Две женщины-статистки играли проституток, служащих полиции, телефонисток, секретарш, официанток, кассирш, продавщиц, сотрудниц газет и тележурналисток. Все четверо, как мужчины, так и женщины, отвечали также за быструю перестановку декораций во время кратких затемнений между сценами.
Пьеса состояла из двух актов и сорока семи сцен. Декорации в каждой сцене скорее «намекали на обстановку, чем описывали ее» — еще одна цитата из указаний Фредди. Например, стол и два стула изображали ресторан. Скамья и перила изображали подмостки конкурса красоты в Атлантик-Сити, где Актриса завоевала титул Мисс Америка, что и послужило началом ее карьеры.
Сегодня же репетировалась та самая сцена, в которой какой-то неизвестный ударил Актрису ножом...
— Так что, мы так и не узнаем, кто это на нее напал? — Вопрос Мишель был адресован в шестой ряд, где восседал их уважаемый режиссер. Ему составлял компанию продюсер спектакля Марвин Моргенштерн, ласково именуемый также мистером Морнингстаром, по аналогии с персонажем Германа Вука, или мистером Манибэгом, согласно его должности. Мишель прикрыла глаза ладонью, защищаясь от света прожекторов, и вглядывалась в темный зал. Ей казалось, что это ключевой вопрос. Как, черт подери, можно требовать от актрисы, чтобы она сыграла жертву нападения, если она не знает, кто на нее напал?
— Это несущественно для данного эпизода, — отозвался Кендалл откуда-то из темноты. Мишель отчаянно захотелось, чтобы его было видно, чтобы можно было сойти со сцены и накинуться на него.
— Это существенно для меня, Эш! — воскликнула она, продолжая прикрывать глаза. Она по-прежнему не видела ничего, кроме слепящего света прожекторов и темной пустоты зрительного зала.
— Может, мы просто продолжим работать над этой сиеной? — предложил Кендалл. — А разбираться, кто что и кому сделал, будем потом, когда выполним все, что намечено.
Но Мишель стояла на своем.
— Извини, Эш, но я говорю именно об этой сцене. Ведь это именно со мной кто-то что-то сделает. Вот я вышла из ресторана и иду к автобусной остановке, а из темноты выходит некто...
— Ради Бога, Мишель, почему бы тебе просто не сыграть эту чертову сцену, а?
Марк Риганти, актер, играющий Детектива. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в джинсы, туфли на мягкой подошве и темно-красный свитер от Ральфа Лорена.
— Мы уже играли эту чертову сцену, — сказала Мишель, — причем не один раз, но я до сих пор не понимаю, кто это вышел из темноты и ударил меня ножом.
— Но это неважно, — вмешалась Андреа.
Девятнадцатилетняя Андреа Пакер, игравшая дурочку в постановке «Все о Еве», здесь исполняла роль Дублерши. У нее были длинные белокурые волосы, темно-карие глаза и худощавая фигура подростка. В жизни она отличалась острым язычком и холодной, сдержанной манерой поведения, что целиком соответствовало роли Дублерши. Иногда Мишель казалось, что Андреа вообще не играет. На этой репетиции наряд Андреа состоял из черного трико и обернутой вокруг бедер короткой голубой юбки.
Мишель ненавидела ее всей душой.
— Может, для тебя это и неважно, — откликнулась она, — но и нападают не на тебя. Это именно на меня нападает этот неизвестный, который выходит мне навстречу из темноты, который одет в длинный черный плащ и черную шляпу, надвинутую на глаза, который на самом деле Джерри...
— Что? — Из-за кулис высунулась голова Джерри. Он стоял там, ожидая, пока подойдет его очередь выходить на сцену.
— ...который только в предыдущем эпизоде был усатым официантом. Но ведь это же не усатый официант ударил меня ножом, правильно? Потому что тогда это все просто нелепо. И это не может быть Детектив, потому что это именно он помог мне снова обрести веру в себя и все такое. Значит, это или Дублерша, или Режиссер, потому что это единственные оставшиеся важные роли в пьесе. Ну так кто это — Андреа или Куп? Я просто хочу знать.
— Ну, не думаю, что это я, — извиняющимся тоном произнес Купер Хайнес. Ему было сорок три года, и у него был вид достойного джентльмена, посвятившего многие годы своей жизни «мыльным операм» — ежедневным сериалам, как их было принято называть, — и играющего обычно какого-нибудь обаятельного доктора. В «Любовной истории» он играл Режиссера. На самом деле он был гораздо лучше любого режиссера, с которым Мишель доводилось встречаться за свою жизнь, даже если считать тех, которые не пытались залезть ей под юбку. — Я не выстраивал эту роль с тем расчетом, что это я напал на Мишель, — сказал Купер, тоже приставив ладонь к глазам и посмотрев в зал. — Эш, ведь если это я на нее напал, я бы должен был знать об этом, разве не так? Ведь это изменяет весь подход к роли.
