Не помочусь же я в конце концов десять раз вместо одного-двух, ну, в крайнем случае, пяти, и то при условии, что мы набухаемся от пуза «Балтийского» пива! Верно? Как не выпью литр «Смирновской»… Впрочем, пить я не собираюсь. Нельзя… туда являться под балдой. Нельзя... Это я решил твердо. Твердо… Идемте купаться. Папашка уже там…
Вон он! Торчит по грудь в воде. Загореть успел. фыркает. Радуется стихии. И я ей порадуюсь, а она не исторгнет из себя ни меня, ни его, ни вас – никого, она всех примет, как всех принимала, и это – замечательно. Стихии – самые демократичные явления на нашей родной земле… Теплая стихия. Совсем теплая. Страшно в последний раз окунуться в нее, словно в раз первый.. . Пошли! . . Вы боитесь спазма?.. Тогда я пошел!..
Хорошо! Абсолютное отсутствие у советской власти демократичности не позволяет мне считать ее стихией. Ничего стихийного нет в ней, кроме сопротивления ей же человеческого в людях и природного в веществе. Море ненужных советов – вот что такое наша власть… Бросьте полотенце! Тошно, что сначала приходится покидать навек стихию, а потом уже свинцовое море советов, свалку навязанных идей. Тошно. Однако стихия – первична. Приходится вылезать. Смотрите! Папашка лежит на воде. Как буй держится. Не захлебнулся бы… И в Турцию может унести ветром. Вот турки рты разинули бы и задумались: к чему бы это? Изымайте папашку из воды на бережок любимого им моря. Обедать пора… Прощай, свободная стихия. Прощай. Спасибо…
72
Рябов! Слушай меня внимательно! Поскольку я сомневаюсь, что тебе удастся найти место, где стоял наш дом, то похорони ты меня под колодиной. Похорони под ней. Все равно холмика насыпать там нельзя. Нельзя и креста поставить. Следовательно, давай-ка ты меня под колодину… Машина у тебя – стрела. В багажник положишь?.. На бочок положи только и баллоном припри. Осторожен будь. Не дай Бог – авариями Легавые… Досмотр… В багажнике – труп полковника Шибанова Василия Васильевича. Чалма тебе и твоим ребятам тогда. Будь осторожен…
Этого хмыря ты убери без лишнего шума и не на глазах отца. Не хочу, чтобы папа радовался. Не хочу. Но хмырю дай перед смертью понимание того, что конец ему. Пусть он пару минут постоит, беспомощный и жалкий, между светом и тьмою, между тьмою и светом, чужой и свету и тьме. Пусть постоит. Откройся потом во воем отцу Александру. Он сообразит, за кого какое сказать перед Богом словечко. Сообразит. . . Благодарю тебя еще раз за смиренное согласие с моей волей.
Странное посещает иногда душу чувство, о котором мне говорил Фрол Власыч Гусев, и которое в приблизительном переводе на мысль выглядит примерно так: если бы человек не бывал временами столь преступно, малодушно, комически и трогательно слаб, то он казался бы МЕНЕЕ совершенным. Духовное прощение другому слабости и глубокое – равное всепониманию – прочувствование ее общей для всех природы есть знаки родства и причастности к БОЛЕЕ Совершенному, позволяющие и простившему надеяться на прощение…
Эх, Фрол Власыч!.. Знаешь что, Рябов?.. Адрес его лежит в папочке. Прости мне мою последнюю слабость. Сьезди ты в вонючий городишко Тулу, где делают ружья и пряники для наших новых колоний в Европе и Африке, найди Фрола Власыча, мне известно, что жив он, радуется, как всегда, и здравствует, найди его и скажи... а вот что сказать Фролу Власычу, я не знаю… Не знаю, и мне от этого, не от чего-либо другого, ты не думай, Рябов, жутковато… Я вроде бы и знаю, что сказать, явно есть во мне знание этого, а сказать не могу, не умею. Да, да! Не не знаю – не могу!
Но ты взгляни, как живет он... Охмури, в случае чего, но учти: прост он до того, что если заподозрит что-либо неестественное в помощи или участии, то ты не своротишь его с места никакой силой. Я выступаю не как закадычный мой приятель граф. Прокляв гордыню мести, как присваивание себе прав Высшего Судии судить и карать, я не могу присваивать также права благодетельствовать и благотворительствовать. Без нас накажут, простят и возблагодарят… Но я не могу устоять перед своей последней слабостью… не могу… Поскольку человека счастливее Фрола Власыча отыскать на белом свете трудно, то ты… постарайся облегчить, так сказать, социально, что,ли… Елки-палки, невозможно представить в чем-либо ущемленного и чем-либо недовольного Фрола Власыча! Невозможно! Ну, спроси у него хотя бы насчет отпевания, кладбища, креста, поминок и всего такого дела… разберись, короче говоря, на месте! . . будь змием: просеки, есть у него в загашнике рукописи или нет. Я не следил за ним, даю слово, но думается мне, что должен он был «тискать» романы, эссе и просто петь, не заботясь о жанре пения... Тут тоже невозможно придумать, как быть… Забирать рукописи, если они есть, нельзя ни в коем случае, но нельзя допустить гибели их и забвения... Поразительно. Кажется действительно нет на свете сил, способных сделать несвободным этого человека. Нет лазейки в его волю и разумение. Колобок!.. Не знаю, в общем, как поступиться к нему с разговором о судьбе сочиненного. Не знаю, черт бы меня побрал… Сам он, очевидно, прекрасно все знает!..
