Все улыбались мне. Я ощупал свое лицо — уж не было ли во мне чего-то смешного? Вернее, чего-то более смешного, чем обычно. Но мое лицо было нормальным.
— Спасибо, Шелл, — поблагодарила меня Вандра.
— За что?
— Газеты сообщили, что убийцей был Пол Кларк и что вы разоблачили его. И что вы сожгли... Ну, вы знаете.
Она посмотрела на Холли, сидевшую на краешке постели. Видимо, она и не догадывалась, что Холли была тоже замешана в шантаже. Ну не потеха ли? Она, очевидно, не знала, что на картине, так расстроившей ее, было изображено тело Холли.
— Мне казалось, что вы будете сердиться на меня. — Я перевел взгляд с Вандры на Мэйса. — Ну, я имею в виду публикацию в газете фотографии с той картины.
— Да это просто замечательно, — зажурчала Вандра. — Все как сумасшедшие кинулись смотреть «Тень любви». Я стала знаменитостью. — Она откровенно ликовала.
«Знаменитость, черт! — подумал я. — Детка, знаменитым стало вовсе не твое тело». И я взглянул на Холли.
Она сидела с невинным лицом и незаметно подмигнула мне одним глазом. Я едва не расхохотался.
Мэйс хрипло проговорил:
— Пожалуй, я погорячился насчет тебя.
— Забудь, — успокоил я его. — А как вы узнали, что я сжег пленки? — Я посмотрел на Холли: — Когда капитан Сэмсон был здесь?
— Вчера.
— Надо же как летит время.
Сэм, должно быть, дал сообщение в газеты. И тут мои мысли перескочили на картину, воспроизведенную на первой газетной полосе, и я вспомнил о своем намерении заменить ею мою «Амелию». Да-да, я собирался выбросить «Амелию», как изношенные туфли.
Я открыл рот, чтобы спросить, где, к черту, та картина, но Мэйс опередил меня:
— Кстати, Шелл. — Он называл меня уже Шеллом, а не Скоттом. — Ты получишь свои пять тысяч. Все обошлось как нельзя лучше.
Чтобы я отказался от пяти штук?
— Прекрасно, — откликнулся я. — Замечательно. Спасибо. Та картина... я хотел бы...
— Еще одно, Шелл. Поскольку мои парни устроили погром в твоем офисе, я велел привести его в порядок, и он выглядит как прежде. За исключением Фрэнка Харриса. Его не удалось достать. Но я возместил его книгами Генри Миллера.
— Мой офис? — Мои дела явно шли в гору. — Ну, Мэйс, это здорово. Миллер? Он даже лучше, чем Харрис. Насчет той картины...
— Кстати, о моих мальчиках, — продолжал Мэйс. — Датч оставил нас. Несчастный случай со смертельным исходом. Флем в больнице. Им не следовало действовать по своему усмотрению.
— Да уж. Мэйс, давай решим насчет той картины...
Снова открылась дверь. Я не видел, кто вошел, но услышал:
— Привет, папочка! Как поживает моя деточка? — прокричала она и пересекла палату, покачивая бедрами и непрестанно шевеля своими чувственными губами.
За ней следовала Барбара Фон, не столь восторженная, однако улыбающаяся.
Бог мой! Я начал чувствовать себя властителем гарема.
Конни принесла целую охапку роз и бросила их на стул. Не обращая внимания на присутствующих, она подошла к постели, нагнулась и впилась жаркими губами в мои, предприняв еще одну попытку съесть и переварить меня. В конце концов она подняла голову и возвестила:
— Детка, я от тебя балдею!
Я догадался, что она тоже читала газеты, однако не стал уточнять этого. Мой взгляд уперся в пару фиалковых ледышек под сердито нахмуренными бровями Холли.
Барбара Фон едва коснулась моих губ, что не шло ни в какое сравнение с массажем Констанцы. Я услышал, как фыркнула Холли, когда Барбара обронила несколько слов о том, как она благодарна мне за все и что бы она могла сделать для меня. Но я даже не задумался над столь прельстительной перспективой.
На несколько минут воцарилась суматоха, пока не ушли Конни и Барбара. Вандра и Мэйс тоже собрались покинуть меня.
Холли не двигалась с места.
Но будь я проклят, если позволю Вандре и Мэйсу уйти, пока не договорюсь о той картине, которая должна украсить мою гостиную.
— Так как насчет той картины? — спросил я.
— Какой картины? — переспросил Мэйс.
— Опубликованной в газете.
Он ухмыльнулся, пока Вандра невинно хлопала ресницами, уставившись в окно.
— Мы ее забрали из мастерской, — сказал Мэйс. — И повесим ее у нас. Не в гостиной, конечно. В нашей спальне.
Сукин сын! Они могли бы удовольствоваться одной головой, остальное должно принадлежать мне.
Они направились к выходу, и я окликнул их:
— Эй! Подождите минутку!
Они остановились у двери и обернулись. Я заговорил было, чего хочу, но тут мой взгляд наткнулся на Холли.
Она сидела на краешке постели и, судя по тому, как свирепо она таращилась, явно продолжала думать о Констанце Кармоче. Холли тяжело дышала, и ее белая блузка вздымалась на высоту тридцати шести дюймов и бурно опадала, обрисовывая то, что отнюдь не было мышцами. Ее маленькие кулачки упирались с двух сторон в тонкую талию, а юбка туго обтягивала стройные ноги. Хоть и сильно рассерженная, она была красивой, удивительной и очень привлекательной.
Я посмотрел на Мэйса и сказал:
— Ладно. Не важно.
И они удалились.
