Это барон Адлерштейн-Виндшлосский, в полном параде, является просить руки нашей Христины!
– Христины! – вскричала радостно фрау Иоганна. – Вот так прекрасно! Дочка наша сделала честь своему образованию – другой рыцарь ищет ее руки… и вдобавок еще может ей оставить богатое наследство!
– Кто может, тот и сделает, – возразил мейстер Годфрид. – Как свадебный подарок он отдает фермы и земли Брюно, богатых лесами и пахотной землей. В наследство же ей назначает Вильдшлосс, с его роскошными пастбищами и тремя мельницами, приносящими громадные доходы. Кроме того, замок, вновь отделанный по случаю свадьбы сэра Казимира с молодой баронессой, совсем княжеское жилище. Хотя бриллианты покойной баронессы Валевской, по праву, должны принадлежать ее дочери, но у сэра Казимира есть свои, гораздо большей ценности, доставшиеся ему от его предков: эти-то достанутся все сполна нашей Христине.
– А свадьбу-то какую мы сыграем! – вскричала фрау Иоганна. – Эта-то воистину будет баронская! Сейчас же сбегаю к соседке Софии Лейзберг, – муж ее был маркграфом: она подробно должна знать все формальности, которые следует соблюдать при свадьбах баронских вдов.
Бедная Христина сидела молча, опустив голову и сложив руки. Крупные слезы катились по ее щекам, когда вдруг она вспомнила умоляющим и, вместе с тем, повелительным голосом сказанные ей когда-то слова: «Теперь, малютка, ты меня не прогонишь от себя!» Ей показалось, что тень Эбергарда вышла из неизвестной ей могилы и пришла упрекать ее за то, что она выслушивает новые брачные предложения.
Но в эти дикие времена вдове так необходимо было покровительство мужчины и так часты были тогда вторичные браки, что всякое колебание со стороны женщин считалось слабостью.
К тому же, она хорошо знала, что дядя ее с теткой никогда не поверят, что какое-либо другое чувство, кроме насилия, заставило ее выйти замуж за барона-грабителя; наконец, – так привыкла она к покорности, что только тогда, когда увидала, что тетка ее собирается идти советоваться с соседкой, Христина нашла в себе настолько силы, чтобы вымолвить:
– Постойте, тетушка… мои сыновья…
– Сыновья твои! Э, дитя мое! Лучше этого ты ничего не можешь сделать для их пользы. Ты их великолепно воспитала – это правда, но все-таки ж они слишком молоды, чтобы действовать самостоятельно. Не говорю о Фриделе: он тих и религиозен, хотя и вспыльчив; но барон – это другое дело, он нравом вылитый брат Гуго. Отец твой, Христина, возродился в твоем сыне – Эббо. Может быть, я его за это еще больше люблю, несмотря на мои опасения, но он мне так напоминает Гуго, прежде чем того отдали к оружейному мастеру… с того времени все пошло верх дном.
– Действительно, – сказала взволнованная Христина, – и с Эббо тоже самое было, если бы я дала над ним власть отцу, которого он бы не мог любить.
– Значит, это будет совсем неукротимый характер, – сказал старый бургомистр недовольным тоном. – Никто, более сэра Казимира, не был к нему ласковее, и, конечно, никто кроме него, не сумеет руководить им при дворе и на поле сражений. Юноша этот никогда не был сдерживаем. Я не виню тебя, душа моя, но ты не можешь не согласиться, что ему необходим руководитель.
– Увы, дядюшка, сын мой не ребенок! Он обуздает себя сам, из любви к Богу и к своей матери; но переносить чью бы то ни было власть он никогда не согласиться, в особенности теперь, как его сделали рыцарем, и он считает себя мужчиной. Дядюшка, свадьба эта лишит меня обоих сыновей, потому что душа Фриделя тесно связана с душой Эббо. Умоляю вас, не принуждайте меня в этом деле!..
– Дитя! – вскричал мейстер Годфрид. – Не отказываться же тебе от такой партии из-за упрямого и капризного мальчишки!
– Стой, отец! – сказала фрау Иоганна. – Христина наша кончит тем, что образумится. До сих пор сыновья ее были постоянно с ней, теперь же большую часть времени им придется быть при дворе и в лагере, – они влюбятся, женятся, – а что тогда станется с ней, такой еще молодой и красивой? Она признает, наконец, преимущества иметь мужем могущественного барона и новую семью, растущую около нее.
– Правда, – сказал мейстер Годфрид, – хотя она слишком религиозна и благоразумна, чтобы придавать много цели мирской суете, все-таки ей не может быть не лестно, что сэр Казимир полюбит ее, как настоящий паладин, потому что любовь сорокашестилетнего мужа гораздо прочнее, чем прихоти юности.
– Эбергард любил меня серьезно, – пробормотала Христина, как бы говоря сама с собой.
Но тетка услышала ее.
