– Вот этого-то я и не могу понять, над этим все время и думаю.
– Если над этим думаете вы, можете вообразить, как над этим думала я. Пока не убедилась, что поступаю правильно.
– Значит, вы изменились до неузнаваемости. Год назад превыше всего вы ценили свободу и хотели одного – видеть жизнь.
– Я видела достаточно, – сказала Изабелла. – Должна признаться, что жизненные просторы не кажутся мне столь уж заманчивыми.
– Кто же говорит, что они заманчивы. Но я полагал, что, обратив на них благосклонный взор, вы решили обозреть все поле жизни.
–. Я убедилась, что нельзя задаваться такой недостижимой целью. Надо выбрать какой-то уголок и его возделывать.
– Совершенно с вами согласен. Но уголок надо выбрать, по возможности, тщательнее. Когда я читал этой зимой ваши прелестные письма, мог ли я предположить, что вы в это время выбираете? Вы не обмолвились об этом ни словом, и мое внимание было усыплено.
– Могли ли вы ожидать, что я стану писать вам о подобных вещах? Да и кроме того, я не заглядывала вперед. Все решилось совсем недавно. А что бы вы сделали, если бы внимание ваше не было усыплено?
– Сказал бы вам: «Подожди еще немного».
– Подождать чего?
– Чтобы все прояснилось, – проговорил с какой-то нелепой улыбкой Ральф, засовывая руки в карманы.
– Кто же должен был прояснить мне это? Не вы ли?
– Возможно, мне удалось бы пролить луч-другой.
Изабелла успела уже снять перчатки, теперь она разглаживала их у себя на коленях. Но ласковость жеста была машинальной, выражение ее лица вовсе не отличалось миролюбием.
– Вы ходите вокруг да около, Ральф. Мистер Озмонд вам не нравится, вы это хотите сказать и вместе с тем боитесь.
– «Ударил бы – и все-таки боюсь!». Да, ударил бы, но его, не вас. А боюсь я вас. Если вы выйдете за него замуж, все, что я скажу, будет очень для меня неблагоприятно.
– Если я выйду за него замуж? Неужели вы надеетесь меня отговорить?
– Вам, конечно, это кажется в высшей степени бессмысленным?
– Нет, – ответила Изабелла, помолчав, – мне кажется это в высшей степени трогательным.
– Что, в сущности, одно и то же. Я так смешон, что вы меня жалеете.
Она снова принялась разглаживать свои длинные перчатки.
– Я знаю, как сильно вы ко мне привязаны, и не могу от этого отрешиться.
– Бога ради, не надо. Имейте это всегда в виду. Пусть это убедит вас, как горячо я желаю вам добра.
– И как мало мне доверяете!
Последовала секунда молчания – казалось, даже теплый полдень замер и слушает.
– Вам я доверяю, но не ему, – ответил Ральф.
Изабелла подняла глаза и посмотрела на него настороженно, испытующе.
– Вот вы и сказали наконец. Я рада, что вы так ясно выразили свою мысль. Но вы за это поплатитесь.
– Надеюсь, что нет – если только вы будете справедливы.
– Я очень справедлива, – сказала Изабелла, – и вот лучшее тому доказательство – я на вас не сержусь. Не сержусь, нет, хотя сама не понимаю, как это возможно. Когда вы начали говорить, я сердилась, а потом перестала. Пожалуй, мне и следовало бы, но мистер Озмонд на этот счет другого мнения. Он хочет, чтобы я все знала; этим он мне и нравится. Я знаю, вы не стремитесь ничего выиграть. Я никогда не обнадеживала вас, поэтому вам незачем желать, чтобы я не выходила замуж. И советы ваши хороши, я не раз в этом убеждалась. Нет, я очень спокойна, и я верю в проницательность вашего ума, – продолжала она, гордясь своим спокойствием, а между тем с трудом сдерживая возбуждение. Изабелле страстно хотелось быть справедливой, и Ральфа тронуло это до глубины души, подействовало на него, как ласка от существа, которому он причинил боль. Ему захотелось прервать разговор, успокоить Изабеллу; какое-то мгновение он был чудовищно непоследователен, готов был взять назад все, что уже сказал, но она лишила его этой возможности, она продолжала, ибо, уловив, как ей казалось, в чем суть ее героической роли, желала доиграть ее до конца. – Насколько я понимаю, у вас есть какие-то особые соображения, и мне хотелось бы их услышать. Верю, все, что вы скажете, будет вполне бескорыстно, – я это чувствую. Странно, казалось бы, обсуждать вещи, не подлежащие обсуждению, и, конечно, я заранее предупреждаю вас, что, если вы надеетесь меня отговорить, вам лучше сразу от этого отказаться. Вы не сдвинете меня ни на волос, – слишком поздно. Как вы сами изволили сказать, я поймана. Разумеется, потом вам неприятно будет вспоминать наш разговор, но это будет делом вашей собственной совести. От меня вы не услышите ни слова упрека.
– В этом я не сомневаюсь, – сказал Ральф. – Мне и в голову не приходило, что вы можете так выйти замуж.
– А как, по-вашему, я должна выйти замуж?
– Едва ли я, смогу ответить на ваш вопрос. У меня на этот счет не столько положительное, сколько отрицательное мнение. Я никогда не думал, что вы отдадите предпочтение человеку такого типа.
– Чем же вам не нравится тип мистера Озмонда, если только выражение это здесь уместно? Я в мистере Озмонде вижу прежде всего независимую, оригинальную личность, – заявила Изабелла. – Что вы знаете о нем плохого? Да вы и самого-то его почти не знаете.
– Не спорю, – сказал Ральф, – я знаю его недостаточно и признаюсь, что не располагаю ни единым фактом, который изобличал бы в нем злодея, тем не менее меня не покидает чувство, что вы готовы совершить очень рискованный шаг.
– Брак всегда очень рискованный шаг; мистер Озмонд тоже рискует многим, не я одна.
– Это дело его! Если ему страшно, пусть он от вас отступится, и я возблагодарю судьбу.
Изабелла откинулась в кресле и, сложив руки, смотрела на своего кузена.
– Боюсь, что не понимаю вас, – холодно проговорила она наконец. – Не понимаю, что вы этим хотите сказать.
– Я думал, вы выйдете замуж за человека более значительного.
Тон ее, как я уже сказал, был холоден, но при этих словах краска бросилась ей в лицо и разлилась, как пламя.
– Для кого более значительного? Мне кажется, достаточно того, что муж значителен для своей жены.
В свою очередь покраснел и Ральф; положение его было чрезвычайно неловким. Внешне он тут же из него вышел: распрямился, подался вперед, оперся ладонями о колени. Он сидел, не поднимая глаз, с таким видом, будто о чем-то почтительно раздумывает.
– Сейчас я объясню вам, что я хотел сказать.
Ральф был взволнован, полон нетерпения; теперь, когда первое слово было уже произнесено, ему хотелось высказать все. Но хотелось сделать это как можно деликатнее. Изабелла подождала немного, потом заговорила очень свысока.
– Во всем, что заставляет нас ценить людей, мистер Озмонд заслуживает пальмы первенства. На свете, может быть, и есть натуры более благородные, но мне их видеть не довелось. Мистер Озмонд превосходит всех, кого я знаю; для меня он достаточно хорош, и достаточно умен, и достаточно интересен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231