Но я и это стерпел.
Оба Дорсети встретили меня недоумевающими взглядами.
— О какой рабыне он говорит, папа? — спросил сынок.
Дорсети-старший воздел руки к небу.
— Здесь недоразумение, — пропищал он. — Я точно переправлял пятнадцать золотых за рабыню, но увы — так ее и не получил. Моя дражайшая сестра не позаботилась отослать ее с обозом. Вероятно, снабдила ее провожатым из слуг. Скорее всего, обоих схватили разбойники. Какая жалость! Она, правда была красавица, эта Ремина?
Мне оставалось только плюнуть и откланяться. Какое-то время я стоял под стеной их дома и предавался размышлениям. А если быть до конца честным, то попросту проклинал себя за глупую свою нерешительность. Как вдруг из окна угловой башни медленно падает к моим ногам свернутый платок из ванахеймских кружев! Конечно, я узнал его — другого такого не существует на свете. Узоры кружева неповторимы. Именно этот платок я подарил племяннице лесника. Кровь вскипела в моей голове. Человек благородного воспитания не должен позволять себе так явно обнаруживать свою ярость, ругаясь с торгашом. Однако я ворвался в дом Дорсети, по дороге отдубасив пару-тройку его телохранителей.
— Она здесь! — вскричал я, размахивая уликой перед глазами ростовщика. — Она в угловой башне! Ты смел мне соврать, хамская морда?
Тут наемники, числом не менее десятка, обступили меня.
— Нарушение границ собственности, — перечислял Дорсети-младший. — Оскорбление достоинства, угрозы… Вяжите его. Мы на веревке отведем этого зазнайку в городской магистрат.
— Не нужно, мальчик мой. — Дорсети-старший поморщился. — Давай простим его на первый раз. Все-таки он нам — хе-хе — родственник…
Тут уж я просто света не взвидел, потянул меч из ножен, но меня сбили с ног и выбросили за ворота.
Ценою нечеловеческих усилий я смирил уязвленную гордость и обратился в магистрат с жалобой. Чиновник, принявший меня, пожал плечами.
— Для обыска особняка Дорсети у властей нет основания, — изрек он. — Если Дорсети не желает продавать вам свою рабыню — так это его дело, и помочь вам я ничем не могу. Она является его полной собственностью. Если же вы попытаетесь силой ворваться в дом, вас просто убьют или посадят в тюрьму. Возвращайтесь-ка вы, откуда приехали.
Вот и вся история. Остается добавить, что я заплатил за объявление, в котором говорится о работе для опытного следопыта. Но за два дня ты — первый, кто пришел. Если у тебя получится выследить, где Дорсети прячет Ремину, я дам тебе двести золотых. А если ты украдешь ее для меня — получишь тысячу.
Конан присвистнул.
— Даже не знаю, — произнес он задумчиво. — Дельце не из простых. Что ж, завтра посмотрим, что я смогу сделать. Но есть одна заминка…
Герцог и его оруженосец с удивлением посмотрели на варвара, который продолжал говорить ничего не значащую чепуху и при этом знаками приказывал молчать. Поднявшись, он на цыпочках прошел через зал и очутился возле окна, закрытого деревянными ставнями. Затаившись, как барс перед прыжком, Конан внимательно вслушался в шум дождя, а затем неуловимым глазу движением распахнул ставни и обеими руками ухватил за горло человека, стоявшего за окном.
Тот попытался разжать его хватку, но глаза его выкатились, язык высунулся и свесился набок.
— Готов! — воскликнул Гизмунд.
Конан втащил убитого через окно в зал и бросил на пол.
— Разумеется, за вами следили, — сказал он.
— Ты услышал его дыхание? — удивился герцог.
— Нет. Я услышал, как он перестал дышать, когда ты назначил цену, — усмехнулся варвар. — Все-таки это большие деньги.
Носком сапога Конан поддел неподвижное тело и перевернул его лицом вверх.
— Держу пари, что этого парня вы не видели в доме Дорсети, — сказал он.
— Ты его знаешь? — поинтересовался Мироваль, брезгливо морщась.
— Я знаю десятки таких, как он. Это — грязные людишки. У них грязные руки, грязная совесть и грязные мысли в головах. — Конан сплюнул. — Таких — целая орава в любом крупном городе. Лично они никогда не встречаются с тем, кто нуждается в грязных услугах, — обычно их опекает владелец какого-либо борделя. Заказчик платит хозяину, а тот, в свою очередь, направляет на дело подобную дешевку. Они готовы на все что угодно — соглядатайство, убийство под видом грабежа…
— Неужели ты осуждаешь убийство? — с усмешкой проговорил Гизмунд. — Никогда бы не подумал.
— Когда мне нужно убить — я убиваю, — мрачно ответил варвар. — В честном бою и без всяких фокусов. Тем более, не использую таких гнусных штуковин!
