Что угодно отдал бы.
Не перестаю восхищаться данным делом, в особенности тем фактом, что тех троих парней так и не поймали. Нашли лишь какой-то коврик и золоченую раму – без портрета маслом покойной бабули хозяина, изображенной с собачкой на руках.
Ребята, где бы вы ни были, снимаю перед вами шляпу.
9
У Электрика
– Тебя привозят в каталажку, выгружают и дают чашку чая, – говорит Олли, когда я сворачиваю с главной улицы.
Я улыбаюсь: он уже неоднократно рассказывал мне об этом, но я с удовольствием слушаю его еще и еще раз.
– Потом тебя оформляют, ты проходишь медицинский осмотр, отправляешься в камеру, получаешь хавку и чай, и камеру запирают. Утром идешь за чашкой чая сам вместе со всеми остальными, потом умываешься и завтракаешь – обычно кашей и тостом – и запиваешь все это еще одной чашкой чая. Затем всех обычно ведут на какую-то работу, но ровно в одиннадцать начинается перерыв, во время которого все опять пьют чай.
Олли пересказывает мне слова Роланда. Однажды он спросил у него, как там, в тюрьме, дела обстоят на самом деле, ожидая услышать описание чего-то похожего на то, что показывают в «Полуночном экспрессе», но Роланд рассказал совсем о других вещах. Потом ты опять занимаешься работой до самого ленча. На ленч можешь поесть чипсов или чего-нибудь еще – лично я предпочел бы чипсы – и выпить чая. Потом ты идешь в камеру или продолжаешь работать до трех часов. В три начинается второй перерыв, во время которого все пьют чай.
– После работы принимаешь душ и идешь в камеру, если хочешь, то с чаем.
– Ужасно. Согласен? – говорю я.
– Да, но потом тебя выпускают на ужин, а на ужин дают немного тушеного мяса или рыбы и еще – тому, кто желает – чипсов и, конечно, чашку чая. После ужина – отдых, в это время ты можешь выпить столько чая, сколько в тебя влезет, или даже кофе, там дают и то, и то, представляешь?
– Значит, он пил так много чая? – спрашиваю я, останавливая машину позади магазина Электрика.
– Похоже на то. Кстати, а когда там ходят в сортир? Об этом Роланд ни слова не сказал. Ему-то, по всей видимости, приходилось бегать туда целый день, ведь он только и делал, что вливал в себя чай. Нет, серьезно, судя по его рассказу... Одна чашка чая, вторая, третья, чипсы, еще пара чашечек чая и еще чашечка. Наверное, любит чай.
– И чипсы.
– Ага, и чипсы.
Олли закрывает окно и вылезает из фургона, громко хлопая дверцей. Мы вытаскиваем стиральную машину и тащим ее к заднему входу. Электрик выходит на порог, косится на машинку и смотрит на нас.
– Что это? – спрашивает он.
– Стиральная машина, – с серьезным видом отвечает Олли.
– Это я и сам вижу, но что вы хотите, чтобы я с ней сделал?
Он произносит это с еврейским акцентом, отработанным в течение долгих лет, хотя еврейской крови в нем, насколько мне известно, нет ни капли.
– Мы хотим, чтобы ты купил ее у нас, старый черт, – говорю я.
– Стиральные машины в данный момент не пользуются спросом, я не смогу ее продать.
Все это чушь, я четко знаю. Что бы мы ни принесли ему, он всегда первым делом заявляет, что именно на этот товар сейчас нет спроса. Наверное, даже если вместо стиральной машины мы притащили бы ящик с деньгами или фотографии лапающих друг друга «Спайс Герлз», он все равно сказал бы, что не сможет их сбыть.
– У нас еще есть видак, – говорит Олли. – И калькулятор. За все просим сто двадцать фунтов.
– Сто двадцать? Да за сто двадцать фунтов я горло себе перережу! – вопит Электрик.
Интересно было бы посмотреть, думаю я.
– Даю вам за все сорок фунтов.
– Ты что, охренел? – говорю я. – Мы сказали – сто двадцать, на меньшее не согласимся. Ты все равно загонишь все за двойную цену.
Мы оба знаем, и я, и Олли, что ста двадцати фунтов нам из него не вытрясти, но если бы мы попросили семьдесят пять, он заплатил бы нам вообще пятерку.
– Не тяни резину, старик.
– Сто двадцать фунтов, ребята, я не смогу вам заплатить. Может, приедете как-нибудь в другой раз?
Электрик делает вид, будто собирается закрыть дверь, явно ожидая, что один из нас застопорит ее ногой. А мы вынуждены поступить именно так. Другой надежной точки сбыта товара у нас нет. Иногда удается, конечно, продать разную мелочевку парням в кабаке, но в большинстве случаев мы нуждаемся в Электрике, и он об этом прекрасно знает.
Олли подпрыгивает к двери.
– Хорошо, не сто двадцать, а семьдесят. Семьдесят тебя устроит?
Семьдесят! Вот кретин! Мы ведь договорились, что уступим всего двадцатку, и тогда Электрик даст нам за машину семьдесят фунтов.
