Да, я уверен, что он сказал «половина седьмого».
— И в театре остались только Мишель и художница по костюмам.
— Ну, там должен был оставаться еще Тори.
— Тори?
— Наш охранник. Он стоит на служебном входе.
— Его так зовут? Тори?
— Ну, на самом деле его настоящее имя Сальваторе Андруччи. Но он выступал под именем Тори Эндрюс. Вы не помните Тори Эндрюса? Лет двадцать — двадцать пять назад он показывал очень неплохие результаты в среднем весе. Это и есть Тори.
— Не знаете, где я могу его найти?
— В театре. Хотите еще кофе? Я попрошу, чтобы эта чернушка принесла свежего.
— Спасибо, нет, — отказался Карелла. — С меня хватит.
— Тогда позвольте, я отыщу эти расчеты. Если, конечно, они вам все еще нужны.
— Они мне все еще нужны, — подтвердил Карелла.
* * *
Джиллиан Пек жила в верхней части города, в солидном доме со швейцаром. Швейцар позвонил по домофону и сообщил о госте. Клинг услышал, как женский голос произнес с британским акцентом:
— Да, пожалуйста, пусть он поднимется.
Женщине, открывшей дверь, на вид было сорок с небольшим. Это была хрупкая брюнетка с буйной гривой волос, одетая в зеленую тунику из шелка и парчи, расклешенные пижамные брюки и зеленые тапочки с золотой отделкой. Она прямо с порога сообщила Клингу, что на полдень у нее назначена встреча — а уже было десять минут двенадцатого, — и потому она надеется, что детектив будет краток. Клинг пообещал постараться.
Хозяйка провела его в гостиную. По стенам ее были развешаны в рамочках рисунки костюмов, которых, похоже, хватило бы на сотню разных пьес, — но Джиллиан заявила, что они относятся всего лишь к десяти постановкам.
— Моей любимой работой была «Двенадцатая ночь», я ее делала для Марвина. — Хозяйка лучезарно улыбнулась и провела Клинга мимо серии эскизов, на которых были изображены люди в ярких нарядах. В углу каждого эскиза карандашом было написано имя персонажа: сэр Тоби Белч. Сэр Эндрю Агвичек. Мальволио. Оливия. Виола...
— Мне нравятся имена, которые он им дал, — кивнула в сторону своих творений художница. — Вы знаете полное название этой пьесы?
— Нет, — сказал Клинг.
— Шекспир назвал ее «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Я восприняла это как намек на костюмы. Я решила, что взгляд должен беспрепятственно проникать повсюду.
— Думаю, вам это удалось, — проронил Клинг.
— Да, вполне, — согласилась Джиллиан, изучая рисунок. — Ну да ладно, — сказала она, внезапно повернувшись и подойдя к мягкому уголку, состоявшему из дивана, обтянутого красным бархатом, и двух кресел по бокам, обтянутых черным. Женщина уселась в одно из черных кресел — возможно, потому, что ей не хотелось слишком уж напоминать новогоднюю елку — зеленый наряд на красном фоне. Клингу стало любопытно, делает ли она наряды и для себя тоже.
— Не хотите присесть? — спросила Джиллиан, указав на софу.
Клинг сел.
Хозяйка посмотрела на часы.
— Я по поводу мисс Кассиди, — начал детектив.
— Ох, бедное дитя! — воскликнула Джиллиан.
— Насколько я понимаю, вы были вместе с ней вчера вечером. Как раз перед тем, как она подверглась нападению.
— Да. Мы примеряли один из ее костюмов.
— А сколько их у нее?
— Она трижды переодевается по ходу пьесы. Это был костюм для первого действия. Белый наряд — он создает ощущение невинности, девственности. Предполагается, что она приходит в театр совсем юной девушкой. Вы знакомы с пьесой?
— На самом деле нет.
— Дрянь редкостная, — сказала Джиллиан. — Если уж начистоту, Марвин должен благодарить Бога за это нападение — такая реклама!
— Я уверен, что он и вправду его благодарит, — согласился Клинг.
Хозяйка посмотрела на детектива и хмыкнула.
— Ну, я бы не удивилась. В общем, в пьесе три действия и, соответственно, три наряда. Один девичий — белый, второй — серый, когда она, так сказать, теряет невинность (полная чушь, на самом деле) и красный наряд для третьего действия, после того, как она подверглась нападению — Бог его знает, что это должно означать. И кто ее ранил, тоже, кстати, непонятно. Вот вам случай, когда жизнь подражает искусству, не так ли?
— Полагаю, что так.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Пока что нет.
— Жизнь точь-в-точь следует за искусством, — сказала Джиллиан. — В пьесе так и остается неизвестным, кто ее ранил.
— Ну, мы ведем расследование.
— Но ведь это означает, что человек, который ранил Мишель, все еще неизвестен, разве нет? И он может так и остаться неизвестным. И это не будет таким уж нетипичным случаем для нашего города, ведь так?
— Увы, да, — согласился Клинг.
