— Ты убийца, — сказал Тульпис. — Как же ты сумел пробраться в Проклятый сад? Всему Аграпуру известно: любой, кто перелезет через ограду, умрет жуткой смертью. Ты видел эти шипы? А эти ядовитые растения? Да там даже пауки дохнут от отравы, настолько ужасен там самый воздух!
— Видишь ли, Тульпис, я в Аграпуре человек новый и многого не знал, — пояснил Конан. — Например, не знал, что в Проклятый сад залезать так опасно, как ты говоришь. Поэтому и залез.
— И? — жадно спросил Тульпис.
— Как видишь, я жив-здоров. Так что приглашаю тебя с собой. Кроме самой хозяйки, есть еще женщины-змейки и наверняка там водится парочка дриад. Нужно расспросить ее.
— А золото и драгоценные камни? — продолжал Тульпис. — Она не лжет, как тебе показалось? Она действительно даст нам все, что обещала?
— Будь ты женщиной, у которой всяких богатств навалом, — разве ты не наградил бы тех, кто принес тебе возлюбленного обратно? — поинтересовался Конан.
Тульпис призадумался.
— Да еще возлюбленного такого тихого, кроткого, заточенного в яйце. Наверняка он будет очень послушным и милым мальчиком, когда вылупится. Нет, Конан, думаю, ты прав — если она не коварна и не так злобна, как прочие представительницы ее племени, она нам с тобой, несомненно, заплатит. Мне хочется прыгать отрадости!
— Только не с яйцом.
Проклятый сад предстал их взору еще более жуткий и угрюмый, чем обычно. Тульпис невольно замедлил шаг, рассматривая голые ветви деревьев, острые длинные шипы, торчащие повсюду на ветках, стрекучие растения, заполняющие все свободное пространство между сводами. Затем он повернулся к своему рослому спутнику:
— Конан, ты уверен, что мы не забираемся туда себе на погибель?
— Уверен, уверен, — сказал Конан. — Я ведь уже побывал там.
— А вдруг что-нибудь изменилось?
— Что могло измениться? — удивился киммериец. — Должна ведь она где-то жить, не так ли! Не станет возлюбленная Феникса обитать в таком отвратительном месте. Нет, все это — лишь видимость для жителей Аграпура, чтобы они не вздумали нарушать покой хозяйки. Дай-ка сюда сверток.
Конан взял сверток с золотым яйцом и повесил его на один из прутьев решетки. Затем подхватил под мышки Тульписа и перебросил его через ограду. Карлик пролетел по воздуху, вопя и дрыгая в полете коротенькими ножками, а затем исчез, едва лишь коснулся земли. Конан улыбнулся и подтянулся наверх.
Внизу все было как прежде: красивые растения, свежий воздух, плеск воды в далеком пруду, где резвились рыбки, и пение фонтанчика. Тульпис сидел на земле, потирая ушибленный зад, и изумленно таращился по сторонам.
— Магия! — прошептал карлик.
Конан спрыгнул вниз, взял сверток, и оба приятеля двинулись по дорожке, туда, где виднелись башенки дворца.
Бронвэг выбежала им навстречу.
Она заранее простирала руки, лицо ее сияло и казалось таким прекрасным, что сердце сжималось от странной боли: мнилось, любое дуновение ветерка, любая мелочь может лишь разрушить это совершенство. Хотелось, чтобы мгновение длилось вечно, — хотелось созерцать красоту до бесконечности…
— Я вернулся, Бронвэг, как и обещал, — торжественным тоном провзгласил Конан.
Он остановился в трех шагах от нее, расставив ноги и приняв горделивую позу. Карлик рядом с киммерийцем тоже застыл с важным видом.
Но на Бронвэг это все не произвело ни малейшего впечатления. Она не отрываясь смотрела на золотое яйцо.
Затем взяла его в руки и прижала к груди. — Что я могу сделать для вас? — спросила она спустя некоторое время.
Тульпис поклонился, а Конан просто сказал:
— Ты обещала одарить меня драгоценными камнями и золотом, если я выполню обещание, — так что принеси десяток-другой изумрудов покрупнее, и мы будем квиты.
Бронвэг повернулась и пошла к своему дворцу. Наряд из птичьих перьев волочился за нею по ступеням.
Тульпис гневно сказал Конану:
— Как ты мог разговаривать с нею подобным тоном — и о подобных низменных вещах? Какие изумруды? Какое золото? Такая красота не должна прикасаться к презренному металлу и к не менее презренным самоцветам. Она должна питаться ароматом божественных трав, она вкушает амброзию — и все ее мысли должны быть так же возвышенны. Ты не имел права загрязнять их своей алчностью. Удивляюсь тебе, киммериец! И ты еще говорил, — правда, ты был тогда исключительно пьян, — что намерен сделаться королем! Да какой из тебя король, если ты не умеешь разговаривать со знатными дамами!
— Я прекрасно умею разговаривать с дамами, будь они хоть знатными, хоть незнатными, — возразил Конан. — И все они оставались довольны.
Тульпис лишь покачал головой.
— Неотесанный варвар, и ничего более. Разговаривать с тобой — попусту терять время.
В этот момент рядом что-то прошуршало. Карлик наклонился и увидел маленькую изумрудную змейку с женским торсом и головкой. Змейка была совсем крошечная, длиной в руку. Ее личико, бледное, с раскосыми зелеными глазами, обрамляли золотые волосы, и такие же золотые полоски обвивали гибкое тело с зеленой чешуей.
— Нага! — воскликнул Тульпис.
— Карлик, — удивленно проговорила нага.
Она обвилась вокруг ноги Тульписа, поднялась повыше, и теперь ее личико раскачивалось на уровне глаз карлика. Крохотные торчащие грудки утыкались в бороду Тульписа.
Харчевник едва не потерял сознание, когда осознал последнее обстоятельство. Он закатил глаза и несколько раз громко лязгнул зубами.
— Насколько я помню, карлики всегда враждовали с нагами, — заговорил Конан.
Тульпис зашипел на него, и нага, повернувшись в сторону киммерийца, оскалила рот, полный острых зубов, и также испустила тихое шипение.
— Мы не враждуем, — кратко пояснил Тульпис.
Нага осторожно прикоснулась губами к щеке
Тульписа, а затем соскользнула обратно на землю и прошептала:
— Приходи, когда захочешь, — я буду ждать…
И исчезла в траве.
Бронвэг появилась почти сразу же после этого. Конан подозревал, что нага потому и скрылась — женщина-змейка почувствовала приближение хозяйки.
Наверняка Бронвэг не слишком радуется, видя, как ее придворные наги заводят романы с гостями мужского пола. Впрочем, теперь все переменится: отныне Бронвэг будет занята новым Фениксом, так что Тульписа ждут увлекательные дни в Проклятом саду.
Бронвэг несла плетеную корзину, в которой лежали, как фрукты, сверкающие самоцветы: изумруды, рубины, сапфиры и несколько кусков хрусталя. Было очевидно, что Бронвэг не понимает истинной стоимости камней в мире людей и оценивает их лишь с точки зрения красоты, потому что хрусталем, самым дешевым из всех, она явно гордилась.
— Смотрите, какой прозрачный, — сказала она, показывая на кусок камня. — А эти так и светятся. Мне нравятся.
— Надеюсь, мы тебя не слишком обедним, если заберем все это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15