— Никогда этого не забуду.
— Вы по-прежнему живете в Риверхеде? — спросила она.
— Нет-нет. У меня небольшая квартирка на Айсоле. Рядом с мостом Калмс-Пойнт.
— А когда вы оттуда переехали?
— Из Риверхеда? Сразу после войны. Когда я вернулся с войны.
Шарин не стала спрашивать, на какой войне он был. В Америке для каждого поколения находилась своя война. Большинство участников пытались впоследствии забыть о войне, на которую была потрачена их юность. Шарин ни разу не встречала человека, которому хотелось бы рассказывать о своем военном опыте. Это многое говорило о тех, кто пишет плакаты, обращенные к призывникам.
— Вы прекрасно танцуете, — сказал Клинг.
«У нашего народа врожденное чувство ритма», — подумала Шарин.
— Могу поспорить, что вы смогли бы научить меня гораздо большему, чем Фрэнк.
— Возможно, так оно и есть, — ответила Шарин.
— В следующий раз мы выйдем туда, — сказал Клинг, кивнув в сторону маленькой танцплощадки.
— Ладно.
Официант принес очередную порцию напитков. В этом заведении полагалось не менее двух раз заказать выпивку. Плюс плата за вход. Шарин поняла, что посещение этого ресторана оказалось довольно накладным для его жалованья детектива. Вокруг них смешанные пары пили, разговаривали, танцевали, держались за руки и даже время от времени целовались. Шарин снова подумала о том, как же получилось, что Клинг выбрал именно этот ресторан.
— А как вы узнали об этом месте?
— Я спросил у Арти.
— А кто такой Арти?
— Арти Браун. Один парень из нашего участка. Он чернокожий.
— Чернокожий Браун? Хм.
— Он считает, что обязан фамилией своей прапрабабушке.
— В каком смысле?
— Она была рабыней. Арти считает, что хозяин дал ей фамилию Браун из-за ее цвета кожи. Но это только домыслы, точно он не знает.
— А когда вы его об этом спросили?
— Да я не спрашивал. Он просто это как-то упомянул, к слову пришлось.
— Я имела в виду — об этом ресторане.
— А! Вчера. Я сказал ему, что у меня свидание с чернокожей женщиной, и спросил, не знает ли он какого-нибудь места, где она чувствовала бы себя спокойно. Потому что мы хотели бы получше узнать друг друга.
— И что он сказал?
— Посоветовал пойти сюда.
— А вы здесь чувствуете себя спокойно?
— Ну, вроде бы да. А вы?
— Не знаю. Может быть, я просто слишком стараюсь...
— Возможно.
— А как он отнесся к нашему свиданию?
— Кто — Арти? А как он должен был к этому отнестись?
— В смысле — к черно-белому роману.
— Мы об этом не говорили.
— А вы как к этому относитесь?
— К черно-белому роману?
— Да.
— Я надеюсь, что у нас все будет хорошо.
Шарин посмотрела на него.
— Я надеюсь, что в один прекрасный день мы сможем пойти куда захотим, не беспокоясь, что о нас думают окружающие.
— Вы работаете в паре с Брауном?
— Иногда. Мы в восемьдесят седьмом работаем немного не так, как в остальных участках. Мы постоянно перегруппировываемся. Так интереснее работать. И еще это дает возможность обменяться информацией о всяких скверных парнях и о том, что они творят.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я сказал правду, Шари, — ответил Клинг, сокращая ее имя и рифмуя его со словом «Париж». — Я думал, что вам будет неуютно в таком месте, где вокруг только белые.
— А в месте, где вокруг только негры?
— Вы имеете в виду — где-нибудь в Даймондбеке?
— Да.
— Я думаю, мне бы там было не по себе, — признал Клинг.
— И потому вы попросили Брауна порекомендовать место, где мы оба могли бы чувствовать себя уютно.
— Да. Но я не знал, что здесь буквально все поделено пополам. В оркестре трое музыкантов белых, трое негров. Один белый бармен, один чернокожий. На каждого белого парня приходится по одной чернокожей девушке, а на каждого черного — по одной белой.
— Словно шахматная доска, — сказала Шарин.
— Ага. Может, вы хотите отсюда уйти?
— А что вы предлагаете? — спросила она.
— Крышу небоскреба, — ответил Клинг.
* * *
Небоскреб располагался на Джефферсон-авеню, прямо посреди Айсолы. Они поймали в нижнем городе такси и теперь — в десять вечера в огромном бессонном городе — вошли в вестибюль и остановились перед красным бархатным шнуром. Рядом стоял служащий в зеленой ливрее и в зеленой шляпе и пропускал по восемь-десять посетителей в скоростной лифт, идущий на пятьдесят восьмой этаж. Они не заказывали столик заранее. Клинга это несколько беспокоило. Крутой детектив пригласил даму в ресторан на крышу небоскреба. А вдруг сейчас подойдет высокомерный метрдотель, взглянет на них и пошлет куда подальше. «Прошу прощения, но у нас банкет. Мест нет».