Электрик клюет, чего и следовало ожидать.
– Пятьдесят пять и не фунтом больше, хотите – соглашайтесь, хотите – нет.
Я с презрением смотрю на Олли, но он ничего не замечает, просто кивает мне.
– Ладно, по рукам.
– Внесите машину вовнутрь, я ее осмотрю, – говорит Электрик, входя в магазин.
Меня так и подмывает тут же разобраться с Олли, но я понимаю, что здесь не место для выяснения отношений, надо немного потерпеть.
Мы втаскиваем машину в магазин, и я иду назад к фургону за видаком, а Электрик поднимается наверх, за грошами, которые нам пообещал. Я возвращаюсь, ставлю видак на машину, а Олли достает из кармана калькулятор и кладет его сверху.
– Это все, что у вас есть? – интересуется Электрик, спускаясь по лестнице.
– Больше в этом доме было нечего брать, – говорит Олли. – Паршивый старый граммофон, тостер, пара каких-то картинок, короче, ничего стоящего.
– А телевизора не было? – спрашивает Электрик, засовывая пачку сложенных вдвое купюр в мой верхний карман.
Я тут же вытаскиваю их и пересчитываю. Так, на всякий случай, чтобы быть уверенным, что он по обыкновению не «ошибся».
– Телевизор вот этот умник уронил, – сообщает Олли, указывая на меня так старательно, словно меня отделяет от него полкомнаты.
– Ничего я не ронял, он сам выскользнул у меня из рук, и только потому, что ты не выдернул шнур из розетки.
– Шнур?
Олли тупо смотрит на меня.
Электрик открывает дверцу машинки и заглядывает вовнутрь.
– Ничего?
– Шутишь? Естественно, ничего. Эта чертова бандура и так-то весит целую тонну. Все, что в ней было, мы выкинули на месте.
– Если бы вы принесли ее вместе с джинсами или еще какими-нибудь вещами, я накинул бы к сумме еще несколько фунтов.
– Учтем на будущее, – говорю я.
– А инструкция для видака где? Вы ее взяли? – спрашивает Электрик.
– Ах да. Вот она. – Я достаю инструкцию из заднего кармана. – Кстати, зачем они тебе?
– А вы знаете, например, как именно на этом видеомагнитофоне программируется таймер?
Я пожимаю плечами, Олли вообще нет до этого таймера дела. Он отошел и осматривает весь имеющийся у Электрика товар.
– Для меня это тоже загадка, – говорит Электрик. – А как я могу продавать аппаратуру, если сам не умею ею пользоваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Не перестаю восхищаться данным делом, в особенности тем фактом, что тех троих парней так и не поймали. Нашли лишь какой-то коврик и золоченую раму – без портрета маслом покойной бабули хозяина, изображенной с собачкой на руках.
Ребята, где бы вы ни были, снимаю перед вами шляпу.
9
У Электрика
– Тебя привозят в каталажку, выгружают и дают чашку чая, – говорит Олли, когда я сворачиваю с главной улицы.
Я улыбаюсь: он уже неоднократно рассказывал мне об этом, но я с удовольствием слушаю его еще и еще раз.
– Потом тебя оформляют, ты проходишь медицинский осмотр, отправляешься в камеру, получаешь хавку и чай, и камеру запирают. Утром идешь за чашкой чая сам вместе со всеми остальными, потом умываешься и завтракаешь – обычно кашей и тостом – и запиваешь все это еще одной чашкой чая. Затем всех обычно ведут на какую-то работу, но ровно в одиннадцать начинается перерыв, во время которого все опять пьют чай.
Олли пересказывает мне слова Роланда. Однажды он спросил у него, как там, в тюрьме, дела обстоят на самом деле, ожидая услышать описание чего-то похожего на то, что показывают в «Полуночном экспрессе», но Роланд рассказал совсем о других вещах. Потом ты опять занимаешься работой до самого ленча. На ленч можешь поесть чипсов или чего-нибудь еще – лично я предпочел бы чипсы – и выпить чая. Потом ты идешь в камеру или продолжаешь работать до трех часов. В три начинается второй перерыв, во время которого все пьют чай.
– После работы принимаешь душ и идешь в камеру, если хочешь, то с чаем.
– Ужасно. Согласен? – говорю я.
– Да, но потом тебя выпускают на ужин, а на ужин дают немного тушеного мяса или рыбы и еще – тому, кто желает – чипсов и, конечно, чашку чая. После ужина – отдых, в это время ты можешь выпить столько чая, сколько в тебя влезет, или даже кофе, там дают и то, и то, представляешь?
– Значит, он пил так много чая? – спрашиваю я, останавливая машину позади магазина Электрика.
– Похоже на то. Кстати, а когда там ходят в сортир? Об этом Роланд ни слова не сказал. Ему-то, по всей видимости, приходилось бегать туда целый день, ведь он только и делал, что вливал в себя чай. Нет, серьезно, судя по его рассказу... Одна чашка чая, вторая, третья, чипсы, еще пара чашечек чая и еще чашечка. Наверное, любит чай.
