И сейчас как раз наступило такое время.
Так хозяин таверны и объявил некоему толстяку, который пожелал остановиться в «Сердце и гвозде» на одну ночь.
– Сегодня не подходящая лунная фаза для того, чтобы сдавать эту комнату, а прочие все заняты.
Толстяк смотрел на хозяина гневно. Толстяк отдувался, обмахивался большим синим платком, и казалось, что каждая крупная капля пота на его складчатом лбу отливает индиго.
– Мне ведь нужно где-то переночевать? – вопросил толстяк.
Хозяин ответил утвердительно.
– А здесь, если только вывеска не лжет, – постоялый двор? – продолжал настаивать толстяк.
– Именно так, господин хороший, но у меня все комнаты сейчас действительно заняты, кроме одной, а нынче не подходящая фаза…
Хозяин оказался человеком не менее упорным, нежели постоялец.
– Если пожелаете, могу приготовить для вас постель в общем зале, – добавил он. – Двое господ уже согласились, так почему бы не согласиться и вам?
– Проклятье! – взревел толстяк. – По-вашему, мне стоит равнять себя с какими-то извозчиками, что спят у вас на полатях вповалку? За кого вы меня принимаете? У меня есть деньги!
– Господин хороший, – терпеливо произнес хозяин, – я не могу взять ваши деньги, потому что, ежели я сдам вам ту комнату, вы сами же потребуете эти деньги назад… Если вообще сможете что-то требовать, – прибавил он многозначительно.
– Да что там у вас в этой комнате? – вопросил толстяк. – И если «оно» там существует, почему вы от «него» не избавитесь? Клопы там, что ли?
Хозяин вздохнул.
– Клопы, господин хороший, никак не зависят от лунных фаз…
И вполголоса заключил:
– Нет, у меня там призрак…
Толстяк сперва ошеломленно молчал, а потом широко разинул рот, словно намеревался проглотить хозяина вместе с его фартуком, засаленной повязкой на голове и встревоженной физиономией.
Наконец, обретя дар речи, толстяк внушительно произнес:
– Послушайте, милейший. Меня зовут Маргофрон. Тесьма, ленты, пуговицы. Пятнадцать лет неустанного труда. И вот наконец у меня достало известности и средств сделать заказ у королевских мастериц. Вам понятно, что это означает?
Хозяин кивнул:
– Что вы потратили кучу денег и намерены как можно скорее забрать готовые изделия, дабы выставить их в своем магазине с соответствующим сертификатом. Это поднимет ваш престиж и все такое.
– Именно. – Маргофрон шумно выдохнул. – Вы точно все поняли. Я сам настаивал на том, чтобы заказ был выполнен точно в срок. И забрать его я обязан точно в срок.
– И это мне ясно, господин Маргофрон. Непонятно только одно: каким образом ночь, проведенная в общей комнате, помешает вам исполнить ваше намерение?
– Да таким, что после спанья на полу я проснусь весь измятый и мне придется полдня приводить себя в порядок… Так что сдайте мне свою «нехорошую» комнату, и покончим на этом!
– Боюсь, что после ночи в той комнате вы вообще не проснетесь, – брякнул хозяин и выложил перед Маргофроном ключи. – Впрочем, не смею вас отговаривать. Денег я не возьму. Мне искренне жаль вас, мой господин. Вы поступаете весьма опрометчиво.
Маргофрон буркнул что-то невнятное, сцапал ключи и затопал наверх по лестнице.
Ничего странного в комнате он не заметил. Кровать широкая и удобная, окно со ставнями, и засов достаточно крепкий. Толстяк повалился на кровать, заложил руки за голову. Поворочался немного, привыкая к новому матрасу.
Для Маргофрона всегда составляло некоторую трудность обживать новые матрасы. К счастью, ему нечасто доводилось путешествовать. Обычно этим занимались его доверенные лица.
Но нынешний случай – особый. Заказ из королевского дворца! Придворный композитор, конечно, немало помог…
Хорошо иметь связи. Вероятно, связи – лучшее из всего, что дала Маргофрону Академия. Если не считать, конечно, славных воспоминаний юности.
Маргофрону не спалось. Завтра он увидит столицу, дворец! Он договорился о том, что остановится у Эмери. Проживет день или два.
Жаль, что Эмери так и не женился. Видный был парень. И с характером. Наверное, слишком многого хочет от жизни. Разыскивал себе такую женщину, чтобы полностью отвечала идеалам; а разве такую найдешь?
Маргофрон, например, это давно понял и женился на первой же из тех, что более-менее ему подходила. И доволен. Даже, можно сказать, счастлив.
Детей у него трое. Три дочки. Все три – тощие, как хворостины, так что даже на людях с ними показаться неудобно: создается впечатление, будто отец съедает всю пищу, какая только находится в доме, и неудержимо жиреет, в то время как домочадцы его чахнут с голоду.
