Просто никто не пытался…
– Тогда вам необходимо встретиться с одним человеком, – сказал Лео. – Его зовут Эдуар Нуаре. Я договорюсь о встрече. – Николь казалось, что все это, все похоже на рискованную авантюру, как в одной из шпионских историй про Мату Хари. Посредник: Лео. Тайная встреча где-то поблизости. Какой-то химик с секретной формулой…
Эдуар Нуаре оказался маленьким тщедушным человечком с бесцветной кожей, похожим на существо, которое никогда не вылезало на свет, с настороженно внимательными глазами за толстыми стеклами очков в проволочной оправе. Он ждал их в захудалом кафе на улице Ла-Файетт в девятом округе. Остальные столики были заняты бородатыми хасидами, пьющими чай из стаканов в металлических филигранных подстаканниках и разговаривающими о делах по-еврейски. Когда Николь вошла, они все опустили глаза к полу – их религия запрещала им даже смотреть на незнакомую женщину. Нуаре показался Николь похожим на тюремщика. Его руки, безупречно чистые, – пальцы были сжаты в кулаки, а кулаки лежали один поверх другого – выдавали скрытые чувства: сочетание раздраженности с подозрительностью.
– Вы не предупредили, что это будет женщина, – первое, что он сказал Лео, причем так, словно Николь не было рядом. Нуаре, не желавшего разговаривать с ней, и хасидов, не смотревших в ее сторону, объединяло общее чувство отчужденности и исключительности, так отравлявших ее чувство отчужденности и исключительности, так отравлявших ее детство. По материнской линии Эдуар Нуаре происходил из семьи прусских военных, где всегда презирали женщин и все то, что с ними связано. По иронии судьбы Нуаре проводил большую часть жизни в лабораториях, производя парфюмерию и косметику для ублажения дам.
– А я думал, у нас здесь произойдет деловой разговор.
– Деньги Николь ничуть не хуже денег любого мужчины, – возразил Лео. – К тому же она здесь по моей рекомендации.
– О каком же деле вы собираетесь разговаривать? – спросила Николь, продираясь сквозь атаку Нуаре и оборону Лео. – Я пока никакого дела не вижу. Что вы хотите предложить?
– Новые духи, – ответил Лео.
– Новые! – воскликнул Нуаре. Лицо его выражало сильное волнение, голос дрожал. – Я изобрел их еще в девятнадцатом году. Формула хранится в сейфе у Коти. Он отказывается производить их, говорит, это слишком дорого.
– У вас есть образец? – спросила Николь. Ее нисколько не смущало раздражение Нуаре, которое явно происходило от незаслуженных обид и крушения надежд. В детстве Николь самой пришлось испытать нечто подобное.
Эдуар Нуаре отрицательно покачал головой. Он явно хотел, чтобы его упрашивали.
– Я не могу оценить вещь, пока я ее не понюхаю или не потрогаю, – сказала Николь. – Не хотите – ваше дело.
Нуаре посмотрел на Лео, в нем боролись два желания – оставить свое открытие при себе и явить миру свою гениальность.
– Она права, – сказал Лео. – Нельзя вести разговор, пока она не получит образец.
Наконец, сменив тон, Нуаре заговорил мягче и взвешеннее:
– Я принесу вам образец послезавтра. Встретимся здесь же, в тот же час.
– Договорились, – ответила Николь. Она с иронией подумала, что здесь самое место для обсуждения дел, касающихся производства новых духов, – кафе провоняло копотью, а из туалета доносился запах мочи.
– Что-то он не внушает мне доверия, – сказала Николь, когда они с Лео вернулись на Вандомскую площадь. – Действительно его формула так хороша? Ведь в Париже много химиков. Мы могли бы подыскать кого-нибудь поприветливее.
– Все, что изобретает Нуаре, должно стать сенсацией, – возразил Лео. – Нуаре – золото.
Николь согласилась продолжить переговоры с Нуаре. Она достигла значительного успеха в своем деле, и теперь было самое время начать производство духов – это добавило бы престижа ее фирме. Когда Лео появился со своим предложением, совпавшим с ее мыслями, она загорелась этой идеей. Вопрос только – подойдет ли образец Эдуара Нуаре или придется искать что-то другое.
В назначенный день Николь и Лео вновь отправились на улицу Ла-Файетт. Эдуар Нуаре уже сидел там и поглядывал на часы, проверяя, вовремя ли они явились. Он протянул пробирку, заткнутую пробкой из тугой резины. Николь сначала понюхала из пробирки, затем капнула чуть-чуть себе на запястье и снова внимательно понюхала.
– Мне нужно понюхать свое запястье через двадцать четыре часа, и тогда я скажу вам, что думаю о ваших духах, – сказала она.