– К чему такая любовь? – сказала она. – Заставить тебя заключить тайный брак, и впоследствии оставить тебя одну справляться со всеми ужасными последствиями.
– Молчите! – вскричала Христина; щеки ее горели и она гордо подняла голову. – Дорогой мой повелитель любил меня искренно. Никто этого не может знать лучше меня. Я не позволю, чтобы чем-нибудь оскорбляли это благородное и нежное сердце.
– Да, молчи! – возразил мейстер Годфрид, примирительным тоном. – Мир памяти храброго рыцаря Эбергарда! Тетка твоя не думала оскорблять его. Он был бы в восторге, если бы мог знать, как выбор его оправдался и сыновья его попали в такие достойные руки. Сэр Казимир обещал еще выхлопотать для нашего рода дворянскую грамоту, так как мы происходим от древнего Паллонского дома, и хотя я сам мало придаю цены этим вещам, но молодые бароны наверное будут очень довольны этому, – они так стоят за свой герб. Римский король обещает тебя поставить наряду с первыми имперскими баронессами. Короче, милая Христина, не далее, как завтра сэр Казимир приедет сюда для помолвки с тобой, и привезет с собой графа Каульница в качестве свидетеля, я же, со своей стороны, пригласил здешнего префекта.
– Завтра! – вскричала фрау Иоганна – А это вдовье платье? Где достану я что-нибудь, чтобы сменить его на более подходящее? Отец, такой благоразумный человек, как вы, мог бы сообразить лучше. А обед? Необходимо мне сбегать посоветоваться с соседкой Софьей…
– Дорогие родители! – сказала Христина, несколько приободрившись. – Я не могу необдуманно взять на себя такое важное решение – да еще без согласия моих сыновей. Позвольте мне уйти к себе.
– Разумеется, дитя мое. Зрелое размышление докажет тебе, что этот брак – самое лучшее, что только ты можешь желать. Я давно хотел, чтобы ты вышла снова замуж. Однако я не решился тебе предложить брака даже с одним из первых магистратов нашего города, боясь, чтобы молодой барон не оскорбился. Но вдруг явился сэр Казимир; он с ним одной крови и, отличается всеми серьезными качествами настоящего рыцаря и христианина.
В этот момент домой вернулся Эббо. Христина, со слезами на глазах, рассказала ему о лестном предложении сэра Казимира и просила сына, как главу рода Адлерштейнов, самому принять решение по этому важному вопросу, способному так сильно изменить всю их дальнейшую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Христины! – вскричала радостно фрау Иоганна. – Вот так прекрасно! Дочка наша сделала честь своему образованию – другой рыцарь ищет ее руки… и вдобавок еще может ей оставить богатое наследство!
– Кто может, тот и сделает, – возразил мейстер Годфрид. – Как свадебный подарок он отдает фермы и земли Брюно, богатых лесами и пахотной землей. В наследство же ей назначает Вильдшлосс, с его роскошными пастбищами и тремя мельницами, приносящими громадные доходы. Кроме того, замок, вновь отделанный по случаю свадьбы сэра Казимира с молодой баронессой, совсем княжеское жилище. Хотя бриллианты покойной баронессы Валевской, по праву, должны принадлежать ее дочери, но у сэра Казимира есть свои, гораздо большей ценности, доставшиеся ему от его предков: эти-то достанутся все сполна нашей Христине.
– А свадьбу-то какую мы сыграем! – вскричала фрау Иоганна. – Эта-то воистину будет баронская! Сейчас же сбегаю к соседке Софии Лейзберг, – муж ее был маркграфом: она подробно должна знать все формальности, которые следует соблюдать при свадьбах баронских вдов.
Бедная Христина сидела молча, опустив голову и сложив руки. Крупные слезы катились по ее щекам, когда вдруг она вспомнила умоляющим и, вместе с тем, повелительным голосом сказанные ей когда-то слова: «Теперь, малютка, ты меня не прогонишь от себя!» Ей показалось, что тень Эбергарда вышла из неизвестной ей могилы и пришла упрекать ее за то, что она выслушивает новые брачные предложения.
Но в эти дикие времена вдове так необходимо было покровительство мужчины и так часты были тогда вторичные браки, что всякое колебание со стороны женщин считалось слабостью.
К тому же, она хорошо знала, что дядя ее с теткой никогда не поверят, что какое-либо другое чувство, кроме насилия, заставило ее выйти замуж за барона-грабителя; наконец, – так привыкла она к покорности, что только тогда, когда увидала, что тетка ее собирается идти советоваться с соседкой, Христина нашла в себе настолько силы, чтобы вымолвить:
– Постойте, тетушка… мои сыновья…
– Сыновья твои! Э, дитя мое! Лучше этого ты ничего не можешь сделать для их пользы. Ты их великолепно воспитала – это правда, но все-таки ж они слишком молоды, чтобы действовать самостоятельно. Не говорю о Фриделе: он тих и религиозен, хотя и вспыльчив; но барон – это другое дело, он нравом вылитый брат Гуго. Отец твой, Христина, возродился в твоем сыне – Эббо. Может быть, я его за это еще больше люблю, несмотря на мои опасения, но он мне так напоминает Гуго, прежде чем того отдали к оружейному мастеру… с того времени все пошло верх дном.