Вон едут отцы и идут дети. За стол пора. График у меня получился железный, Убираем, как говорится, быстро и без потерь. В «несчастье» на всякий случай я оставил всего один патрон… Хватит. Так что насчет этого не беспокойся. Не пошалит Гуров.
* * *
Наливайте, Василий Васильевич. Отцу поднесите рюмашку. Облизывается человек. . . Скоро демонстрация кончится. Все шестьдесят лет, два раза, когда не больше, демонстрации, демонстрации, демонстрации. Тоска. Смертельная тоска. И вшивая ложь. Бездарные вожди на вершине власти… Как они тебе, Поиятьев? .. Недоволен? .. Гайки, по-твоему, слабо закручиваются.. Ты бы сильней закрутил. Это верно. Распустили, считаешь, народ?.. У китайцев и при Сталине больше было порядка?.. Не кивай. Я и так знаю, что ты думаешь. Ты принципиально иронии разрядки. А вот сын твой настроен не так экстремистски. О правнуке я уже не говорю…
Значит, дай тебе волю, и ты сейчас бабахнул бы по Штатам проплывшими по черным камешкам Красной площади ракетами?.. Хохочешь. Ну, а пока они там, и мы здесь будем шебуршиться под обломками, ты врезал бы по Европе десантом? Десант тыщ двести-триста?.. Можно даже и полмиллиона?. .
Выходит, когда мы обменяемся со Штатами мегатонными оплеухами, десант, находившийся в воздухе на гипердирижаблях и супергрузолайнерах еще до начала драки, спрыгнет на старуху-Европу и навтыкает ей вместо мэрий советы депутатов трудящихся? Так я понял твой стратегический план?.. В общих чертах правильно…
А с китабзами как быть? Они ведь не дремлют. Ударить и по ним одновременно? .. Не надо по ним ударять. Тогда попытаться сговориться, шантажируя и припугивая? Вот как!.. Им, выходит, Азию, а нам уцелевшее от остальных континентов… Вот как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Вон он! Торчит по грудь в воде. Загореть успел. фыркает. Радуется стихии. И я ей порадуюсь, а она не исторгнет из себя ни меня, ни его, ни вас – никого, она всех примет, как всех принимала, и это – замечательно. Стихии – самые демократичные явления на нашей родной земле… Теплая стихия. Совсем теплая. Страшно в последний раз окунуться в нее, словно в раз первый.. . Пошли! . . Вы боитесь спазма?.. Тогда я пошел!..
Хорошо! Абсолютное отсутствие у советской власти демократичности не позволяет мне считать ее стихией. Ничего стихийного нет в ней, кроме сопротивления ей же человеческого в людях и природного в веществе. Море ненужных советов – вот что такое наша власть… Бросьте полотенце! Тошно, что сначала приходится покидать навек стихию, а потом уже свинцовое море советов, свалку навязанных идей. Тошно. Однако стихия – первична. Приходится вылезать. Смотрите! Папашка лежит на воде. Как буй держится. Не захлебнулся бы… И в Турцию может унести ветром. Вот турки рты разинули бы и задумались: к чему бы это? Изымайте папашку из воды на бережок любимого им моря. Обедать пора… Прощай, свободная стихия. Прощай. Спасибо…
72
Рябов! Слушай меня внимательно! Поскольку я сомневаюсь, что тебе удастся найти место, где стоял наш дом, то похорони ты меня под колодиной. Похорони под ней. Все равно холмика насыпать там нельзя. Нельзя и креста поставить. Следовательно, давай-ка ты меня под колодину… Машина у тебя – стрела. В багажник положишь?.. На бочок положи только и баллоном припри. Осторожен будь. Не дай Бог – авариями Легавые… Досмотр… В багажнике – труп полковника Шибанова Василия Васильевича. Чалма тебе и твоим ребятам тогда. Будь осторожен…
Этого хмыря ты убери без лишнего шума и не на глазах отца. Не хочу, чтобы папа радовался. Не хочу. Но хмырю дай перед смертью понимание того, что конец ему. Пусть он пару минут постоит, беспомощный и жалкий, между светом и тьмою, между тьмою и светом, чужой и свету и тьме. Пусть постоит. Откройся потом во воем отцу Александру. Он сообразит, за кого какое сказать перед Богом словечко. Сообразит. . . Благодарю тебя еще раз за смиренное согласие с моей волей.