— Это я не в обиду.
— Где происходила примерка, мисс Пек?
— У Мишель в уборной.
— Во сколько она началась?
— В половине седьмого, может, в тридцать пять минут.
— И сколько она продлилась?
— О, не больше десяти минут.
— То есть до без двадцати семь?
— Я бы сказала — до без четверти.
— И что потом?
— Что вы имеете в виду?
— Что вы делали после примерки?
— Ну, мы ушли.
— Из театра?
— Нет, из уборной.
— Вы ушли вместе?
— Нет. Я отправилась в костюмерную, чтобы повесить наряд на место, а Мишель пошла в туалет.
— Вы еще видели ее тем вечером?
— Да, перед выходом из театра.
— И где вы ее видели?
— Рядом со служебным выходом на стене висит телефон-автомат. Когда я выходила из театра, Мишель там стояла.
— Она с кем-нибудь разговаривала?
— Нет. В тот момент она просто набирала номер.
— Во сколько это было?
— Э-э... где-то без десяти семь.
— И что было потом?
— Я попрощалась с Тори и вышла.
— Кто такой Тори?
— Наш охранник.
— А где он находился?
— Сидел у выхода. Он всегда там сидит. Там его стул.
— Далеко от телефона?
— Не то пять, не то шесть футов. Точнее не скажу.
— Видели ли вы кого-либо в переулке, когда вышли из театра?
— Ни единой души.
— Когда Мишель вышла, вас уже не было в переулке, так?
— Да, так.
— То есть вы не видели, как она выходила?
— Нет, не видела.
— И, конечно же, вы не видели, кто ее ранил?
— Совершенно верно.
— Куда вы отправились, выйдя из театра?
— На встречу с одним моим другом.
— Где она происходила?
— В городе, в ресторане. Я прямо у театра поймала такси.
— Во сколько это было?
— Без пяти семь.
— Вы помните точное время?
— Да, я как раз посмотрела на часы. Мы с моим другом должны были встретиться в четверть восьмого, и я смотрела, не опаздываю ли я. До этого ресторана довольно далеко добираться.
— Что это за ресторан, мисс Пек?
— «Да Луиджи», на Мерси-стрит.
— Ну и как, вы опоздали?
— Нет, я добралась одновременно с Дороти.
Клинг посмотрел на Джиллиан.
— Все, точка, — сказала она.
Тори Эндрюс, он же Сальваторе Андруччи, внимательно изучил жетон Кареллы, потом еще раз проверил его удостоверение и только после этого спросил:
— Вы по поводу Мишель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— И в театре остались только Мишель и художница по костюмам.
— Ну, там должен был оставаться еще Тори.
— Тори?
— Наш охранник. Он стоит на служебном входе.
— Его так зовут? Тори?
— Ну, на самом деле его настоящее имя Сальваторе Андруччи. Но он выступал под именем Тори Эндрюс. Вы не помните Тори Эндрюса? Лет двадцать — двадцать пять назад он показывал очень неплохие результаты в среднем весе. Это и есть Тори.
— Не знаете, где я могу его найти?
— В театре. Хотите еще кофе? Я попрошу, чтобы эта чернушка принесла свежего.
— Спасибо, нет, — отказался Карелла. — С меня хватит.
— Тогда позвольте, я отыщу эти расчеты. Если, конечно, они вам все еще нужны.
— Они мне все еще нужны, — подтвердил Карелла.
* * *
Джиллиан Пек жила в верхней части города, в солидном доме со швейцаром. Швейцар позвонил по домофону и сообщил о госте. Клинг услышал, как женский голос произнес с британским акцентом:
— Да, пожалуйста, пусть он поднимется.
Женщине, открывшей дверь, на вид было сорок с небольшим. Это была хрупкая брюнетка с буйной гривой волос, одетая в зеленую тунику из шелка и парчи, расклешенные пижамные брюки и зеленые тапочки с золотой отделкой. Она прямо с порога сообщила Клингу, что на полдень у нее назначена встреча — а уже было десять минут двенадцатого, — и потому она надеется, что детектив будет краток. Клинг пообещал постараться.
Хозяйка провела его в гостиную. По стенам ее были развешаны в рамочках рисунки костюмов, которых, похоже, хватило бы на сотню разных пьес, — но Джиллиан заявила, что они относятся всего лишь к десяти постановкам.
— Моей любимой работой была «Двенадцатая ночь», я ее делала для Марвина. — Хозяйка лучезарно улыбнулась и провела Клинга мимо серии эскизов, на которых были изображены люди в ярких нарядах. В углу каждого эскиза карандашом было написано имя персонажа: сэр Тоби Белч. Сэр Эндрю Агвичек. Мальволио. Оливия. Виола...
— Мне нравятся имена, которые он им дал, — кивнула в сторону своих творений художница. — Вы знаете полное название этой пьесы?
— Нет, — сказал Клинг.
— Шекспир назвал ее «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Я восприняла это как намек на костюмы. Я решила, что взгляд должен беспрепятственно проникать повсюду.
