Несколько раз посылал он в Теплиц узнать, не идет ли на помощь корпус Раевского, но никто не показывался. Силы таяли, таяли и боеприпасы.
Вандам подвел к полю.битвы все свои тридцать пять тысяч солдат и восемьдесят орудий. К счастью, местоположение не позволяло ему развернуть весь корпус в боевой порядок. Но количество войск вселяло несомненную уверенность в победе, если бы успех зависел только от числа солдат, а не от нравственного состояния войск. Сражение достигло высшей степени упорства и перешло в рукопашный бой.
Но вот позади, при выходе из ущелья, засветились медные каски русских кирасир, заиграли трубы, и вместе с этими звуками блеснула искра надежды в сердце каждого солдата. Из ущелья длинной колонной потянулись конные латники, приспевшие раньше прочих. Одна часть заняла равнину на правом фланге и начала перестрелку с неприятельскими уланами, другая выстроилась в резерве за полковыми колоннами.
Ермолов встретил командира кавалерийского корпуса князя Голицына, чтобы как старшему сдать ему команду. Но тот, выслушав доклад, сказал:
– Победа за вами, довершайте дело. Если вам нужна будет кавалерия, я немедленно вышлю ее по первому вашему требованию…
За кирасирами стали спускаться полки гвардейской дивизии, расположившейся за правым крылом. Они стояли неподвижно под сильнейшим ружейным огнем, так что через несколько часов в каждом из них недоставало уже по два эскадрона. Местность мешала кавалерии вступить в бой.
Ермолов ехал на позиции, когда какой-то толстяк в шляпе с обвисшими полями, закрывающими лицо, и с обнаженной шпагой заступил ему путь с криком:
– Великая военная операция… Вы делаете все совсем не так!..
Притворившись, что он не узнал полусумасшедшего квартирмейстера великого князя Константина полковника Кроссара, Ермолов взревел:
– Это что за чучело?! Прочь с дороги!..
Он обхватил всадника, в воздухе мелькнули коротенькие ножки, и Кроссар оказался на обочине…
Ермолов вернулся вовремя. Вандам вознамерился решительным ударом сломить оборону и в два часа пополудни пустил две колонны, приказав им пробиться сквозь русскую линию между левым крылом и центром. Французы овладели Пристеном и вышли на равнину на левом фланге. Здесь расположилась батарея подполковника Бистрома, который с четырьмя орудиями храбро действовал целый день и наносил большой урон неприятелю.
Ермолов послал Николая Муравьева с приказанием 2-му батальону Семеновского полка идти на защиту орудий Бистрома. «Никогда не видел я что-либо подобное тому, – восхищался Муравьев, – как батальон этот пошел на неприятеля. Небольшая колонна эта хладнокровно двинулась скорым шагом и в ногу. На лице каждого выражалось желание скорее столкнуться с французами. Они отбили орудия, перекололи французов, но лишились всех своих офицеров, кроме одного прапорщика Якушкина, который остался батальонным командиром».
В теснину спустился генерал-квартирмейстер Барклая Дибич, маленький, рыжий, пылкий и нетерпеливый. Увидя, что французы напирают, он поскакал к лейб-гвардии драгунскому полку и велел ему следовать за собой. Но драгуны не знали его в лицо, и никто не тронулся с места, пока Дибич не показал им своей звезды. Он пришпорил коня с криком:
– За мной, драгуны!..
Сперва один солдат поскакал за ним, потом другой, третий, и наконец весь полк в беспорядке пустился в атаку. Ермолов, приметив эту вылазку, которая делалась без его приказания, велел Александру Муравьеву, брату Николая, остановить драгун, но было уже поздно. Гвардейская кавалерия опрокинула неприятельскую пехоту, загнала ее в болото, и хотя часть драгун завязла в топях, остальные поскакали французам в тыл. Тогда Ермолов бросил вперед, через пылающее селение Пристен, преображенцев и измайловцев. То была самая блистательная минута битвы: с одной стороны скакала конница и трубы гремели атаку, с другой наступала пехота с барабанным боем.
Удачная атака восстановила успех русских. До вечера продолжался сильный огонь на левом фланге. Когда уже миновала критическая минута, приехал Милорадович. По праву старшего он отдавал приказания Ермолову, который исполнял их молча, внутренне досадуя на запоздалое появление новоиспеченного графа. Еще позже прибыл и Барклай, в свою очередь принявший командование от Милорадовича.