Странное посещает иногда душу чувство, о котором мне говорил Фрол Власыч Гусев, и которое в приблизительном переводе на мысль выглядит примерно так: если бы человек не бывал временами столь преступно, малодушно, комически и трогательно слаб, то он казался бы МЕНЕЕ совершенным. Духовное прощение другому слабости и глубокое – равное всепониманию – прочувствование ее общей для всех природы есть знаки родства и причастности к БОЛЕЕ Совершенному, позволяющие и простившему надеяться на прощение…
Эх, Фрол Власыч!.. Знаешь что, Рябов?.. Адрес его лежит в папочке. Прости мне мою последнюю слабость. Сьезди ты в вонючий городишко Тулу, где делают ружья и пряники для наших новых колоний в Европе и Африке, найди Фрола Власыча, мне известно, что жив он, радуется, как всегда, и здравствует, найди его и скажи... а вот что сказать Фролу Власычу, я не знаю… Не знаю, и мне от этого, не от чего-либо другого, ты не думай, Рябов, жутковато… Я вроде бы и знаю, что сказать, явно есть во мне знание этого, а сказать не могу, не умею. Да, да! Не не знаю – не могу!
Но ты взгляни, как живет он... Охмури, в случае чего, но учти: прост он до того, что если заподозрит что-либо неестественное в помощи или участии, то ты не своротишь его с места никакой силой. Я выступаю не как закадычный мой приятель граф. Прокляв гордыню мести, как присваивание себе прав Высшего Судии судить и карать, я не могу присваивать также права благодетельствовать и благотворительствовать. Без нас накажут, простят и возблагодарят… Но я не могу устоять перед своей последней слабостью… не могу… Поскольку человека счастливее Фрола Власыча отыскать на белом свете трудно, то ты… постарайся облегчить, так сказать, социально, что,ли… Елки-палки, невозможно представить в чем-либо ущемленного и чем-либо недовольного Фрола Власыча! Невозможно! Ну, спроси у него хотя бы насчет отпевания, кладбища, креста, поминок и всего такого дела… разберись, короче говоря, на месте! . . будь змием: просеки, есть у него в загашнике рукописи или нет. Я не следил за ним, даю слово, но думается мне, что должен он был «тискать» романы, эссе и просто петь, не заботясь о жанре пения... Тут тоже невозможно придумать, как быть… Забирать рукописи, если они есть, нельзя ни в коем случае, но нельзя допустить гибели их и забвения... Поразительно. Кажется действительно нет на свете сил, способных сделать несвободным этого человека. Нет лазейки в его волю и разумение. Колобок!.. Не знаю, в общем, как поступиться к нему с разговором о судьбе сочиненного. Не знаю, черт бы меня побрал… Сам он, очевидно, прекрасно все знает!..
Вон едут отцы и идут дети. За стол пора. График у меня получился железный, Убираем, как говорится, быстро и без потерь. В «несчастье» на всякий случай я оставил всего один патрон… Хватит. Так что насчет этого не беспокойся. Не пошалит Гуров.
* * *
Наливайте, Василий Васильевич. Отцу поднесите рюмашку. Облизывается человек. . . Скоро демонстрация кончится. Все шестьдесят лет, два раза, когда не больше, демонстрации, демонстрации, демонстрации. Тоска. Смертельная тоска. И вшивая ложь. Бездарные вожди на вершине власти… Как они тебе, Поиятьев? .. Недоволен? .. Гайки, по-твоему, слабо закручиваются.. Ты бы сильней закрутил. Это верно. Распустили, считаешь, народ?.. У китайцев и при Сталине больше было порядка?.. Не кивай. Я и так знаю, что ты думаешь. Ты принципиально иронии разрядки. А вот сын твой настроен не так экстремистски. О правнуке я уже не говорю…
Значит, дай тебе волю, и ты сейчас бабахнул бы по Штатам проплывшими по черным камешкам Красной площади ракетами?.. Хохочешь. Ну, а пока они там, и мы здесь будем шебуршиться под обломками, ты врезал бы по Европе десантом? Десант тыщ двести-триста?.. Можно даже и полмиллиона?. .
Выходит, когда мы обменяемся со Штатами мегатонными оплеухами, десант, находившийся в воздухе на гипердирижаблях и супергрузолайнерах еще до начала драки, спрыгнет на старуху-Европу и навтыкает ей вместо мэрий советы депутатов трудящихся? Так я понял твой стратегический план?.. В общих чертах правильно…
А с китабзами как быть? Они ведь не дремлют. Ударить и по ним одновременно? .. Не надо по ним ударять. Тогда попытаться сговориться, шантажируя и припугивая? Вот как!.. Им, выходит, Азию, а нам уцелевшее от остальных континентов… Вот как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113