— А он вспыльчивый, говоришь?
— Ты помнишь Дункана?
Коннал сосредоточенно пытался вспомнить приятелей детства.
— Он был не самым старшим из них, как мне помнится.
— Когда пришли англичане, правил мой отец, а теперь правит Дункан, — объяснил Эндрю.
Шинид много бы дала, чтобы прогнать из глаз мальчишки, устремленных на Коннала, этот страх и эту ненависть.
Конналу было не впервой видеть такое в глазах врагов. Он вышел победителем из этого молчаливого поединка. Эндрю опустил глаза и отступил на шаг. Но не более. Ирландец умел быть стойким, и Коннал восхитился его выдержкой. Мальчиком он делал все, чтобы не подпускать к себе английских завоевателей. Когда-то в бессильной ярости он метал камни из рогатки в человека, которого теперь называет отцом, — в Гейлена Пендрагона. Тогда он ненавидел его, поскольку присутствие англичан в их замке знаменовало конец правления ирландских королей, а значит, отнимало и у него, Коннала, право стать правителем Донегола. Рушились связи, рвались нити, связывающие народ в кланы. Ненависть его раскалилась добела, когда он понял, что матери его вовсе не безразличен этот английский рыцарь. И в тот день, когда играли свадьбу, Коннал поклялся, что убьет его.
Тогда тетушка Коннала сумела убедить его, что у его матери нет выбора и что если она не согласится выйти за Гейлена, то ей найдут другого мужа. Она сказала, что мать его приносит себя в жертву ради них всех. Но именно Гейлен стал надеждой и опорой Донегола, и именно он протянул мальчику руку помощи. Он научил его ратному делу, несмотря на протесты матери, чем завоевал любовь мальчишки. Коннал признавал, что с Гейленом ему повезло. Но вот у этого мальчишки все сложилось по-другому. Он потерял отца — вождя клана — и не понимал того, что англичан не остановить, что, как ни сопротивляйся, они все равно придут на эту землю. Видит Бог, в этом Эндрю и Шинид были весьма похожи.
И он тоже когда-то был таким. А теперь он в глазах этого мальчишки был воплощением зла.
— Кто ты? — вдруг выпалил мальчишка. — Ты говоришь как ирландец.
Коннал сложил руки на груди.
— Может, это оттого, что я и есть ирландец?
— Это Пендрагон, Эндрю, — торопливо заговорила Шинид. — Он…
Глаза мальчишки вспыхнули зеленым огнем.
— Я хорошо знаю, кто он такой, миледи. Но сейчас-то вы англичанин, верно?
— Многие ирландцы служат королю Ричарду.
— Но не многие идут войной на собственный народ, не так ли, милорд? — Мальчишка вдруг отвернулся и сплюнул на землю. — Предатель!
Коннал опустил руки. Побледнев, он смотрел, как мальчишка бросился со всех ног в лес. Слова парня набатом гудели в голове, руки сжимались в кулаки, но лицо его оставалось неподвижным — он научился носить маску безразличия. Но Шинид он не мог обмануть, она видела, как глубоко ранило его слово, брошенное ирландским пареньком. Она сочувствовала Конналу всем сердцем, но подходящих слов не находила. Он должен сам узнать, что не только она считает его чужим в этой стране.
Коннал недолго пребывал в оцепенении. Стряхнув с себя обиду, он быстрым шагом направился к Наджару. Тот доложил ему, что среди солдат Коннала раненых не было, за одним исключением, а как обстояли дела у ирландцев, никто сказать не мог — ребята в балахонах разбежались. Коннал прижал ладонь к ранке на виске. Кровь капала на землю. Пожалуй, не стоило гоняться за этими мальцами, но по поводу набега на деревню необходимо что-то предпринять.
— Брейнор, возьми троих и найди ту деревню, но не входи в нее. — Коннал посмотрел грозному рыцарю в глаза. — Ты их напугаешь. Просто возьми след, и все.
— Будет сделано, милорд. — Брейнор кивнул, жестом подозвал к себе троих всадников, и все четверо скрылись в лесу.
Коннал вернулся к своему коню, вскочил в седло и подъехал к Шинид. Одежда на ней высохла, и волосы тоже.
— Спасибо за то, что послал Брейнора, — произнесла она, согрев его своей улыбкой.
— Ты считаешь меня последним негодяем, — буркнул он.
— Не последним.
Коннал чуть заметно усмехнулся.
— Не надо тебе прибегать к колдовству без особой надобности, Шинид. Можно было найти другой выход.
— Да, но тогда были бы убитые.
Коннал продолжал, будто ее не слышал:
— Я не смогу защитить тебя, если ты всякий раз будешь подвергать свою жизнь опасности.
— Я сама могу о себе позаботиться!
— Возможно, но сейчас ты под моей защитой.
Она хотела продолжить спор, но передумала и поджала губы. Если Коннал предпочитает думать, что он делает ей великое одолжение, пусть так и будет. Мужчинам необходимо периодически демонстрировать свое мужское превосходство. Шинид подъехала к нему поближе и, достав из мешочка на поясе носовой платок, стерла с его виска кровь. Разумеется, она не будет спрашивать у него разрешения использовать свой волшебный дар тогда, когда посчитает это необходимым. К тому же он не имел права требовать от нее послушания.
Коннал смотрел ей в глаза все то время, пока она ухаживала за ним. Голубизна ее глаз, ее запах — розы и пряности — туманили ему мозги, лишали его воли. Внезапно накатившее желание было настолько сильным и острым, что он испугался, что сойдет с ума. Он не понимал, как мог он испытывать злость и раздражение, а через мгновение сгорать от желания к той же женщине! Эта колдунья доведет его до безумия.
— Я знаю место, где мы могли бы провести ночь в безопасности, — тихо проговорила она, внимательно осмотрев его рану. — Надо бы зашить. Пары стежков хватило бы.
Коннал покачал головой, не отрывая глаз от ее пленительных губ.
— Подумаешь, еще один шрам.
— Их много? — спросила она, окинув его взглядом, и открыла небольшую склянку с мазью.
— Да. Однажды ты увидишь их все.
Шинид наложила мазь на порез, и на один миг они встретились глазами. Взгляд его говорил: ты увидишь меня нагим, в постели. И что-то внутри ее сжалось. Желание горячей тугой волной разлилось в ней — так лениво потягивается кот. Ей так захотелось, чтобы он прикоснулся к ней, улыбнулся ей. Голова его склонилась к ее голове, его дыхание коснулось ее губ. Желание густым вином растекалось в крови. Она посмотрела ему в глаза, и нежность его взгляда поглотила ее целиком. Господи, как это несправедливо! Как несправедливо, что он имеет столь грозное оружие против нее! Ибо оружие это было стократ опаснее, чем все его армии, осаждавшие Иерусалим.
Наложив мазь на ранку, она оттолкнула его, спасая себя от очередного приступа слабости.
Коннал поерзал в седле: он чувствовал себя очень неловко и неуютно. В паху у него все напряглось и болело от одного ее прикосновения к его голове.
— Не надо было брать этих людей с собой, чтобы повидаться с Макгиннесом.
Коннал усмехнулся и с неожиданной остротой возжелал, чтобы она хоть раз назвала его по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83