Только в девять вечера с гор сошел долгожданный корпус Раевского. Хотя Ермолов и был в приятельстве с Николаем Николаевичем и даже находился с ним в родстве, он не позволил ему в ту ночь занять передовую цепь. В этот знаменитый день не должны были торжествовать никакие другие войска, кроме гвардейцев 1-й дивизии, потому что только исключительно им принадлежал успех. Ермолов ездил по цепи, уговаривая своих людей терпеливо провести еще одну ночь в караулах.
Гвардия под начальством Ермолова, сражавшаяся целый день против вдвое сильнейшего неприятеля, спасла своим геройским самоотвержением всю союзную армию.
10
Мы оставили главную армию союзников, когда она 17 августа тянулась через Богемские горы на Теплиц. Небо наконец очистилось от мрачных облаков, затмевавших его в последние четыре дня. Порывы ветра разнесли туман, и солнце явилось в полном блеске.
Император Александр со свитой выезжал из леса, покрывавшего хребет Гейерсберга, когда вдали с левой стороны показался дым. Сначала его приняли за дым биваков, но вскоре удостоверились, что это стреляют орудия. Желая выяснить, в чем дело, Александр поворотил с дороги и остановился на возвышенности, откуда открывался вид на Теплицкую долину. По густому пороховому дыму и частым вспышкам огня он понял, что там кипит бой. В долине был один отряд Остермана, и надлежало сколь можно поспешнее подкрепить его. Но чем?
Вскоре показались сходившие с гор колонны австрийского корпуса Коллоредо. Император послал ему приглашение спешить на помощь русским к Теплицу, однако союзный генерал объявил, что, «имея повеление идти на Дукс, а не на Теплиц, он без особого приказания Шварценберга не может переменить направления своих колонн». Тогда Александр I разослал приказания всем русским корпусам: по мере выхода с гор следовать к Теплицу. Вскоре начали поступать донесения, что войска спешат туда по частям и в беспорядке от утомительных маршей.
Подошедшему прусскому корпусу Клейста, направлявшемуся к Теплицу, император Александр предложил изменить маршрут и свернуть на Ноллендорф, с тем чтобы атаковать Вандама с фланга и тыла.
Утром 18 августа русско-австрийские войска начали наступление на Вандама. Бой длился несколько часов. Вандам держался, ожидая подкрепления от Наполеона, и вскоре увидел в тылу своем пыль от подходивших войск. Радость его была недолгой: это был корпус Клейста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Вандам подвел к полю.битвы все свои тридцать пять тысяч солдат и восемьдесят орудий. К счастью, местоположение не позволяло ему развернуть весь корпус в боевой порядок. Но количество войск вселяло несомненную уверенность в победе, если бы успех зависел только от числа солдат, а не от нравственного состояния войск. Сражение достигло высшей степени упорства и перешло в рукопашный бой.
Но вот позади, при выходе из ущелья, засветились медные каски русских кирасир, заиграли трубы, и вместе с этими звуками блеснула искра надежды в сердце каждого солдата. Из ущелья длинной колонной потянулись конные латники, приспевшие раньше прочих. Одна часть заняла равнину на правом фланге и начала перестрелку с неприятельскими уланами, другая выстроилась в резерве за полковыми колоннами.
Ермолов встретил командира кавалерийского корпуса князя Голицына, чтобы как старшему сдать ему команду. Но тот, выслушав доклад, сказал:
– Победа за вами, довершайте дело. Если вам нужна будет кавалерия, я немедленно вышлю ее по первому вашему требованию…
За кирасирами стали спускаться полки гвардейской дивизии, расположившейся за правым крылом. Они стояли неподвижно под сильнейшим ружейным огнем, так что через несколько часов в каждом из них недоставало уже по два эскадрона. Местность мешала кавалерии вступить в бой.
Ермолов ехал на позиции, когда какой-то толстяк в шляпе с обвисшими полями, закрывающими лицо, и с обнаженной шпагой заступил ему путь с криком:
– Великая военная операция… Вы делаете все совсем не так!..
Притворившись, что он не узнал полусумасшедшего квартирмейстера великого князя Константина полковника Кроссара, Ермолов взревел:
– Это что за чучело?! Прочь с дороги!..
Он обхватил всадника, в воздухе мелькнули коротенькие ножки, и Кроссар оказался на обочине…
Ермолов вернулся вовремя. Вандам вознамерился решительным ударом сломить оборону и в два часа пополудни пустил две колонны, приказав им пробиться сквозь русскую линию между левым крылом и центром. Французы овладели Пристеном и вышли на равнину на левом фланге. Здесь расположилась батарея подполковника Бистрома, который с четырьмя орудиями храбро действовал целый день и наносил большой урон неприятелю.