С этими словами он вынул из-под одежды мертвеца короткую, полую тростинку, вставил в зубы ее кончик, повернул голову к стене и коротко дунул.
Таракан, бежавший по своим тараканьим делам, застыл, пришпиленный к стене маленьким дротиком, оперением которому служил пучок разноцветной щетины.
— Знатное оружие, — рассмеялся Гизмунд. — А как оно супротив крыс? Действует?
— Такой колючки достаточно, чтобы убить быка, — сказал Конан. — Почти мгновенно. Очень сильный яд. Этот тип мог перебить нас так, что мы бы и не почувствовали.
Герцог Мироваль поднялся из-за стола.
— Я полагаю, вы советуете нам держаться поосторожнее? — спросил он.
— Еще бы! — воскликнул Конан. — Было бы глупо выполнить работу, но лишиться работодателя.
Пристав Гаттерн был в крайнем раздражении. Волосы на его черепе росли редкими клочьями, причем разной длины и цвета — одна прядь успела поседеть целиком, другая — только наполовину, а третья все еще оставалась медно-рыжей, и так — по всей голове! По этой причине пристав редко снимал свою кожаную шапку с наушниками, усыпанную стальными бляхами. Теперь он все-таки сдернул ее и отирал вспотевший лоб застиранным полотняным платком, а это служило верным признаком его скверного настроения.
Труп, пролежавший в зале до утра, двое солдат сволокли во двор и бросили на телегу.
Конан завтракал.
— Добрые люди свинину с капустой запивают непременно пивом! — изрек он, обращаясь к приставу. — А у вас в Аквилонии даже мамалыгу запивают вином. Брось дуться, Гаттерн, — ты не можешь задержать меня по обвинению в убийстве. Я всего лишь защищался.
— По прошлой зиме у меня уже были из-за тебя большие неприятности, — напомнил Гаттерн. — Уезжай.
— На этот раз все обойдется, — заверил его киммериец.
— Не верю. Ты не умеешь жить в городах. Как вышло, что этот парень напал на тебя? Он ведь не из этого района. Он — один из людей Сохо. Вывод — твой труп нужен Сохо. А это значит, что по моему участку начнут шляться чужие головорезы. Пойми, северянин, я этого не хочу.
— Я не ссорился с Сохо, — солгал Конан.
— Значит, кто-то другой заплатил ему за твою голову.
— Чушь! — Варвар разыграл благородное негодование. — Твой долг — защитить меня силой закона, а ты гонишь меня из города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Оба Дорсети встретили меня недоумевающими взглядами.
— О какой рабыне он говорит, папа? — спросил сынок.
Дорсети-старший воздел руки к небу.
— Здесь недоразумение, — пропищал он. — Я точно переправлял пятнадцать золотых за рабыню, но увы — так ее и не получил. Моя дражайшая сестра не позаботилась отослать ее с обозом. Вероятно, снабдила ее провожатым из слуг. Скорее всего, обоих схватили разбойники. Какая жалость! Она, правда была красавица, эта Ремина?
Мне оставалось только плюнуть и откланяться. Какое-то время я стоял под стеной их дома и предавался размышлениям. А если быть до конца честным, то попросту проклинал себя за глупую свою нерешительность. Как вдруг из окна угловой башни медленно падает к моим ногам свернутый платок из ванахеймских кружев! Конечно, я узнал его — другого такого не существует на свете. Узоры кружева неповторимы. Именно этот платок я подарил племяннице лесника. Кровь вскипела в моей голове. Человек благородного воспитания не должен позволять себе так явно обнаруживать свою ярость, ругаясь с торгашом. Однако я ворвался в дом Дорсети, по дороге отдубасив пару-тройку его телохранителей.
— Она здесь! — вскричал я, размахивая уликой перед глазами ростовщика. — Она в угловой башне! Ты смел мне соврать, хамская морда?
Тут наемники, числом не менее десятка, обступили меня.
— Нарушение границ собственности, — перечислял Дорсети-младший. — Оскорбление достоинства, угрозы… Вяжите его. Мы на веревке отведем этого зазнайку в городской магистрат.
— Не нужно, мальчик мой. — Дорсети-старший поморщился. — Давай простим его на первый раз. Все-таки он нам — хе-хе — родственник…
Тут уж я просто света не взвидел, потянул меч из ножен, но меня сбили с ног и выбросили за ворота.
Ценою нечеловеческих усилий я смирил уязвленную гордость и обратился в магистрат с жалобой. Чиновник, принявший меня, пожал плечами.
— Для обыска особняка Дорсети у властей нет основания, — изрек он. — Если Дорсети не желает продавать вам свою рабыню — так это его дело, и помочь вам я ничем не могу. Она является его полной собственностью. Если же вы попытаетесь силой ворваться в дом, вас просто убьют или посадят в тюрьму. Возвращайтесь-ка вы, откуда приехали.
