– Небо как в летнюю пору…– сказала Сигэ, глядя поверх клена.– Запомни, Тиэко, ты родилась здесь. Пусть не я тебя родила, но на свет появилась ты в этом доме.
– Да, да! – согласно кивнула Тиэко.
В храме Киёмидзу она сказала правду Синъити: ее не похитили в парке Маруяма под цветущими вишнями, а подкинули у входа в лавку Такитиро. Он и подобрал ее там.
С тех пор минуло двадцать лет. Такитиро тогда было за тридцать, и он не отказывал себе в развлечениях. Поэтому Сигэ не сразу поверила его объяснению, когда он появился с младенцем на руках.
«Не пытайся изворачиваться… Ясно, как белый день: это от одной из твоих знакомых гейш».
«Несусветная чушь! – Такитиро даже побагровел от возмущения.– Лучше погляди, во что закутана девочка. Ну как? Ты и теперь будешь настаивать, что это ребенок от гейши?» Он протянул младенца жене. Сигэ взяла девочку на руки и прижалась щекой к ее холодному личику.
«Что нам с ней делать?» – спросила она.
«Пойдем в дом, там все спокойно обсудим. Чего стоишь как истукан!»
«Она совсем еще малютка, должно быть, всего несколько дней, как родилась».
Отец и мать девочки были неизвестны, и записать ее как приемную дочь Такитиро не имел права – на то требовалось согласие родителей. Тогда он зарегистрировал ее в книге посемейных записей как наследницу супругов Сада. Девочку назвали Тиэко.
В народе говорят: если в семье усыновляют ребенка, обязательно появится на свет и свой собственный. Но у Сигэ так не получилось, и супруги Сада посвятили себя воспитанию единственной дочери. Прошло много лет, и их все меньше заботило, кто настоящие родители, подкинувшие девочку. Они даже не знали, живы ли те.
В тот раз уборка после ужина много времени не потребовала, и Тиэко быстро справилась с ней одна: собрала листья бамбука, в которые были завернуты рисовые колобки с рыбой, и вымыла чашки из-под супа.
Потом она поднялась на второй этаж в свою спальню и стала разглядывать альбомы с репродукциями Пауля Клее и Шагала, которые отец брал с собой в Сагу. Незаметно она задремала, но вскоре проснулась от собственного крика.
– Тиэко, Тиэко! Что с тобой? – донеслось из соседней комнаты. Тиэко еще не успела ответить, как раздвинулись фусума и вошла Сигэ.– Наверное, плохой сон приснился – ты так кричала.– Сигэ присела на постель Тиэко и включила ночник у изголовья.
Тиэко привстала – еще во власти ночного кошмара.
– Ой, да ты вся в поту.– Сигэ взяла с туалетного столика марлевое полотенце, вытерла ей лоб, потом грудь. Девушка не противилась. До чего же хороша эта юная белая грудь, подумала Сигэ.
– Вытри под мышками,– сказала она, протягивая полотенце.
– Спасибо вам, матушка.
– Страшный был сон?
– Ага. Мне приснилось, будто я падаю с высоты, медленно лечу вниз сквозь зловещий зеленый сумрак, а дна все нет.
– Такие кошмары бывают у многих: падаешь, падаешь без конца в бездонную пропасть.
– Как бы ты не простудилась, Тиэко. Может, сменишь ночное кимоно?
Тиэко кивнула. Она еще не вполне очнулась и с трудом стояла на непослушных ногах.
– Не надо, не надо, я сама принесу.
Тиэко, немного стесняясь матери, быстро сменила спальное кимоно и начала складывать снятое.
– Оставь, все равно его надо выстирать.– Сигэ взяла у нее из рук кимоно и кинула на стоявшую в углу вешалку. Потом снова присела у изголовья.
– Нет ли у тебя жара? – Сигэ пощупала лоб Тиэко. Лоб был холодный.– Наверно, ты просто устала от поездки в деревню.
– …
– У тебя нездоровый вид. Пожалуй, принесу свою постель и лягу рядом.
– Спасибо, матушка, не беспокойтесь. Мне уже хорошо, идите отдыхать.
– Что-то не верится.– Сигэ отогнула одеяло и прилегла на край постели. Тиэко подвинулась, давая ей место.– Ты уже совсем взрослая, даже неловко Спать с тобой в одной постели. Наверно, не усну.
Но Сигэ заснула первая. Тиэко выпростала руку из-под одеяла и осторожно, чтобы не разбудить мать, погасила свет. Ей не спалось.
Сон, который видела Тиэко, был длинный. Матери она рассказала лишь о самом его конце.
Вначале он был приятен и похож на явь. Ей снилось, как они с Масако приехали в деревню на Северной горе и любуются криптомериями. Масако ей говорит, как она похожа на ту девушку, но во сне это сходство занимает ее гораздо сильнее, чем наяву тогда в деревне.
В конце сна она стала проваливаться куда-то вниз сквозь зеленый сумрак… Откуда он? Быть может, от рощи криптомерии на Северной горе?
Такитиро нравились состязания в рубке бамбука, устраиваемые храмом Курама. То был по-настоящему мужской праздник.
Такитиро посещал эти состязания с юных лет, и они не были ему в новинку, но в нынешнем году он решил взять с собой Тиэко. Тем более что другой праздник – знаменитый Праздник огня в Курама – на этот раз не отмечали из– за нехватки денег.
Такитиро опасался ненастной погоды: состязание дровосеков обычно происходило в самый разгар цую.
Девятнадцатого июня был настоящий ливень – слишком сильный даже для сезона дождей.
– Такой ливень долго не продлится – завтра обязательно распогодится,– повторял Такитиро, поглядывая на небо.
– Отец, я вовсе не боюсь дождя,– успокаивала его Тиэко.
– Знаю,– ответил Такитиро,– но если не будет хорошей погоды…
Двадцатого весь день, не переставая, моросил дождь.
– Закройте двери и окна,– приказал Такитиро служащим в лавке. Иначе весь товар отсыреет.
– Отец, выходит, мы не поедем? – спросила Тиэко.
– Пожалуй, отложим до будущего года. Гору Курама сейчас всю заволокло туманом…
В состязаниях обычно участвуют не монахи, а простые миряне. Подготовка к ним начинается восемнадцатого июня: отбирают по четыре ствола женского и мужского бамбука, которые закрепляются между бревнами, поставленными справа и слева от входа в главное святилище храма. У мужских деревьев оставляют листья, но обрезают корни, женские оставляют с корнями.
По традиции участники состязания, расположившиеся слева от входа в святилище – если повернуться к нему лицом,– называются командой из Тамбы, а справа – командой из Оми.
Каждый участник надевает традиционную одежду из грубого шелка, обувает соломенные сандалии на шнурках, подвязывает рукава тесемками, опоясывается двумя мечами, голову обматывает кэса, сшитым из пяти лоскутьев, к пояснице прикрепляет листья нандины и берет в руки тесак в парчовых ножнах. Предводительствуемые глашатаем, расчищающим путь, участники состязания направляются к вратам храма.
Примерно в час пополудни монах в старинном одеянии гудит в раковину, возвещая начало состязания. Два юных послушника, обращаясь к настоятелю храма, нараспев провозглашают:
– Поздравляем с праздником рубки бамбука!
Затем они подходят к расположившимся слева и справа от главного святилища участникам состязания и говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39