Ермолов послал Николая Муравьева с приказанием 2-му батальону Семеновского полка идти на защиту орудий Бистрома. «Никогда не видел я что-либо подобное тому, – восхищался Муравьев, – как батальон этот пошел на неприятеля. Небольшая колонна эта хладнокровно двинулась скорым шагом и в ногу. На лице каждого выражалось желание скорее столкнуться с французами. Они отбили орудия, перекололи французов, но лишились всех своих офицеров, кроме одного прапорщика Якушкина, который остался батальонным командиром».
В теснину спустился генерал-квартирмейстер Барклая Дибич, маленький, рыжий, пылкий и нетерпеливый. Увидя, что французы напирают, он поскакал к лейб-гвардии драгунскому полку и велел ему следовать за собой. Но драгуны не знали его в лицо, и никто не тронулся с места, пока Дибич не показал им своей звезды. Он пришпорил коня с криком:
– За мной, драгуны!..
Сперва один солдат поскакал за ним, потом другой, третий, и наконец весь полк в беспорядке пустился в атаку. Ермолов, приметив эту вылазку, которая делалась без его приказания, велел Александру Муравьеву, брату Николая, остановить драгун, но было уже поздно. Гвардейская кавалерия опрокинула неприятельскую пехоту, загнала ее в болото, и хотя часть драгун завязла в топях, остальные поскакали французам в тыл. Тогда Ермолов бросил вперед, через пылающее селение Пристен, преображенцев и измайловцев. То была самая блистательная минута битвы: с одной стороны скакала конница и трубы гремели атаку, с другой наступала пехота с барабанным боем.
Удачная атака восстановила успех русских. До вечера продолжался сильный огонь на левом фланге. Когда уже миновала критическая минута, приехал Милорадович. По праву старшего он отдавал приказания Ермолову, который исполнял их молча, внутренне досадуя на запоздалое появление новоиспеченного графа. Еще позже прибыл и Барклай, в свою очередь принявший командование от Милорадовича.
Только в девять вечера с гор сошел долгожданный корпус Раевского. Хотя Ермолов и был в приятельстве с Николаем Николаевичем и даже находился с ним в родстве, он не позволил ему в ту ночь занять передовую цепь. В этот знаменитый день не должны были торжествовать никакие другие войска, кроме гвардейцев 1-й дивизии, потому что только исключительно им принадлежал успех. Ермолов ездил по цепи, уговаривая своих людей терпеливо провести еще одну ночь в караулах.
Гвардия под начальством Ермолова, сражавшаяся целый день против вдвое сильнейшего неприятеля, спасла своим геройским самоотвержением всю союзную армию.
10
Мы оставили главную армию союзников, когда она 17 августа тянулась через Богемские горы на Теплиц. Небо наконец очистилось от мрачных облаков, затмевавших его в последние четыре дня. Порывы ветра разнесли туман, и солнце явилось в полном блеске.
Император Александр со свитой выезжал из леса, покрывавшего хребет Гейерсберга, когда вдали с левой стороны показался дым. Сначала его приняли за дым биваков, но вскоре удостоверились, что это стреляют орудия. Желая выяснить, в чем дело, Александр поворотил с дороги и остановился на возвышенности, откуда открывался вид на Теплицкую долину. По густому пороховому дыму и частым вспышкам огня он понял, что там кипит бой. В долине был один отряд Остермана, и надлежало сколь можно поспешнее подкрепить его. Но чем?
Вскоре показались сходившие с гор колонны австрийского корпуса Коллоредо. Император послал ему приглашение спешить на помощь русским к Теплицу, однако союзный генерал объявил, что, «имея повеление идти на Дукс, а не на Теплиц, он без особого приказания Шварценберга не может переменить направления своих колонн». Тогда Александр I разослал приказания всем русским корпусам: по мере выхода с гор следовать к Теплицу. Вскоре начали поступать донесения, что войска спешат туда по частям и в беспорядке от утомительных маршей.
Подошедшему прусскому корпусу Клейста, направлявшемуся к Теплицу, император Александр предложил изменить маршрут и свернуть на Ноллендорф, с тем чтобы атаковать Вандама с фланга и тыла.
Утром 18 августа русско-австрийские войска начали наступление на Вандама. Бой длился несколько часов. Вандам держался, ожидая подкрепления от Наполеона, и вскоре увидел в тылу своем пыль от подходивших войск. Радость его была недолгой: это был корпус Клейста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133