С нее текло: на естественном деревянном полу оставались естественные мокрые следы. Она швырнула в меня полотенцем, и я не очень ловко его поймал.
– Вытри меня, Эл, – сказала она. – Тебе очень холодно, да?
– Холодно? – прошептал я.
– Ты все еще одет, – сказала она нетерпеливо. На секунду она вдруг замерла с выражением ужаса на лице. – Ты, случайно, не импотент? – спросила она с подозрением. – Или, может быть, ты из тех, что кончают, глядя в бинокль? Или тебя стихи возбуждают?
– Вот только еще одной Прекрасной бессердечной дамы мне и не хватало, – пробормотал я.
– Что-то вроде
И перед тем как полюбить,
Она дрожала, как листок.
Нравится, Эл?
– Нравится, – кивнул я. – Руди рассказал тебе о письмах?
– О каких письмах? – спросила она с раздражением. – И оставь Руди в покое.
Она направилась ко мне твердыми шагами.
– Ты очень обидишься, если я промочу твой костюм?
Я принял обычные меры предосторожности, чтобы не замочить костюм: я его снял. Затем я завернул ее в полотенце и мягко опустил на кушетку.
Она крепко обняла меня руками и потянула к себе.
В какую-то секунду она была сухая, как штат Техас.
– Эл, – счастливо пробормотала она, перестав теребить мое ухо. – Ты изумителен, земной Эл Крестьянин!
– Не называй меня так, Золушка, – прошептал я, – или я тебя укушу, вот так!
***
Я опять вошел в контору без стука, но на сей раз бинокля в поле зрения не было.
Он глядел на меня сверкающими мрачными глазами, и взгляд этот сам по себе был достаточно грозный.
– Вы нашли мисс Кловис? – сказал он с бешенством в голосе, и, пока говорил, его очки успели запотеть.
Я уселся на край стола и закурил сигарету.
– Вы мне не нравитесь, – сказал я ему откровенно. – Вы паршивый карлик с биноклем!
– Как вы смеете! – Он возмущенно вскочил на ноги, но ворвавшийся на визг голос испортил весь эффект.
– На вас поступила жалоба, – сказал я холодным тоном, каким должен говорить каждый непреклонный полицейский.
– Жалоба? – Голос поднялся на октаву выше, почти перестав быть слышным для уха человека.
– Управление шерифа, – сказал я и кинул перед ним на стол свое удостоверение. – Подсматривать – беда невелика, огласка – вот что страшно.
– Подсматривать? – Он сглотнул.
– Газеты подхватят такой материал, – сказал я. – Женщины ненавидят грязных недоносков, готовых прятаться за каждым кустом, лишь бы подсмотреть, как они раздеваются на ночь.
– Лейтенант! – Он изо всех сил дернул за мочку уха. – Лейтенант. Вы ошибаетесь!
– Я не ошибаюсь, – сказал я презрительно. – Вы думаете, я не узнаю подонка, глядя на него? И этот бинокль…
– Пожалуйста, – сказал он в отчаянии. – Я никому не хотел плохого.., просто вы не понимаете… Я так одинок! – Он разрыдался.
– Оправдываться будете перед судом, – сказал я решительно. – Для меня вы просто ничтожество.
Он изо всех сил дергал себя за ухо, но это наказание он счел недостаточным и, вытащив из ящика стола перьевую ручку, стал тыкать острым концом в тыльную сторону ладони.
– Лейтенант, – его голос задрожал, – простите меня!
Я буду счастлив.., счастлив.., помочь… – В горле у него заклокотало, он выхватил носовой платок и оглушительно высморкался.
– Вы пытаетесь меня подкупить? – спросил я медленно.
Его голова внезапно дернулась.
– Нет, нет, нет, лейтенант!
– Негодяй! – сказал я, с трудом сдерживая смех, делая вид, что обдумываю его предложение. – Хотя…
Перо замерло на полдороге к перепачканной чернилами руке.
– Хотя.., лейтенант, хотя, – с болью в голосе сказал он.
– Мы можем заключить договор, – сказал я. – Вы ответите мне на кое-какие вопросы, а я забуду о том, что вы подсматривали.
– Да! Да! – Его голова замоталась сверху вниз. – Все, все, что угодно.
– Эта Кловис, – сказал я. – Вы подглядывали за ней с самого первого дня?
– Нет, – простонал он, – не правда…
– Заткнитесь! – сказал я холодно. – Еще одна ложь, и я забуду о том, что мы договорились. Вы за ней подглядывали, и я хочу знать, что вы видели.
Его рот приоткрылся.
– Отвечайте на вопросы, – рявкнул я, – и считайте, что вы счастливо отделались. Но если посмеете мне хоть раз солгать, тогда пеняйте на себя, ясно?
– Да, сэр, – сказал он быстро, – я все понял, понял…
– Давно она здесь живет?
– Девять недель, лейтенант. В моей книге есть точная дата, если вы хотите…
– Не важно, – сказал я. – Кто платит ренту?
– Ренту?
– Сделайте вид, что вы не поняли, и я вышибу вам мозги вашим собственным биноклем. Кто платит ренту?
– Конечно, мисс Кловис.
– Чем?
Его лицо передернулось.
– Деньгами, лейтенант. Чем же еще?
– Наличными или чеками?
– Наличными, всегда наличными, – сказал он. – Регулярно, первого числа каждого месяца и, конечно, вперед.
– Чем она занимается целый день? Она ведь не работает?
– Нет, не работает. Она почти все время загорает у бассейна.
При этом воспоминании его водянистые глаза на секунду блеснули.
– Иногда она уходит по вечерам. Однажды она уехала на весь уик-энд, с субботы до утра понедельника.
– Она встречается только с одним мужчиной?
– Да, – уверенно сказал он. – С одним и тем же, лейтенант. Я не знаю, как его зовут, но он красивый мужчина, высокий, да, с черными волосами и маленькими усиками. Иногда мне кажется, что его лицо чем-то очень знакомо мне, но я не могу вспомнить, где я его видел.
– На уик-энд она тоже уезжала с ним?
– Да, с ним. Он, ох, приходит к ней по вечерам. Да, по вечерам.
– А вы не боитесь, что в тех кустах у нее под окном вас когда-нибудь скрутит радикулит или начнутся судороги? – спросил я.
Он нахмурился и осторожно посмотрел поверх моей головы.
– Что вы еще хотите знать, лейтенант? – спросил он.
– Он был здесь вчера вечером?
– Да. Я видел его машину, спортивной модели, около половины одиннадцатого.
– Когда он ушел?
– После одиннадцати, лейтенант! Я не знаю точно, но раньше, чем в половине двенадцатого. К тому времени мисс Кловис уже была в постели.
– Понятно, – сказал я. – Так у нее больше нет никого?
– Нет, – сказал он с сожалением.
– Плохо, – сказал я. – Что-нибудь можете мне еще рассказать о мисс Кловис?
– Больше ничего, лейтенант.
Он с опаской посмотрел на меня.
– Хорошо, – кивнул я.
– Вы сдержите свое слово? – спросил он взволнованно.
– Да, – сказал я. – Но если будет еще жалоба…
– Никогда! – быстро проговорил он.
– Вам пора переходить к практическим занятиям, уважаемый. Немного тренировки – и все получится. – Я осекся: в его глазах было неподдельное отчаяние, и я понял, как сложно жить в собственном мире фантазий, когда бинокль или чье-то освещенное окно с незадернутыми шторами – единственная дверца в реальную жизнь. Прекрасные женщины, спортивные машины, толпы друзей – всем этим он обладал лишь в своем воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30