Разумеется, это не так: все три девицы обладают завидным аппетитом. Просто сложением пошли в мать. Не толстеют, и все!
Маргофрон улыбнулся, думая о дочерях. Старшая и младшая – мастерицы. Уже сейчас пуговицы и ленты их работы раскупают лучше, чем привозные. Средняя – со странностями. Иногда вдруг на нее найдет, и она по целым дням рисует узоры дивной красоты. А то вдруг бродит скучная.
Маргофрон предполагал отправить ее в Академию. Потом, когда войдет в возраст. Сейчас все три еще малы для того, чтобы покинуть родительский дом.
Надо будет купить для них подарков. Альбомы, шелковые нити, кисти. И какие-нибудь наряды. Эмери подскажет, где лучше взять.
В таких приятных мыслях к нему наконец пришла дрема. Он смежил веки и погрузился в спокойный сон.
Маргофрон не мог бы сказать, как долго продолжалось забытье. Внезапно он пробудился. В комнате было темно. Маргофрон вспомнил о том, что забыл закрыть ставни. Точно: отметил про себя, что ставни наличествуют и что засовы – и на ставнях, и на двери – прочные, а вот задвинуть забыл. Надо бы восполнить это упущение. Хозяин все-таки недаром намекал… В темноте предостережения всплыли в памяти и вдруг показались куда менее смехотворными, нежели в зале, полном народу, да еще при зажженных лампах.
Маргофрон пошевелился на кровати, чтобы встать и выполнить свое намерение, как вдруг кто-то рядом с ним встревоженно произнес:
– Кто здесь?
Этого оказалось достаточно, чтобы Маргофрон подскочил на месте и сипло взвизгнул:
– Ай!
Тот, второй, казался испуганным ничуть не менее. Он шарахнулся от толстяка и принялся шлепать ладонями по стене – явно в поисках выхода. Но дверь почему-то никак не могла найтись.
Маргофрон сел, матрас скрипнул. Толстяк нащупал лампу и трясущимися руками зажег ее. Огонек запрыгал по комнате, распугивая тени, и Маргофрон увидел человека, забившегося в угол.
Человек этот был невысоким, крепкого сложения, лет тридцати. Внешность его казалась весьма неказистой, и вообще он принадлежал к числу людей, с которыми можно было бы не считаться. Можно – если бы не длинная шпага, висевшая у него на боку.
При слабеньком свете лампы рассмотрев Маргофрона с его красным, лоснящимся от пота лицом, человек нахмурился и шагнул на середину комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Так хозяин таверны и объявил некоему толстяку, который пожелал остановиться в «Сердце и гвозде» на одну ночь.
– Сегодня не подходящая лунная фаза для того, чтобы сдавать эту комнату, а прочие все заняты.
Толстяк смотрел на хозяина гневно. Толстяк отдувался, обмахивался большим синим платком, и казалось, что каждая крупная капля пота на его складчатом лбу отливает индиго.
– Мне ведь нужно где-то переночевать? – вопросил толстяк.
Хозяин ответил утвердительно.
– А здесь, если только вывеска не лжет, – постоялый двор? – продолжал настаивать толстяк.
– Именно так, господин хороший, но у меня все комнаты сейчас действительно заняты, кроме одной, а нынче не подходящая фаза…
Хозяин оказался человеком не менее упорным, нежели постоялец.
– Если пожелаете, могу приготовить для вас постель в общем зале, – добавил он. – Двое господ уже согласились, так почему бы не согласиться и вам?
– Проклятье! – взревел толстяк. – По-вашему, мне стоит равнять себя с какими-то извозчиками, что спят у вас на полатях вповалку? За кого вы меня принимаете? У меня есть деньги!
– Господин хороший, – терпеливо произнес хозяин, – я не могу взять ваши деньги, потому что, ежели я сдам вам ту комнату, вы сами же потребуете эти деньги назад… Если вообще сможете что-то требовать, – прибавил он многозначительно.
– Да что там у вас в этой комнате? – вопросил толстяк. – И если «оно» там существует, почему вы от «него» не избавитесь? Клопы там, что ли?
Хозяин вздохнул.
– Клопы, господин хороший, никак не зависят от лунных фаз…
И вполголоса заключил:
– Нет, у меня там призрак…
Толстяк сперва ошеломленно молчал, а потом широко разинул рот, словно намеревался проглотить хозяина вместе с его фартуком, засаленной повязкой на голове и встревоженной физиономией.
Наконец, обретя дар речи, толстяк внушительно произнес:
– Послушайте, милейший. Меня зовут Маргофрон. Тесьма, ленты, пуговицы. Пятнадцать лет неустанного труда. И вот наконец у меня достало известности и средств сделать заказ у королевских мастериц. Вам понятно, что это означает?
Хозяин кивнул:
– Что вы потратили кучу денег и намерены как можно скорее забрать готовые изделия, дабы выставить их в своем магазине с соответствующим сертификатом. Это поднимет ваш престиж и все такое.