– И чипсы.
– Ага, и чипсы.
Олли закрывает окно и вылезает из фургона, громко хлопая дверцей. Мы вытаскиваем стиральную машину и тащим ее к заднему входу. Электрик выходит на порог, косится на машинку и смотрит на нас.
– Что это? – спрашивает он.
– Стиральная машина, – с серьезным видом отвечает Олли.
– Это я и сам вижу, но что вы хотите, чтобы я с ней сделал?
Он произносит это с еврейским акцентом, отработанным в течение долгих лет, хотя еврейской крови в нем, насколько мне известно, нет ни капли.
– Мы хотим, чтобы ты купил ее у нас, старый черт, – говорю я.
– Стиральные машины в данный момент не пользуются спросом, я не смогу ее продать.
Все это чушь, я четко знаю. Что бы мы ни принесли ему, он всегда первым делом заявляет, что именно на этот товар сейчас нет спроса. Наверное, даже если вместо стиральной машины мы притащили бы ящик с деньгами или фотографии лапающих друг друга «Спайс Герлз», он все равно сказал бы, что не сможет их сбыть.
– У нас еще есть видак, – говорит Олли. – И калькулятор. За все просим сто двадцать фунтов.
– Сто двадцать? Да за сто двадцать фунтов я горло себе перережу! – вопит Электрик.
Интересно было бы посмотреть, думаю я.
– Даю вам за все сорок фунтов.
– Ты что, охренел? – говорю я. – Мы сказали – сто двадцать, на меньшее не согласимся. Ты все равно загонишь все за двойную цену.
Мы оба знаем, и я, и Олли, что ста двадцати фунтов нам из него не вытрясти, но если бы мы попросили семьдесят пять, он заплатил бы нам вообще пятерку.
– Не тяни резину, старик.
– Сто двадцать фунтов, ребята, я не смогу вам заплатить. Может, приедете как-нибудь в другой раз?
Электрик делает вид, будто собирается закрыть дверь, явно ожидая, что один из нас застопорит ее ногой. А мы вынуждены поступить именно так. Другой надежной точки сбыта товара у нас нет. Иногда удается, конечно, продать разную мелочевку парням в кабаке, но в большинстве случаев мы нуждаемся в Электрике, и он об этом прекрасно знает.
Олли подпрыгивает к двери.
– Хорошо, не сто двадцать, а семьдесят. Семьдесят тебя устроит?
Семьдесят! Вот кретин! Мы ведь договорились, что уступим всего двадцатку, и тогда Электрик даст нам за машину семьдесят фунтов.
Электрик клюет, чего и следовало ожидать.
– Пятьдесят пять и не фунтом больше, хотите – соглашайтесь, хотите – нет.
Я с презрением смотрю на Олли, но он ничего не замечает, просто кивает мне.
– Ладно, по рукам.
– Внесите машину вовнутрь, я ее осмотрю, – говорит Электрик, входя в магазин.
Меня так и подмывает тут же разобраться с Олли, но я понимаю, что здесь не место для выяснения отношений, надо немного потерпеть.
Мы втаскиваем машину в магазин, и я иду назад к фургону за видаком, а Электрик поднимается наверх, за грошами, которые нам пообещал. Я возвращаюсь, ставлю видак на машину, а Олли достает из кармана калькулятор и кладет его сверху.
– Это все, что у вас есть? – интересуется Электрик, спускаясь по лестнице.
– Больше в этом доме было нечего брать, – говорит Олли. – Паршивый старый граммофон, тостер, пара каких-то картинок, короче, ничего стоящего.
– А телевизора не было? – спрашивает Электрик, засовывая пачку сложенных вдвое купюр в мой верхний карман.
Я тут же вытаскиваю их и пересчитываю. Так, на всякий случай, чтобы быть уверенным, что он по обыкновению не «ошибся».
– Телевизор вот этот умник уронил, – сообщает Олли, указывая на меня так старательно, словно меня отделяет от него полкомнаты.
– Ничего я не ронял, он сам выскользнул у меня из рук, и только потому, что ты не выдернул шнур из розетки.
– Шнур?
Олли тупо смотрит на меня.
Электрик открывает дверцу машинки и заглядывает вовнутрь.
– Ничего?
– Шутишь? Естественно, ничего. Эта чертова бандура и так-то весит целую тонну. Все, что в ней было, мы выкинули на месте.
– Если бы вы принесли ее вместе с джинсами или еще какими-нибудь вещами, я накинул бы к сумме еще несколько фунтов.
– Учтем на будущее, – говорю я.
– А инструкция для видака где? Вы ее взяли? – спрашивает Электрик.
– Ах да. Вот она. – Я достаю инструкцию из заднего кармана. – Кстати, зачем они тебе?
– А вы знаете, например, как именно на этом видеомагнитофоне программируется таймер?
Я пожимаю плечами, Олли вообще нет до этого таймера дела. Он отошел и осматривает весь имеющийся у Электрика товар.
– Для меня это тоже загадка, – говорит Электрик. – А как я могу продавать аппаратуру, если сам не умею ею пользоваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60