— Я думаю, мы все имеем право знать, кто же на меня напал, — сказала Мишель.
— А меня это вовсе не волнует, — возразила Андреа.
— И меня тоже, — поддержал ее Марк.
— Эшли прав, это несущественно для данной сцены.
— Может, на тебя напал дворецкий? — прошептал из-за кулис Джерри.
— Если на человека напали, зрители захотят узнать, кто на него напал, — продолжала настаивать Мишель. — Вы не можете так просто от этого отмахнуться.
— Это пьеса не о том, как кого-то ударили ножом, — сказала Андреа. — Или там повесили.
— Да? Тогда о чем же? О дублерше, которая не умеет играть?
— Еще чего! — воскликнула Андреа и сердито отвернулась.
— Фредди, вы здесь? — позвала Мишель. — Вы не можете объяснить мне, кто это напал...
— Его здесь нет, Мишель, — устало проронил Кендалл.
Сознание того, что рядом с ним сидит Моргенштерн, заставляло Кендалла чувствовать себя неуютно. Ему не хотелось, чтобы у продюсера сложилось впечатление, что он, Кендалл, не способен справиться с актерами — особенно если учесть, что так оно и было. В момент, когда актер начинает взывать к автору пьесы, требуя пояснений, следует вмешаться и дать актеру по шее, будь он хоть трижды звездой. Тем более что Мишель Кассили, между прочим, давно уже не звезда. Подумаешь, в «Энни» она играла! Да это было сто лет назад!
Сдерживая бурливший внутри гнев, Кендалл произнес своим самым убедительным тоном, подражающим Отто Премингеру:
— Мишель, вы задерживаете репетицию. Я намерен сделать эту сцену, сделать ее хорошо и сделать ее сейчас. Если у вас есть какие-то вопросы, отложите их до момента обсуждения. А теперь я хочу, чтобы на вас напали именно сейчас, как это следует по сценарию — кто бы там это ни сделал. У вас, Мишель, в половине седьмого примерка, а я намереваюсь в это время пойти пообедать. Так что, если все готовы, давайте начнем. Пожалуйста, с того места, как Мишель платит по счету, выходит из ресторана и идет в темноту...
* * *
Из темного угла неподалеку от гастронома, расположенного на той же улочке, что и театр, ему было видно, как спускается она по лестнице служебного входа, были видны ее обтягивающий синий свитер, расстегнутый пиджак, короткая темно-синяя юбка, пояс с золотой пряжкой, синие туфли на высоких каблуках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Пьеса состояла из двух актов и сорока семи сцен. Декорации в каждой сцене скорее «намекали на обстановку, чем описывали ее» — еще одна цитата из указаний Фредди. Например, стол и два стула изображали ресторан. Скамья и перила изображали подмостки конкурса красоты в Атлантик-Сити, где Актриса завоевала титул Мисс Америка, что и послужило началом ее карьеры.
Сегодня же репетировалась та самая сцена, в которой какой-то неизвестный ударил Актрису ножом...
— Так что, мы так и не узнаем, кто это на нее напал? — Вопрос Мишель был адресован в шестой ряд, где восседал их уважаемый режиссер. Ему составлял компанию продюсер спектакля Марвин Моргенштерн, ласково именуемый также мистером Морнингстаром, по аналогии с персонажем Германа Вука, или мистером Манибэгом, согласно его должности. Мишель прикрыла глаза ладонью, защищаясь от света прожекторов, и вглядывалась в темный зал. Ей казалось, что это ключевой вопрос. Как, черт подери, можно требовать от актрисы, чтобы она сыграла жертву нападения, если она не знает, кто на нее напал?
— Это несущественно для данного эпизода, — отозвался Кендалл откуда-то из темноты. Мишель отчаянно захотелось, чтобы его было видно, чтобы можно было сойти со сцены и накинуться на него.
— Это существенно для меня, Эш! — воскликнула она, продолжая прикрывать глаза. Она по-прежнему не видела ничего, кроме слепящего света прожекторов и темной пустоты зрительного зала.
— Может, мы просто продолжим работать над этой сиеной? — предложил Кендалл. — А разбираться, кто что и кому сделал, будем потом, когда выполним все, что намечено.
Но Мишель стояла на своем.
— Извини, Эш, но я говорю именно об этой сцене. Ведь это именно со мной кто-то что-то сделает. Вот я вышла из ресторана и иду к автобусной остановке, а из темноты выходит некто...
— Ради Бога, Мишель, почему бы тебе просто не сыграть эту чертову сцену, а?
Марк Риганти, актер, играющий Детектива. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в джинсы, туфли на мягкой подошве и темно-красный свитер от Ральфа Лорена.
— Мы уже играли эту чертову сцену, — сказала Мишель, — причем не один раз, но я до сих пор не понимаю, кто это вышел из темноты и ударил меня ножом.