Николь заинтересовалась запахом духов Нуаре и не могла понять, почему Коти отказывался производить их. Духи были необычные, их запах не походил ни на какой другой. Производимые в это время духи пахли цветами, компонентами их обычно были; роза, гиацинт, лилия, жасмин, гвоздика. Запахи имели лишь одно измерение, индивидуальное, но не поразительное. Запах духов Нуаре отличался неуловимостью. Это была комбинация из многих цветов, в которой ни один не выделялся. Подобно живописи, потрясающей в то время мир, духи Нуаре являли собой абстракцию природы. Николь была заинтригована. Но через полчаса она, понюхав запястье, обнаружила, что неуловимый, абстрактный запах исчез и теперь определенно пахло жасмином. Необыкновенный запах сменился запахом обыкновенных жасминных духов. На другой день, когда она и Лео вновь встретились с Нуаре на улице Ла-Файетт, Николь объявила, что, хотя поначалу была очарована запахом, его сложность и неуловимость очень скоро исчезли, сменившись обыкновенным ароматом жасмина, присутствующим во многих духах.
– А меня интересуют лишь такие духи, которые пахнут необычно, – сказала Николь. – Вы понимаете? Мне нужно то, чего нет ни у кого. Если вы сумеете сделать ваш запах устойчивым, так, чтобы и через полчаса, и через час, и дольше он оставался таким же, что и в первую минуту, тогда меня это заинтересует.
– Очень трудно добиться такого, – сказал Нуаре. – Этого еще никто не смог сделать.
Но он был явно польщен проницательностью Николь, и теперь они поменялись местами – он выглядел жаждущим исполнить ее желание и, вернувшись в лабораторию, попытаться усовершенствовать формулу. До конца 1923 года Нуаре трижды приносил Николь пробирки с образцами, но ни один из них не удовлетворил Николь, и она всякий раз вновь отправляла Нуаре в лабораторию. Она уже стала терять надежду, но Лео убеждал ее сохранять терпение.
– Производство духов – очень сложный процесс, а вы, Николь, требуете от Нуаре того, чего до сих пор еще никто не добивался. Надо уметь ждать.
– Терпения у меня не всегда хватает, – ответила она.
– А сейчас как раз отличный случай попрактиковаться в отношении терпения, – сказал Лео. – Это улучшит ваш характер.
Николь пожала плечами и вернулась в свое ателье, где она лучше знала, что ей делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Тогда вам необходимо встретиться с одним человеком, – сказал Лео. – Его зовут Эдуар Нуаре. Я договорюсь о встрече. – Николь казалось, что все это, все похоже на рискованную авантюру, как в одной из шпионских историй про Мату Хари. Посредник: Лео. Тайная встреча где-то поблизости. Какой-то химик с секретной формулой…
Эдуар Нуаре оказался маленьким тщедушным человечком с бесцветной кожей, похожим на существо, которое никогда не вылезало на свет, с настороженно внимательными глазами за толстыми стеклами очков в проволочной оправе. Он ждал их в захудалом кафе на улице Ла-Файетт в девятом округе. Остальные столики были заняты бородатыми хасидами, пьющими чай из стаканов в металлических филигранных подстаканниках и разговаривающими о делах по-еврейски. Когда Николь вошла, они все опустили глаза к полу – их религия запрещала им даже смотреть на незнакомую женщину. Нуаре показался Николь похожим на тюремщика. Его руки, безупречно чистые, – пальцы были сжаты в кулаки, а кулаки лежали один поверх другого – выдавали скрытые чувства: сочетание раздраженности с подозрительностью.
– Вы не предупредили, что это будет женщина, – первое, что он сказал Лео, причем так, словно Николь не было рядом. Нуаре, не желавшего разговаривать с ней, и хасидов, не смотревших в ее сторону, объединяло общее чувство отчужденности и исключительности, так отравлявших ее чувство отчужденности и исключительности, так отравлявших ее детство. По материнской линии Эдуар Нуаре происходил из семьи прусских военных, где всегда презирали женщин и все то, что с ними связано. По иронии судьбы Нуаре проводил большую часть жизни в лабораториях, производя парфюмерию и косметику для ублажения дам.
– А я думал, у нас здесь произойдет деловой разговор.
– Деньги Николь ничуть не хуже денег любого мужчины, – возразил Лео. – К тому же она здесь по моей рекомендации.
– О каком же деле вы собираетесь разговаривать? – спросила Николь, продираясь сквозь атаку Нуаре и оборону Лео. – Я пока никакого дела не вижу. Что вы хотите предложить?
– Новые духи, – ответил Лео.
– Новые! – воскликнул Нуаре. Лицо его выражало сильное волнение, голос дрожал. – Я изобрел их еще в девятнадцатом году. Формула хранится в сейфе у Коти. Он отказывается производить их, говорит, это слишком дорого.