— Думаю, вам это удалось, — проронил Клинг.
— Да, вполне, — согласилась Джиллиан, изучая рисунок. — Ну да ладно, — сказала она, внезапно повернувшись и подойдя к мягкому уголку, состоявшему из дивана, обтянутого красным бархатом, и двух кресел по бокам, обтянутых черным. Женщина уселась в одно из черных кресел — возможно, потому, что ей не хотелось слишком уж напоминать новогоднюю елку — зеленый наряд на красном фоне. Клингу стало любопытно, делает ли она наряды и для себя тоже.
— Не хотите присесть? — спросила Джиллиан, указав на софу.
Клинг сел.
Хозяйка посмотрела на часы.
— Я по поводу мисс Кассиди, — начал детектив.
— Ох, бедное дитя! — воскликнула Джиллиан.
— Насколько я понимаю, вы были вместе с ней вчера вечером. Как раз перед тем, как она подверглась нападению.
— Да. Мы примеряли один из ее костюмов.
— А сколько их у нее?
— Она трижды переодевается по ходу пьесы. Это был костюм для первого действия. Белый наряд — он создает ощущение невинности, девственности. Предполагается, что она приходит в театр совсем юной девушкой. Вы знакомы с пьесой?
— На самом деле нет.
— Дрянь редкостная, — сказала Джиллиан. — Если уж начистоту, Марвин должен благодарить Бога за это нападение — такая реклама!
— Я уверен, что он и вправду его благодарит, — согласился Клинг.
Хозяйка посмотрела на детектива и хмыкнула.
— Ну, я бы не удивилась. В общем, в пьесе три действия и, соответственно, три наряда. Один девичий — белый, второй — серый, когда она, так сказать, теряет невинность (полная чушь, на самом деле) и красный наряд для третьего действия, после того, как она подверглась нападению — Бог его знает, что это должно означать. И кто ее ранил, тоже, кстати, непонятно. Вот вам случай, когда жизнь подражает искусству, не так ли?
— Полагаю, что так.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Пока что нет.
— Жизнь точь-в-точь следует за искусством, — сказала Джиллиан. — В пьесе так и остается неизвестным, кто ее ранил.
— Ну, мы ведем расследование.
— Но ведь это означает, что человек, который ранил Мишель, все еще неизвестен, разве нет? И он может так и остаться неизвестным. И это не будет таким уж нетипичным случаем для нашего города, ведь так?
— Увы, да, — согласился Клинг.
— Это я не в обиду.
— Где происходила примерка, мисс Пек?
— У Мишель в уборной.
— Во сколько она началась?
— В половине седьмого, может, в тридцать пять минут.
— И сколько она продлилась?
— О, не больше десяти минут.
— То есть до без двадцати семь?
— Я бы сказала — до без четверти.
— И что потом?
— Что вы имеете в виду?
— Что вы делали после примерки?
— Ну, мы ушли.
— Из театра?
— Нет, из уборной.
— Вы ушли вместе?
— Нет. Я отправилась в костюмерную, чтобы повесить наряд на место, а Мишель пошла в туалет.
— Вы еще видели ее тем вечером?
— Да, перед выходом из театра.
— И где вы ее видели?
— Рядом со служебным выходом на стене висит телефон-автомат. Когда я выходила из театра, Мишель там стояла.
— Она с кем-нибудь разговаривала?
— Нет. В тот момент она просто набирала номер.
— Во сколько это было?
— Э-э... где-то без десяти семь.
— И что было потом?
— Я попрощалась с Тори и вышла.
— Кто такой Тори?
— Наш охранник.
— А где он находился?
— Сидел у выхода. Он всегда там сидит. Там его стул.
— Далеко от телефона?
— Не то пять, не то шесть футов. Точнее не скажу.
— Видели ли вы кого-либо в переулке, когда вышли из театра?
— Ни единой души.
— Когда Мишель вышла, вас уже не было в переулке, так?
— Да, так.
— То есть вы не видели, как она выходила?
— Нет, не видела.
— И, конечно же, вы не видели, кто ее ранил?
— Совершенно верно.
— Куда вы отправились, выйдя из театра?
— На встречу с одним моим другом.
— Где она происходила?
— В городе, в ресторане. Я прямо у театра поймала такси.
— Во сколько это было?
— Без пяти семь.
— Вы помните точное время?
— Да, я как раз посмотрела на часы. Мы с моим другом должны были встретиться в четверть восьмого, и я смотрела, не опаздываю ли я. До этого ресторана довольно далеко добираться.
— Что это за ресторан, мисс Пек?
— «Да Луиджи», на Мерси-стрит.
— Ну и как, вы опоздали?
— Нет, я добралась одновременно с Дороти.
Клинг посмотрел на Джиллиан.
— Все, точка, — сказала она.
Тори Эндрюс, он же Сальваторе Андруччи, внимательно изучил жетон Кареллы, потом еще раз проверил его удостоверение и только после этого спросил:
— Вы по поводу Мишель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73