Да ну, почему что-то должно случиться? Красивый белокурый детектив в темно-синем костюме, с ним красивая чернокожая женщина в восхитительном синем платье — да любой метрдотель должен прийти в восторг, что у него появилась возможность украсить ими зал, добавить элегантности общей картине. «Проходите, сэр, проходите, мисс. Не хотите ли столик у окна? Оттуда виден весь город. Прекрасная ночь, не правда ли, сэр?» В крайнем случае, придется посверкать бляхой и сунуть ему несколько баксов... Интересно, а принято ли это в заведениях такого класса?
Клинг продолжал обдумывать свою стратегию всю дорогу до пятьдесят восьмого этажа, где они пересели на другой лифт, идущий на шестьдесят шестой этаж и на крышу здания. Двери лифта распахнулись. За ними оказался роскошный вестибюль, в другом конце которого располагалась стеклянная дверь, ведущая в ресторан, а сквозь нее виднелась призывно мерцающая сеть огней большого города. Клинг сразу понял, что его неожиданный выбор оказался правильным. Но...
О Господи, он все-таки был здесь! Сразу же за входной дверью на возвышении стоял дородный черно-белый пингвин. Клинг предпочел бы встретиться лицом к лицу с грабителем, у которого в каждой руке по пушке. Он уверенно подвел Шарин ко входу, распахнул дверь и пропустил свою даму вперед, к сверкающему городскому пейзажу. Огни простирались отсюда и до самого конца острова, и дальше. Мосты, казалось, связывали континенты, звезды неслись наперегонки к планетам, а оттуда — к еще неведомым солнечным системам. У Клинга едва не перехватило дыхание. Откуда-то из глубины зала доносилась негромкая танцевальная музыка. На полированных столах стояли свечи в хрустальных подсвечниках. По залу скользили официантки в белых блузках и длинных черных юбках с разрезом до бедра. Все вокруг было черно-белым. Когда вы влюблены, вся вселенная становится черно...
— Сэр?
Это пингвин. Он тоже одет в черно-белое — это неизменно. Ишь как грудь выпятил. И, разумеется, нос задирает выше головы.
— Сэр?
На этот раз тон был более повелительным. «Пожалуй, это королевский пингвин», — решил Клинг.
— Детектив Клинг, — произнес он. — Восемьдесят седьмой участок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Вы по-прежнему живете в Риверхеде? — спросила она.
— Нет-нет. У меня небольшая квартирка на Айсоле. Рядом с мостом Калмс-Пойнт.
— А когда вы оттуда переехали?
— Из Риверхеда? Сразу после войны. Когда я вернулся с войны.
Шарин не стала спрашивать, на какой войне он был. В Америке для каждого поколения находилась своя война. Большинство участников пытались впоследствии забыть о войне, на которую была потрачена их юность. Шарин ни разу не встречала человека, которому хотелось бы рассказывать о своем военном опыте. Это многое говорило о тех, кто пишет плакаты, обращенные к призывникам.
— Вы прекрасно танцуете, — сказал Клинг.
«У нашего народа врожденное чувство ритма», — подумала Шарин.
— Могу поспорить, что вы смогли бы научить меня гораздо большему, чем Фрэнк.
— Возможно, так оно и есть, — ответила Шарин.
— В следующий раз мы выйдем туда, — сказал Клинг, кивнув в сторону маленькой танцплощадки.
— Ладно.
Официант принес очередную порцию напитков. В этом заведении полагалось не менее двух раз заказать выпивку. Плюс плата за вход. Шарин поняла, что посещение этого ресторана оказалось довольно накладным для его жалованья детектива. Вокруг них смешанные пары пили, разговаривали, танцевали, держались за руки и даже время от времени целовались. Шарин снова подумала о том, как же получилось, что Клинг выбрал именно этот ресторан.
— А как вы узнали об этом месте?
— Я спросил у Арти.
— А кто такой Арти?
— Арти Браун. Один парень из нашего участка. Он чернокожий.
— Чернокожий Браун? Хм.
— Он считает, что обязан фамилией своей прапрабабушке.
— В каком смысле?
— Она была рабыней. Арти считает, что хозяин дал ей фамилию Браун из-за ее цвета кожи. Но это только домыслы, точно он не знает.
— А когда вы его об этом спросили?
— Да я не спрашивал. Он просто это как-то упомянул, к слову пришлось.
— Я имела в виду — об этом ресторане.
— А! Вчера. Я сказал ему, что у меня свидание с чернокожей женщиной, и спросил, не знает ли он какого-нибудь места, где она чувствовала бы себя спокойно. Потому что мы хотели бы получше узнать друг друга.
— И что он сказал?
— Посоветовал пойти сюда.
— А вы здесь чувствуете себя спокойно?