Вот и вся история. Остается добавить, что я заплатил за объявление, в котором говорится о работе для опытного следопыта. Но за два дня ты — первый, кто пришел. Если у тебя получится выследить, где Дорсети прячет Ремину, я дам тебе двести золотых. А если ты украдешь ее для меня — получишь тысячу.
Конан присвистнул.
— Даже не знаю, — произнес он задумчиво. — Дельце не из простых. Что ж, завтра посмотрим, что я смогу сделать. Но есть одна заминка…
Герцог и его оруженосец с удивлением посмотрели на варвара, который продолжал говорить ничего не значащую чепуху и при этом знаками приказывал молчать. Поднявшись, он на цыпочках прошел через зал и очутился возле окна, закрытого деревянными ставнями. Затаившись, как барс перед прыжком, Конан внимательно вслушался в шум дождя, а затем неуловимым глазу движением распахнул ставни и обеими руками ухватил за горло человека, стоявшего за окном.
Тот попытался разжать его хватку, но глаза его выкатились, язык высунулся и свесился набок.
— Готов! — воскликнул Гизмунд.
Конан втащил убитого через окно в зал и бросил на пол.
— Разумеется, за вами следили, — сказал он.
— Ты услышал его дыхание? — удивился герцог.
— Нет. Я услышал, как он перестал дышать, когда ты назначил цену, — усмехнулся варвар. — Все-таки это большие деньги.
Носком сапога Конан поддел неподвижное тело и перевернул его лицом вверх.
— Держу пари, что этого парня вы не видели в доме Дорсети, — сказал он.
— Ты его знаешь? — поинтересовался Мироваль, брезгливо морщась.
— Я знаю десятки таких, как он. Это — грязные людишки. У них грязные руки, грязная совесть и грязные мысли в головах. — Конан сплюнул. — Таких — целая орава в любом крупном городе. Лично они никогда не встречаются с тем, кто нуждается в грязных услугах, — обычно их опекает владелец какого-либо борделя. Заказчик платит хозяину, а тот, в свою очередь, направляет на дело подобную дешевку. Они готовы на все что угодно — соглядатайство, убийство под видом грабежа…
— Неужели ты осуждаешь убийство? — с усмешкой проговорил Гизмунд. — Никогда бы не подумал.
— Когда мне нужно убить — я убиваю, — мрачно ответил варвар. — В честном бою и без всяких фокусов. Тем более, не использую таких гнусных штуковин!
С этими словами он вынул из-под одежды мертвеца короткую, полую тростинку, вставил в зубы ее кончик, повернул голову к стене и коротко дунул.
Таракан, бежавший по своим тараканьим делам, застыл, пришпиленный к стене маленьким дротиком, оперением которому служил пучок разноцветной щетины.
— Знатное оружие, — рассмеялся Гизмунд. — А как оно супротив крыс? Действует?
— Такой колючки достаточно, чтобы убить быка, — сказал Конан. — Почти мгновенно. Очень сильный яд. Этот тип мог перебить нас так, что мы бы и не почувствовали.
Герцог Мироваль поднялся из-за стола.
— Я полагаю, вы советуете нам держаться поосторожнее? — спросил он.
— Еще бы! — воскликнул Конан. — Было бы глупо выполнить работу, но лишиться работодателя.
Пристав Гаттерн был в крайнем раздражении. Волосы на его черепе росли редкими клочьями, причем разной длины и цвета — одна прядь успела поседеть целиком, другая — только наполовину, а третья все еще оставалась медно-рыжей, и так — по всей голове! По этой причине пристав редко снимал свою кожаную шапку с наушниками, усыпанную стальными бляхами. Теперь он все-таки сдернул ее и отирал вспотевший лоб застиранным полотняным платком, а это служило верным признаком его скверного настроения.
Труп, пролежавший в зале до утра, двое солдат сволокли во двор и бросили на телегу.
Конан завтракал.
— Добрые люди свинину с капустой запивают непременно пивом! — изрек он, обращаясь к приставу. — А у вас в Аквилонии даже мамалыгу запивают вином. Брось дуться, Гаттерн, — ты не можешь задержать меня по обвинению в убийстве. Я всего лишь защищался.
— По прошлой зиме у меня уже были из-за тебя большие неприятности, — напомнил Гаттерн. — Уезжай.
— На этот раз все обойдется, — заверил его киммериец.
— Не верю. Ты не умеешь жить в городах. Как вышло, что этот парень напал на тебя? Он ведь не из этого района. Он — один из людей Сохо. Вывод — твой труп нужен Сохо. А это значит, что по моему участку начнут шляться чужие головорезы. Пойми, северянин, я этого не хочу.
— Я не ссорился с Сохо, — солгал Конан.
— Значит, кто-то другой заплатил ему за твою голову.
— Чушь! — Варвар разыграл благородное негодование. — Твой долг — защитить меня силой закона, а ты гонишь меня из города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23