– Действительно, – сказала взволнованная Христина, – и с Эббо тоже самое было, если бы я дала над ним власть отцу, которого он бы не мог любить.
– Значит, это будет совсем неукротимый характер, – сказал старый бургомистр недовольным тоном. – Никто, более сэра Казимира, не был к нему ласковее, и, конечно, никто кроме него, не сумеет руководить им при дворе и на поле сражений. Юноша этот никогда не был сдерживаем. Я не виню тебя, душа моя, но ты не можешь не согласиться, что ему необходим руководитель.
– Увы, дядюшка, сын мой не ребенок! Он обуздает себя сам, из любви к Богу и к своей матери; но переносить чью бы то ни было власть он никогда не согласиться, в особенности теперь, как его сделали рыцарем, и он считает себя мужчиной. Дядюшка, свадьба эта лишит меня обоих сыновей, потому что душа Фриделя тесно связана с душой Эббо. Умоляю вас, не принуждайте меня в этом деле!..
– Дитя! – вскричал мейстер Годфрид. – Не отказываться же тебе от такой партии из-за упрямого и капризного мальчишки!
– Стой, отец! – сказала фрау Иоганна. – Христина наша кончит тем, что образумится. До сих пор сыновья ее были постоянно с ней, теперь же большую часть времени им придется быть при дворе и в лагере, – они влюбятся, женятся, – а что тогда станется с ней, такой еще молодой и красивой? Она признает, наконец, преимущества иметь мужем могущественного барона и новую семью, растущую около нее.
– Правда, – сказал мейстер Годфрид, – хотя она слишком религиозна и благоразумна, чтобы придавать много цели мирской суете, все-таки ей не может быть не лестно, что сэр Казимир полюбит ее, как настоящий паладин, потому что любовь сорокашестилетнего мужа гораздо прочнее, чем прихоти юности.
– Эбергард любил меня серьезно, – пробормотала Христина, как бы говоря сама с собой.
Но тетка услышала ее.
– К чему такая любовь? – сказала она. – Заставить тебя заключить тайный брак, и впоследствии оставить тебя одну справляться со всеми ужасными последствиями.
– Молчите! – вскричала Христина; щеки ее горели и она гордо подняла голову. – Дорогой мой повелитель любил меня искренно. Никто этого не может знать лучше меня. Я не позволю, чтобы чем-нибудь оскорбляли это благородное и нежное сердце.
– Да, молчи! – возразил мейстер Годфрид, примирительным тоном. – Мир памяти храброго рыцаря Эбергарда! Тетка твоя не думала оскорблять его. Он был бы в восторге, если бы мог знать, как выбор его оправдался и сыновья его попали в такие достойные руки. Сэр Казимир обещал еще выхлопотать для нашего рода дворянскую грамоту, так как мы происходим от древнего Паллонского дома, и хотя я сам мало придаю цены этим вещам, но молодые бароны наверное будут очень довольны этому, – они так стоят за свой герб. Римский король обещает тебя поставить наряду с первыми имперскими баронессами. Короче, милая Христина, не далее, как завтра сэр Казимир приедет сюда для помолвки с тобой, и привезет с собой графа Каульница в качестве свидетеля, я же, со своей стороны, пригласил здешнего префекта.
– Завтра! – вскричала фрау Иоганна – А это вдовье платье? Где достану я что-нибудь, чтобы сменить его на более подходящее? Отец, такой благоразумный человек, как вы, мог бы сообразить лучше. А обед? Необходимо мне сбегать посоветоваться с соседкой Софьей…
– Дорогие родители! – сказала Христина, несколько приободрившись. – Я не могу необдуманно взять на себя такое важное решение – да еще без согласия моих сыновей. Позвольте мне уйти к себе.
– Разумеется, дитя мое. Зрелое размышление докажет тебе, что этот брак – самое лучшее, что только ты можешь желать. Я давно хотел, чтобы ты вышла снова замуж. Однако я не решился тебе предложить брака даже с одним из первых магистратов нашего города, боясь, чтобы молодой барон не оскорбился. Но вдруг явился сэр Казимир; он с ним одной крови и, отличается всеми серьезными качествами настоящего рыцаря и христианина.
В этот момент домой вернулся Эббо. Христина, со слезами на глазах, рассказала ему о лестном предложении сэра Казимира и просила сына, как главу рода Адлерштейнов, самому принять решение по этому важному вопросу, способному так сильно изменить всю их дальнейшую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73