– У вас есть образец? – спросила Николь. Ее нисколько не смущало раздражение Нуаре, которое явно происходило от незаслуженных обид и крушения надежд. В детстве Николь самой пришлось испытать нечто подобное.
Эдуар Нуаре отрицательно покачал головой. Он явно хотел, чтобы его упрашивали.
– Я не могу оценить вещь, пока я ее не понюхаю или не потрогаю, – сказала Николь. – Не хотите – ваше дело.
Нуаре посмотрел на Лео, в нем боролись два желания – оставить свое открытие при себе и явить миру свою гениальность.
– Она права, – сказал Лео. – Нельзя вести разговор, пока она не получит образец.
Наконец, сменив тон, Нуаре заговорил мягче и взвешеннее:
– Я принесу вам образец послезавтра. Встретимся здесь же, в тот же час.
– Договорились, – ответила Николь. Она с иронией подумала, что здесь самое место для обсуждения дел, касающихся производства новых духов, – кафе провоняло копотью, а из туалета доносился запах мочи.
– Что-то он не внушает мне доверия, – сказала Николь, когда они с Лео вернулись на Вандомскую площадь. – Действительно его формула так хороша? Ведь в Париже много химиков. Мы могли бы подыскать кого-нибудь поприветливее.
– Все, что изобретает Нуаре, должно стать сенсацией, – возразил Лео. – Нуаре – золото.
Николь согласилась продолжить переговоры с Нуаре. Она достигла значительного успеха в своем деле, и теперь было самое время начать производство духов – это добавило бы престижа ее фирме. Когда Лео появился со своим предложением, совпавшим с ее мыслями, она загорелась этой идеей. Вопрос только – подойдет ли образец Эдуара Нуаре или придется искать что-то другое.
В назначенный день Николь и Лео вновь отправились на улицу Ла-Файетт. Эдуар Нуаре уже сидел там и поглядывал на часы, проверяя, вовремя ли они явились. Он протянул пробирку, заткнутую пробкой из тугой резины. Николь сначала понюхала из пробирки, затем капнула чуть-чуть себе на запястье и снова внимательно понюхала.
– Мне нужно понюхать свое запястье через двадцать четыре часа, и тогда я скажу вам, что думаю о ваших духах, – сказала она.
Николь заинтересовалась запахом духов Нуаре и не могла понять, почему Коти отказывался производить их. Духи были необычные, их запах не походил ни на какой другой. Производимые в это время духи пахли цветами, компонентами их обычно были; роза, гиацинт, лилия, жасмин, гвоздика. Запахи имели лишь одно измерение, индивидуальное, но не поразительное. Запах духов Нуаре отличался неуловимостью. Это была комбинация из многих цветов, в которой ни один не выделялся. Подобно живописи, потрясающей в то время мир, духи Нуаре являли собой абстракцию природы. Николь была заинтригована. Но через полчаса она, понюхав запястье, обнаружила, что неуловимый, абстрактный запах исчез и теперь определенно пахло жасмином. Необыкновенный запах сменился запахом обыкновенных жасминных духов. На другой день, когда она и Лео вновь встретились с Нуаре на улице Ла-Файетт, Николь объявила, что, хотя поначалу была очарована запахом, его сложность и неуловимость очень скоро исчезли, сменившись обыкновенным ароматом жасмина, присутствующим во многих духах.
– А меня интересуют лишь такие духи, которые пахнут необычно, – сказала Николь. – Вы понимаете? Мне нужно то, чего нет ни у кого. Если вы сумеете сделать ваш запах устойчивым, так, чтобы и через полчаса, и через час, и дольше он оставался таким же, что и в первую минуту, тогда меня это заинтересует.
– Очень трудно добиться такого, – сказал Нуаре. – Этого еще никто не смог сделать.
Но он был явно польщен проницательностью Николь, и теперь они поменялись местами – он выглядел жаждущим исполнить ее желание и, вернувшись в лабораторию, попытаться усовершенствовать формулу. До конца 1923 года Нуаре трижды приносил Николь пробирки с образцами, но ни один из них не удовлетворил Николь, и она всякий раз вновь отправляла Нуаре в лабораторию. Она уже стала терять надежду, но Лео убеждал ее сохранять терпение.
– Производство духов – очень сложный процесс, а вы, Николь, требуете от Нуаре того, чего до сих пор еще никто не добивался. Надо уметь ждать.
– Терпения у меня не всегда хватает, – ответила она.
– А сейчас как раз отличный случай попрактиковаться в отношении терпения, – сказал Лео. – Это улучшит ваш характер.
Николь пожала плечами и вернулась в свое ателье, где она лучше знала, что ей делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101