– Именно. – Маргофрон шумно выдохнул. – Вы точно все поняли. Я сам настаивал на том, чтобы заказ был выполнен точно в срок. И забрать его я обязан точно в срок.
– И это мне ясно, господин Маргофрон. Непонятно только одно: каким образом ночь, проведенная в общей комнате, помешает вам исполнить ваше намерение?
– Да таким, что после спанья на полу я проснусь весь измятый и мне придется полдня приводить себя в порядок… Так что сдайте мне свою «нехорошую» комнату, и покончим на этом!
– Боюсь, что после ночи в той комнате вы вообще не проснетесь, – брякнул хозяин и выложил перед Маргофроном ключи. – Впрочем, не смею вас отговаривать. Денег я не возьму. Мне искренне жаль вас, мой господин. Вы поступаете весьма опрометчиво.
Маргофрон буркнул что-то невнятное, сцапал ключи и затопал наверх по лестнице.
Ничего странного в комнате он не заметил. Кровать широкая и удобная, окно со ставнями, и засов достаточно крепкий. Толстяк повалился на кровать, заложил руки за голову. Поворочался немного, привыкая к новому матрасу.
Для Маргофрона всегда составляло некоторую трудность обживать новые матрасы. К счастью, ему нечасто доводилось путешествовать. Обычно этим занимались его доверенные лица.
Но нынешний случай – особый. Заказ из королевского дворца! Придворный композитор, конечно, немало помог…
Хорошо иметь связи. Вероятно, связи – лучшее из всего, что дала Маргофрону Академия. Если не считать, конечно, славных воспоминаний юности.
Маргофрону не спалось. Завтра он увидит столицу, дворец! Он договорился о том, что остановится у Эмери. Проживет день или два.
Жаль, что Эмери так и не женился. Видный был парень. И с характером. Наверное, слишком многого хочет от жизни. Разыскивал себе такую женщину, чтобы полностью отвечала идеалам; а разве такую найдешь?
Маргофрон, например, это давно понял и женился на первой же из тех, что более-менее ему подходила. И доволен. Даже, можно сказать, счастлив.
Детей у него трое. Три дочки. Все три – тощие, как хворостины, так что даже на людях с ними показаться неудобно: создается впечатление, будто отец съедает всю пищу, какая только находится в доме, и неудержимо жиреет, в то время как домочадцы его чахнут с голоду.
Разумеется, это не так: все три девицы обладают завидным аппетитом. Просто сложением пошли в мать. Не толстеют, и все!
Маргофрон улыбнулся, думая о дочерях. Старшая и младшая – мастерицы. Уже сейчас пуговицы и ленты их работы раскупают лучше, чем привозные. Средняя – со странностями. Иногда вдруг на нее найдет, и она по целым дням рисует узоры дивной красоты. А то вдруг бродит скучная.
Маргофрон предполагал отправить ее в Академию. Потом, когда войдет в возраст. Сейчас все три еще малы для того, чтобы покинуть родительский дом.
Надо будет купить для них подарков. Альбомы, шелковые нити, кисти. И какие-нибудь наряды. Эмери подскажет, где лучше взять.
В таких приятных мыслях к нему наконец пришла дрема. Он смежил веки и погрузился в спокойный сон.
Маргофрон не мог бы сказать, как долго продолжалось забытье. Внезапно он пробудился. В комнате было темно. Маргофрон вспомнил о том, что забыл закрыть ставни. Точно: отметил про себя, что ставни наличествуют и что засовы – и на ставнях, и на двери – прочные, а вот задвинуть забыл. Надо бы восполнить это упущение. Хозяин все-таки недаром намекал… В темноте предостережения всплыли в памяти и вдруг показались куда менее смехотворными, нежели в зале, полном народу, да еще при зажженных лампах.
Маргофрон пошевелился на кровати, чтобы встать и выполнить свое намерение, как вдруг кто-то рядом с ним встревоженно произнес:
– Кто здесь?
Этого оказалось достаточно, чтобы Маргофрон подскочил на месте и сипло взвизгнул:
– Ай!
Тот, второй, казался испуганным ничуть не менее. Он шарахнулся от толстяка и принялся шлепать ладонями по стене – явно в поисках выхода. Но дверь почему-то никак не могла найтись.
Маргофрон сел, матрас скрипнул. Толстяк нащупал лампу и трясущимися руками зажег ее. Огонек запрыгал по комнате, распугивая тени, и Маргофрон увидел человека, забившегося в угол.
Человек этот был невысоким, крепкого сложения, лет тридцати. Внешность его казалась весьма неказистой, и вообще он принадлежал к числу людей, с которыми можно было бы не считаться. Можно – если бы не длинная шпага, висевшая у него на боку.
При слабеньком свете лампы рассмотрев Маргофрона с его красным, лоснящимся от пота лицом, человек нахмурился и шагнул на середину комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145