Как видите, Липотин информировал меня точно. Скорее всего, благодаря его посредничеству вы его и приобрели. Как бы то ни было, — она отвела жестом готовый слететь с моих губ недоуменный вопрос, — как бы то ни было, а я хочу обладать этим наконечником. Вы мне его уступите? Я прошу вас! Пожалуйста!
Последние фразы этой странной, сумбурной речи, словно выйдя из-под контроля, бежали наперегонки, обгоняя друг друга. Княгиня сидела подавшись всем телом вперёд, — словно изготовилась к прыжку, невольно подумал я и внутренне усмехнулся, изумившись этой поразительной алчности коллекционеров, которые, завидев или только почуяв вожделенную добычу, могут подолгу таиться в засаде, пока не настанет время хищно изогнуться подобно охотящейся пантере…
Пантера!
Вновь этот образ заставляет меня вздрогнуть! Да, теперь я понимаю, Бартлет Грин в жизни Джона Ди не самый последний персонаж: его характеристики точны и врезаются в память намертво! Что касается моей черкесской княгини, то куда делась ледяная светскость — она едва не подпрыгивала на краешке кресла, а по её прекрасному лицу пробегали волны прямо-таки неподдельных эмоций: ожидания, готовности отблагодарить, нервного, до дрожи, беспокойства и самой что ни на есть неприкрытой льстивости. Я был раздосадован так сильно, что мне не сразу удалось найти слова извинения, которые могли бы передать всю искренность моего огорчения.
— Княгиня, вы просто не представляете, в какое отчаянье повергаете меня. Ваша просьба столь незначительна, а представившаяся мне счастливая возможность услужить такой очаровательной, благородной, великодушно доверившейся мне даме столь уникальна, что разочаровать вас — выше моих сил, но что прикажете делать: у меня не только нет описанного вами оружия, но я и в глаза-то его никогда не видел.
Против всех моих ожиданий княгиня нимало не расстроилась; усмехнувшись самым естественным образом, она перегнулась ко мне и с терпеливой снисходительностью юной мамаши, выговаривающей своему завравшемуся любимцу, проворковала:
— О том, что копьё, получить которое я так страстно желаю, у вас, знает Липотин, знаю я. Решено, вы мне его — продадите. И заранее благодарю вас от все го сердца.
— Мне ужасно жаль, но я вынужден вам сказать, милостивая сударыня, что Липотин. заблуждается! Здесь какое-то недоразумение! По всей видимости, Липотин меня с кем-то перепутал и…
Княгиня резко выпрямилась и встала. Подошла ко мне. Её походка… да, да, — её походка! Внезапно я вспомнил эти движения. Её шаг был беззвучен, упруг — она двигалась словно на носках, почти кралась, и кралась необычайно грациозно… Впрочем, что это я? Взбредёт же такое…
Княгиня продолжала почти нежно:
— Возможно. Даже наверняка Липотин что-то перепутал. Разумеется, копьё попало к вам не от него. Ну и что из того? Ведь вы обещали подарить… его… мне…
Я почувствовал, как от отчаянья шевельнулись мои волосы. Взял себя в руки, стремясь как можно мягче объясниться с этой невероятной женщиной, — вся нетерпеливое ожидание, стояла она передо мной с широко распахнутыми, отсвечивающими чудесными золотыми искрами глазами и усмехалась с неотразимым очарованием; я едва удержался, чтобы не схватить эти божественные руки и не покрыть их поцелуями и слезами бессильной досады — ведь я, уже готовый ради неё на все, не мог, не мог исполнить даже такого ничтожного желания!