— Но это неважно, — вмешалась Андреа.
Девятнадцатилетняя Андреа Пакер, игравшая дурочку в постановке «Все о Еве», здесь исполняла роль Дублерши. У нее были длинные белокурые волосы, темно-карие глаза и худощавая фигура подростка. В жизни она отличалась острым язычком и холодной, сдержанной манерой поведения, что целиком соответствовало роли Дублерши. Иногда Мишель казалось, что Андреа вообще не играет. На этой репетиции наряд Андреа состоял из черного трико и обернутой вокруг бедер короткой голубой юбки.
Мишель ненавидела ее всей душой.
— Может, для тебя это и неважно, — откликнулась она, — но и нападают не на тебя. Это именно на меня нападает этот неизвестный, который выходит мне навстречу из темноты, который одет в длинный черный плащ и черную шляпу, надвинутую на глаза, который на самом деле Джерри...
— Что? — Из-за кулис высунулась голова Джерри. Он стоял там, ожидая, пока подойдет его очередь выходить на сцену.
— ...который только в предыдущем эпизоде был усатым официантом. Но ведь это же не усатый официант ударил меня ножом, правильно? Потому что тогда это все просто нелепо. И это не может быть Детектив, потому что это именно он помог мне снова обрести веру в себя и все такое. Значит, это или Дублерша, или Режиссер, потому что это единственные оставшиеся важные роли в пьесе. Ну так кто это — Андреа или Куп? Я просто хочу знать.
— Ну, не думаю, что это я, — извиняющимся тоном произнес Купер Хайнес. Ему было сорок три года, и у него был вид достойного джентльмена, посвятившего многие годы своей жизни «мыльным операм» — ежедневным сериалам, как их было принято называть, — и играющего обычно какого-нибудь обаятельного доктора. В «Любовной истории» он играл Режиссера. На самом деле он был гораздо лучше любого режиссера, с которым Мишель доводилось встречаться за свою жизнь, даже если считать тех, которые не пытались залезть ей под юбку. — Я не выстраивал эту роль с тем расчетом, что это я напал на Мишель, — сказал Купер, тоже приставив ладонь к глазам и посмотрев в зал. — Эш, ведь если это я на нее напал, я бы должен был знать об этом, разве не так? Ведь это изменяет весь подход к роли.
— Я думаю, мы все имеем право знать, кто же на меня напал, — сказала Мишель.
— А меня это вовсе не волнует, — возразила Андреа.
— И меня тоже, — поддержал ее Марк.
— Эшли прав, это несущественно для данной сцены.
— Может, на тебя напал дворецкий? — прошептал из-за кулис Джерри.
— Если на человека напали, зрители захотят узнать, кто на него напал, — продолжала настаивать Мишель. — Вы не можете так просто от этого отмахнуться.
— Это пьеса не о том, как кого-то ударили ножом, — сказала Андреа. — Или там повесили.
— Да? Тогда о чем же? О дублерше, которая не умеет играть?
— Еще чего! — воскликнула Андреа и сердито отвернулась.
— Фредди, вы здесь? — позвала Мишель. — Вы не можете объяснить мне, кто это напал...
— Его здесь нет, Мишель, — устало проронил Кендалл.
Сознание того, что рядом с ним сидит Моргенштерн, заставляло Кендалла чувствовать себя неуютно. Ему не хотелось, чтобы у продюсера сложилось впечатление, что он, Кендалл, не способен справиться с актерами — особенно если учесть, что так оно и было. В момент, когда актер начинает взывать к автору пьесы, требуя пояснений, следует вмешаться и дать актеру по шее, будь он хоть трижды звездой. Тем более что Мишель Кассили, между прочим, давно уже не звезда. Подумаешь, в «Энни» она играла! Да это было сто лет назад!
Сдерживая бурливший внутри гнев, Кендалл произнес своим самым убедительным тоном, подражающим Отто Премингеру:
— Мишель, вы задерживаете репетицию. Я намерен сделать эту сцену, сделать ее хорошо и сделать ее сейчас. Если у вас есть какие-то вопросы, отложите их до момента обсуждения. А теперь я хочу, чтобы на вас напали именно сейчас, как это следует по сценарию — кто бы там это ни сделал. У вас, Мишель, в половине седьмого примерка, а я намереваюсь в это время пойти пообедать. Так что, если все готовы, давайте начнем. Пожалуйста, с того места, как Мишель платит по счету, выходит из ресторана и идет в темноту...
* * *
Из темного угла неподалеку от гастронома, расположенного на той же улочке, что и театр, ему было видно, как спускается она по лестнице служебного входа, были видны ее обтягивающий синий свитер, расстегнутый пиджак, короткая темно-синяя юбка, пояс с золотой пряжкой, синие туфли на высоких каблуках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73