворожило ее.
— Это из-за мальчика? — спросил Норман, но она все еще не могла ничего ответить, и Норман продолжал: — Мне так и показалось, и когда вы уехали, я о многом задумался. Я вспомнил, как вы сказали, что Синтия утратила власть надо мной, способность причинить мне боль; я вспомнил также ваше утверждение, что она и Джерри неразрывно связаны с Прайори. Вы были правы! Я долго не мог это понять, но теперь понимаю. Вы довольны, Флер?
Флер пыталась что-то сказать, согласиться, но не могла вымолвить ни слова. Она так и стояла молча, вся дрожа.
Сквозь тонкий шифон платья она чувствовала твердость его рук и необыкновенно остро ощущала его близость — устремленный на нее взгляд темных глаз и губы, почти касавшиеся ее собственных.
— Мне нужно многое вам сказать, — продолжал он, — и я хочу многое от вас услышать, но прежде всего я скажу вот что. Я не приехал сюда раньше, потому что у меня было одно важное дело. Оно касалось вас.
— Касалось… меня! — повторила Флер.
— Самым непосредственным образом, и меня немного тревожит, как это отразится на нашем будущем, Флер, — вашем и моем.
При этих словах она шевельнулась, и, словно почувствовав, что она хочет освободиться, Норман отпустил ее. Все еще стоя очень близко, но не касаясь ее, он сказал:
— Я перевел Прайори со всем имуществом на имя Джерри Эшвина, сына Синтии, чтобы он получил его по достижении совершеннолетия. Пока не закончилась война, я буду жить там, а часть дома будет использоваться как санаторий для раненых летчиков, — У Флер вырвалось какое-то нечленораздельное восклицание. — Это вы, — продолжал Норман, — дали мне понять ясно и недвусмысленно, что Прайори на самом деле никогда и не был моим. Я мечтал обладать им, но это была всего лишь мечта бедного мальчика, осмелившегося подражать вышестоящим.
— Нет, нет, вы не должны так думать! — к Флер вернулся голос.
Быстрым мягким движением она коснулась его руки, словно желая оградить его от горечи этих мыслей.
— Тогда почему я всегда оказывался недостойным исполнения своих желаний?
Нет, нет! — горячо возразила Флер. — Вы достойны всего самого лучшего. Но как вы не понимаете, что Прайори подавляет вас, принижает, калечит, наконец! Несмотря на все свое очарование, Прайори принадлежит прошлому. Для него нет будущего. Оно застыло в своем совершенстве, для него нет возможности роста, развития, расцвета.
Вся ваша жизнь была непрерывным движением вперед, постоянным служением обществу… но вам еще многое предстоит сделать, многого достичь.
Неужели вы не понимаете, Норман, что этот накопленный веками груз может лишь помешать вашему стремительному взлету?
Теперь вы свободны, независимы, вас ничто не связывает! И я рада… ужасно рада… не только за Джерри, но и за вас. О Норман, как я рада!
Он смотрел в ее разгоревшееся, оживленное лицо, в ее сверкающие глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49