Я судорожно вытянулся во весь рост и, глядя прямо в эти лучистые глаза, обреченно простонал:
— Княгиня, последний раз повторяю, что не являюсь владельцем разыскиваемого вами копья или наконечника, что я и не могу им быть, ибо никогда в жизни, несмотря на мою слабость к тем или иным безделушкам, не коллекционировал ни оружия, ни деталей оружия, ничего, имеющего отношение к молоту, наковальне или плавильной печи…
Голос мой становился все тише и наконец совсем угас, зато на щеках вспыхнул предательский румянец… Эта удивительная женщина и бровью не повела — она по-прежнему мило улыбалась, и только её правая рука, словно намагничивая, непрерывно скользила по великолепному серебряному литью тульского ларца, и он, этот редкостный образец кузнечного, почти ювелирного мастерства, неопровержимо свидетельствовал, что все мои уверения — чистейшая ложь. Какой позор! Необходимо подыскивать слова. Однако княгиня небрежно отмахнулась:
— Полноте, сударь, не мучайтесь, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. И тайну ваших слабостей как коллекционера вовсе не собираюсь вызнавать. Определенно Липотин что-то напутал. Да и я могла ошибиться. И всё же ещё раз прошу вас войти в моё положение… прошу, понимая всю обреченность своих слишком… наивных… надежд, об оружии, о котором Липотин мне…
Я рухнул перед ней на колени. Сейчас мне самому стыдно за эту нелепую театральность, но тогда я просто не видел другого, более сильного и одновременно мягкого выражения моей яростной, невыносимой беспомощности. Я собрался с мыслями, намереваясь произнести наконец неотразимо убедительную речь, уже открыл рот — и тут она с легким, нежным и, должен здесь признаться, обворожительнейшим смехом скользнула мимо меня к дверям, ещё раз обернулась и сказала:
— Сударь, я вижу, как вам трудно сломить себя. Поверьте, я вас очень хорошо понимаю. Но ещё одно маленькое усилие! Найдите решение, которое бы сделало меня счастливой. А я на днях зайду. И тогда вы исполните мою пустяковую просьбу и подарите мне… наконечник копья.
И княгиня исчезла.
Теперь она неуловимо присутствует в любой точке моего кабинета: тонкий, сладкий, летучий, доселе неизвестный мне запах подобен аромату экзотического цветка, однако есть в нем и что-то острое, странно будоражащее, что-то — я не могу найти другого слова — хищное. И вообще этот визит — нечто абсурдное, блаженное, гнетущее, щекочущее нервы, вихрем уносящее все надежды прочь, оставляющее после себя какое-то тяжёлое, неприятное чувство и — признаюсь откровенно — страх!
Да, ни о какой дальнейшей работе сегодня не может быть и речи. Пойду прогуляюсь, а заодно зайду к Липотину в Верейский переулок.
И тут меня словно ужалило: когда княгиня Шотокалунгина входила в кабинет, дверь находилась в глубокой тени, так как плотные, тёмные шторы на окне за письменным столом были полузадёрнуты. Значит, это не иллюзия и не обман зрения, значит, глаза входившей действительно на долю секунды полыхнули в сумерках фосфоресцирующим огнём ночного хищника? Но ведь этого не может быть! Да, конечно, мир сей полон загадок, но… И ещё: насколько я могу судить, платье княгини было из чёрного шёлка с серебряной нитью. При малейшем движении струйки и волны приглушенного металлического мерцания разбегались по платью… И мой взгляд невольно соскользнул на тульский ларец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Последние фразы этой странной, сумбурной речи, словно выйдя из-под контроля, бежали наперегонки, обгоняя друг друга. Княгиня сидела подавшись всем телом вперёд, — словно изготовилась к прыжку, невольно подумал я и внутренне усмехнулся, изумившись этой поразительной алчности коллекционеров, которые, завидев или только почуяв вожделенную добычу, могут подолгу таиться в засаде, пока не настанет время хищно изогнуться подобно охотящейся пантере…
Пантера!
Вновь этот образ заставляет меня вздрогнуть! Да, теперь я понимаю, Бартлет Грин в жизни Джона Ди не самый последний персонаж: его характеристики точны и врезаются в память намертво! Что касается моей черкесской княгини, то куда делась ледяная светскость — она едва не подпрыгивала на краешке кресла, а по её прекрасному лицу пробегали волны прямо-таки неподдельных эмоций: ожидания, готовности отблагодарить, нервного, до дрожи, беспокойства и самой что ни на есть неприкрытой льстивости. Я был раздосадован так сильно, что мне не сразу удалось найти слова извинения, которые могли бы передать всю искренность моего огорчения.
— Княгиня, вы просто не представляете, в какое отчаянье повергаете меня. Ваша просьба столь незначительна, а представившаяся мне счастливая возможность услужить такой очаровательной, благородной, великодушно доверившейся мне даме столь уникальна, что разочаровать вас — выше моих сил, но что прикажете делать: у меня не только нет описанного вами оружия, но я и в глаза-то его никогда не видел.
Против всех моих ожиданий княгиня нимало не расстроилась; усмехнувшись самым естественным образом, она перегнулась ко мне и с терпеливой снисходительностью юной мамаши, выговаривающей своему завравшемуся любимцу, проворковала:
— О том, что копьё, получить которое я так страстно желаю, у вас, знает Липотин, знаю я. Решено, вы мне его — продадите. И заранее благодарю вас от все го сердца.