— Ну, вроде бы да. А вы?
— Не знаю. Может быть, я просто слишком стараюсь...
— Возможно.
— А как он отнесся к нашему свиданию?
— Кто — Арти? А как он должен был к этому отнестись?
— В смысле — к черно-белому роману.
— Мы об этом не говорили.
— А вы как к этому относитесь?
— К черно-белому роману?
— Да.
— Я надеюсь, что у нас все будет хорошо.
Шарин посмотрела на него.
— Я надеюсь, что в один прекрасный день мы сможем пойти куда захотим, не беспокоясь, что о нас думают окружающие.
— Вы работаете в паре с Брауном?
— Иногда. Мы в восемьдесят седьмом работаем немного не так, как в остальных участках. Мы постоянно перегруппировываемся. Так интереснее работать. И еще это дает возможность обменяться информацией о всяких скверных парнях и о том, что они творят.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я сказал правду, Шари, — ответил Клинг, сокращая ее имя и рифмуя его со словом «Париж». — Я думал, что вам будет неуютно в таком месте, где вокруг только белые.
— А в месте, где вокруг только негры?
— Вы имеете в виду — где-нибудь в Даймондбеке?
— Да.
— Я думаю, мне бы там было не по себе, — признал Клинг.
— И потому вы попросили Брауна порекомендовать место, где мы оба могли бы чувствовать себя уютно.
— Да. Но я не знал, что здесь буквально все поделено пополам. В оркестре трое музыкантов белых, трое негров. Один белый бармен, один чернокожий. На каждого белого парня приходится по одной чернокожей девушке, а на каждого черного — по одной белой.
— Словно шахматная доска, — сказала Шарин.
— Ага. Может, вы хотите отсюда уйти?
— А что вы предлагаете? — спросила она.
— Крышу небоскреба, — ответил Клинг.
* * *
Небоскреб располагался на Джефферсон-авеню, прямо посреди Айсолы. Они поймали в нижнем городе такси и теперь — в десять вечера в огромном бессонном городе — вошли в вестибюль и остановились перед красным бархатным шнуром. Рядом стоял служащий в зеленой ливрее и в зеленой шляпе и пропускал по восемь-десять посетителей в скоростной лифт, идущий на пятьдесят восьмой этаж. Они не заказывали столик заранее. Клинга это несколько беспокоило. Крутой детектив пригласил даму в ресторан на крышу небоскреба. А вдруг сейчас подойдет высокомерный метрдотель, взглянет на них и пошлет куда подальше. «Прошу прощения, но у нас банкет. Мест нет».
Да ну, почему что-то должно случиться? Красивый белокурый детектив в темно-синем костюме, с ним красивая чернокожая женщина в восхитительном синем платье — да любой метрдотель должен прийти в восторг, что у него появилась возможность украсить ими зал, добавить элегантности общей картине. «Проходите, сэр, проходите, мисс. Не хотите ли столик у окна? Оттуда виден весь город. Прекрасная ночь, не правда ли, сэр?» В крайнем случае, придется посверкать бляхой и сунуть ему несколько баксов... Интересно, а принято ли это в заведениях такого класса?
Клинг продолжал обдумывать свою стратегию всю дорогу до пятьдесят восьмого этажа, где они пересели на другой лифт, идущий на шестьдесят шестой этаж и на крышу здания. Двери лифта распахнулись. За ними оказался роскошный вестибюль, в другом конце которого располагалась стеклянная дверь, ведущая в ресторан, а сквозь нее виднелась призывно мерцающая сеть огней большого города. Клинг сразу понял, что его неожиданный выбор оказался правильным. Но...
О Господи, он все-таки был здесь! Сразу же за входной дверью на возвышении стоял дородный черно-белый пингвин. Клинг предпочел бы встретиться лицом к лицу с грабителем, у которого в каждой руке по пушке. Он уверенно подвел Шарин ко входу, распахнул дверь и пропустил свою даму вперед, к сверкающему городскому пейзажу. Огни простирались отсюда и до самого конца острова, и дальше. Мосты, казалось, связывали континенты, звезды неслись наперегонки к планетам, а оттуда — к еще неведомым солнечным системам. У Клинга едва не перехватило дыхание. Откуда-то из глубины зала доносилась негромкая танцевальная музыка. На полированных столах стояли свечи в хрустальных подсвечниках. По залу скользили официантки в белых блузках и длинных черных юбках с разрезом до бедра. Все вокруг было черно-белым. Когда вы влюблены, вся вселенная становится черно...
— Сэр?
Это пингвин. Он тоже одет в черно-белое — это неизменно. Ишь как грудь выпятил. И, разумеется, нос задирает выше головы.
— Сэр?
На этот раз тон был более повелительным. «Пожалуй, это королевский пингвин», — решил Клинг.
— Детектив Клинг, — произнес он. — Восемьдесят седьмой участок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73