Бросив взгляд на Холли, я не мог сдержать улыбки.
В конце концов, что бы я делал с той чужой картиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Спасибо, Шелл, — поблагодарила меня Вандра.
— За что?
— Газеты сообщили, что убийцей был Пол Кларк и что вы разоблачили его. И что вы сожгли... Ну, вы знаете.
Она посмотрела на Холли, сидевшую на краешке постели. Видимо, она и не догадывалась, что Холли была тоже замешана в шантаже. Ну не потеха ли? Она, очевидно, не знала, что на картине, так расстроившей ее, было изображено тело Холли.
— Мне казалось, что вы будете сердиться на меня. — Я перевел взгляд с Вандры на Мэйса. — Ну, я имею в виду публикацию в газете фотографии с той картины.
— Да это просто замечательно, — зажурчала Вандра. — Все как сумасшедшие кинулись смотреть «Тень любви». Я стала знаменитостью. — Она откровенно ликовала.
«Знаменитость, черт! — подумал я. — Детка, знаменитым стало вовсе не твое тело». И я взглянул на Холли.
Она сидела с невинным лицом и незаметно подмигнула мне одним глазом. Я едва не расхохотался.
Мэйс хрипло проговорил:
— Пожалуй, я погорячился насчет тебя.
— Забудь, — успокоил я его. — А как вы узнали, что я сжег пленки? — Я посмотрел на Холли: — Когда капитан Сэмсон был здесь?
— Вчера.
— Надо же как летит время.
Сэм, должно быть, дал сообщение в газеты. И тут мои мысли перескочили на картину, воспроизведенную на первой газетной полосе, и я вспомнил о своем намерении заменить ею мою «Амелию». Да-да, я собирался выбросить «Амелию», как изношенные туфли.
Я открыл рот, чтобы спросить, где, к черту, та картина, но Мэйс опередил меня:
— Кстати, Шелл. — Он называл меня уже Шеллом, а не Скоттом. — Ты получишь свои пять тысяч. Все обошлось как нельзя лучше.
Чтобы я отказался от пяти штук?
— Прекрасно, — откликнулся я. — Замечательно. Спасибо. Та картина... я хотел бы...
— Еще одно, Шелл. Поскольку мои парни устроили погром в твоем офисе, я велел привести его в порядок, и он выглядит как прежде. За исключением Фрэнка Харриса. Его не удалось достать. Но я возместил его книгами Генри Миллера.
— Мой офис? — Мои дела явно шли в гору. — Ну, Мэйс, это здорово. Миллер? Он даже лучше, чем Харрис. Насчет той картины...
— Кстати, о моих мальчиках, — продолжал Мэйс. — Датч оставил нас. Несчастный случай со смертельным исходом. Флем в больнице. Им не следовало действовать по своему усмотрению.
— Да уж. Мэйс, давай решим насчет той картины...
Снова открылась дверь. Я не видел, кто вошел, но услышал:
— Привет, папочка! Как поживает моя деточка? — прокричала она и пересекла палату, покачивая бедрами и непрестанно шевеля своими чувственными губами.
За ней следовала Барбара Фон, не столь восторженная, однако улыбающаяся.
Бог мой! Я начал чувствовать себя властителем гарема.
Конни принесла целую охапку роз и бросила их на стул. Не обращая внимания на присутствующих, она подошла к постели, нагнулась и впилась жаркими губами в мои, предприняв еще одну попытку съесть и переварить меня. В конце концов она подняла голову и возвестила:
— Детка, я от тебя балдею!
Я догадался, что она тоже читала газеты, однако не стал уточнять этого. Мой взгляд уперся в пару фиалковых ледышек под сердито нахмуренными бровями Холли.
Барбара Фон едва коснулась моих губ, что не шло ни в какое сравнение с массажем Констанцы. Я услышал, как фыркнула Холли, когда Барбара обронила несколько слов о том, как она благодарна мне за все и что бы она могла сделать для меня. Но я даже не задумался над столь прельстительной перспективой.
На несколько минут воцарилась суматоха, пока не ушли Конни и Барбара. Вандра и Мэйс тоже собрались покинуть меня.
Холли не двигалась с места.
Но будь я проклят, если позволю Вандре и Мэйсу уйти, пока не договорюсь о той картине, которая должна украсить мою гостиную.
— Так как насчет той картины? — спросил я.
— Какой картины? — переспросил Мэйс.
— Опубликованной в газете.
Он ухмыльнулся, пока Вандра невинно хлопала ресницами, уставившись в окно.
— Мы ее забрали из мастерской, — сказал Мэйс. — И повесим ее у нас. Не в гостиной, конечно. В нашей спальне.
Сукин сын! Они могли бы удовольствоваться одной головой, остальное должно принадлежать мне.
Они направились к выходу, и я окликнул их:
— Эй! Подождите минутку!
Они остановились у двери и обернулись. Я заговорил было, чего хочу, но тут мой взгляд наткнулся на Холли.
Она сидела на краешке постели и, судя по тому, как свирепо она таращилась, явно продолжала думать о Констанце Кармоче. Холли тяжело дышала, и ее белая блузка вздымалась на высоту тридцати шести дюймов и бурно опадала, обрисовывая то, что отнюдь не было мышцами. Ее маленькие кулачки упирались с двух сторон в тонкую талию, а юбка туго обтягивала стройные ноги. Хоть и сильно рассерженная, она была красивой, удивительной и очень привлекательной.
Я посмотрел на Мэйса и сказал:
— Ладно. Не важно.
И они удалились.
Бросив взгляд на Холли, я не мог сдержать улыбки.
В конце концов, что бы я делал с той чужой картиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42