— Мне ужасно жаль, но я вынужден вам сказать, милостивая сударыня, что Липотин. заблуждается! Здесь какое-то недоразумение! По всей видимости, Липотин меня с кем-то перепутал и…
Княгиня резко выпрямилась и встала. Подошла ко мне. Её походка… да, да, — её походка! Внезапно я вспомнил эти движения. Её шаг был беззвучен, упруг — она двигалась словно на носках, почти кралась, и кралась необычайно грациозно… Впрочем, что это я? Взбредёт же такое…
Княгиня продолжала почти нежно:
— Возможно. Даже наверняка Липотин что-то перепутал. Разумеется, копьё попало к вам не от него. Ну и что из того? Ведь вы обещали подарить… его… мне…
Я почувствовал, как от отчаянья шевельнулись мои волосы. Взял себя в руки, стремясь как можно мягче объясниться с этой невероятной женщиной, — вся нетерпеливое ожидание, стояла она передо мной с широко распахнутыми, отсвечивающими чудесными золотыми искрами глазами и усмехалась с неотразимым очарованием; я едва удержался, чтобы не схватить эти божественные руки и не покрыть их поцелуями и слезами бессильной досады — ведь я, уже готовый ради неё на все, не мог, не мог исполнить даже такого ничтожного желания!
Я судорожно вытянулся во весь рост и, глядя прямо в эти лучистые глаза, обреченно простонал:
— Княгиня, последний раз повторяю, что не являюсь владельцем разыскиваемого вами копья или наконечника, что я и не могу им быть, ибо никогда в жизни, несмотря на мою слабость к тем или иным безделушкам, не коллекционировал ни оружия, ни деталей оружия, ничего, имеющего отношение к молоту, наковальне или плавильной печи…
Голос мой становился все тише и наконец совсем угас, зато на щеках вспыхнул предательский румянец… Эта удивительная женщина и бровью не повела — она по-прежнему мило улыбалась, и только её правая рука, словно намагничивая, непрерывно скользила по великолепному серебряному литью тульского ларца, и он, этот редкостный образец кузнечного, почти ювелирного мастерства, неопровержимо свидетельствовал, что все мои уверения — чистейшая ложь. Какой позор! Необходимо подыскивать слова. Однако княгиня небрежно отмахнулась:
— Полноте, сударь, не мучайтесь, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. И тайну ваших слабостей как коллекционера вовсе не собираюсь вызнавать. Определенно Липотин что-то напутал. Да и я могла ошибиться. И всё же ещё раз прошу вас войти в моё положение… прошу, понимая всю обреченность своих слишком… наивных… надежд, об оружии, о котором Липотин мне…
Я рухнул перед ней на колени. Сейчас мне самому стыдно за эту нелепую театральность, но тогда я просто не видел другого, более сильного и одновременно мягкого выражения моей яростной, невыносимой беспомощности. Я собрался с мыслями, намереваясь произнести наконец неотразимо убедительную речь, уже открыл рот — и тут она с легким, нежным и, должен здесь признаться, обворожительнейшим смехом скользнула мимо меня к дверям, ещё раз обернулась и сказала:
— Сударь, я вижу, как вам трудно сломить себя. Поверьте, я вас очень хорошо понимаю. Но ещё одно маленькое усилие! Найдите решение, которое бы сделало меня счастливой. А я на днях зайду. И тогда вы исполните мою пустяковую просьбу и подарите мне… наконечник копья.
И княгиня исчезла.
Теперь она неуловимо присутствует в любой точке моего кабинета: тонкий, сладкий, летучий, доселе неизвестный мне запах подобен аромату экзотического цветка, однако есть в нем и что-то острое, странно будоражащее, что-то — я не могу найти другого слова — хищное. И вообще этот визит — нечто абсурдное, блаженное, гнетущее, щекочущее нервы, вихрем уносящее все надежды прочь, оставляющее после себя какое-то тяжёлое, неприятное чувство и — признаюсь откровенно — страх!
Да, ни о какой дальнейшей работе сегодня не может быть и речи. Пойду прогуляюсь, а заодно зайду к Липотину в Верейский переулок.
И тут меня словно ужалило: когда княгиня Шотокалунгина входила в кабинет, дверь находилась в глубокой тени, так как плотные, тёмные шторы на окне за письменным столом были полузадёрнуты. Значит, это не иллюзия и не обман зрения, значит, глаза входившей действительно на долю секунды полыхнули в сумерках фосфоресцирующим огнём ночного хищника? Но ведь этого не может быть! Да, конечно, мир сей полон загадок, но… И ещё: насколько я могу судить, платье княгини было из чёрного шёлка с серебряной нитью. При малейшем движении струйки и волны приглушенного металлического мерцания разбегались по платью… И мой взгляд невольно соскользнул на тульский ларец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152