Он подумал, что это Сериков упал в обморок, но слабое подвывание, пронесшееся по кабинету генерального, подсказало, что тот просто бухнулся на колени.
– Руслан, пощади, у меня же дети! – закричал Кокакола. – Богом прошу, пощади! Я отслужу, все, что скажешь, сделаю! Поверь, все! Хочешь, проверь! Я же никого не предавал, никого не обманывал! Я же честно делал свое дело!
– Честно, говоришь… – Бронзовый задумался.
Конечно, по идее, нужно этого бугая кончать. Не удержит он тайну, проболтается. Но ведь прав он, нет на нем вины. Глупость не проступок, глупость беда.
– Ладно, что касается тебя, я потом решу, – бросил Уколов. – Отойди туда, в угол, и стой. И чтобы я тебя не видел и не слышал! Может, я придумаю, как тебя использовать.
Быстрые шаги показали Филипенко, что Кокакола тут же выполнил приказание. «Смотри, – пронеслось в голове у системного администратора, – дурак-то дурак, а соображает, когда нужно молча приказание выполнить!»
– Теперь ты! – Анатолий Викторович думал, что настала очередь Должанского, но резкий удар по ногам, сбивший его на колени, показал, что он ошибся.
Голем решил, что пришла пора разбираться с ним. – Сам все расскажешь или потрошить придется?
– Я расскажу, но только скажи что? – спросил Анатолий Викторович. Теперь он старался не злить голема. Филипенко надеялся, что в процессе допроса сумеет выяснить, что известно противнику, тогда и сообразит, как подать полуправду таким образом, чтобы ее можно было принять за достоверную информацию.
– Хорошо! – Голем заглянул в глаза Филипенко. Он стоял прямо над ним и со стороны могло показаться, что это каннибал стоит, раздумывая, сейчас съесть свою жертву или оставить ее на завтра. На самом же деле Бронзовый думал совсем о другом: переходить к прямому извлечению информации или погодить, вдруг самовольщик решит сотрудничать? В это верилось с трудом, но очень не хотелось лишний раз пачкаться.
– Кто еще, кроме тебя, освободился от «Зова»? – приступил к делу Уколов.
– Рыков и Панина! – сообщил сисадмин. Он не питал иллюзий насчет того, что это могло остаться неизвестным голему. Тем более что ребята в безопасном месте, и раз их до сих пор не нашли, то не найдут и впредь.
– Как вы сумели… мутировать?
Филипенко, услышав слово «мутировать», удивился – откуда этот троглодит с замашками тюремного пахана таких понятий набрался?
– Я перед тем, как меня… мобилизовали, успел изменить программу, – cоврал Анатолий Викторович. Для него было очень важно умалить роль тезки и прикрыть его. – Я заметил, что Кукловод… Зырянов, активно ищет, как бы придраться ко мне, сообразил, чем это может кончиться, и принял меры. А Панина и Рыков, которые попали в обработку после меня, воспользовались этим.
– Что?!! – Глаза Бронзового округлились. – Ты что, гад, наделал! Так теперь все, кто был мобилизован…
Голем вскинул голову и посмотрел на Должанского.
– Кто после этого, – Уколов потянул Филипенко за волосы, – прошел обработку?
– Кроме тех, что ты знаешь, только Зырянов! – торопливо сообщил Вадим Александрович. – Только он, и все!
Бронзовый посмотрел на Горика и резко дернул головой. Тот молча кивнул, но не вышел, а обвел глазами присутствующих, как бы спрашивая: «А ты как здесь один? Справишься?»
Уколов скривился в презрительной улыбке и еще раз кивнул головой. Сартов и Сковородин вышли.
– Так, а где сейчас эти беглецы? – возобновил допрос Бронзовый. – Только не говори, что не знаешь! Я ведь все равно не поверю, а тебе от этого только хуже будет!
– Но я действительно не знаю, где они! – не испугался угрозы Филипенко. – Мы после того рассорились. Они не простили мне, что я остался работать на заводе, где их… нас искалечили… мобилизовали…
– Искалечили? – голем насмешливо усмехнулся. – Вас, козлов, сделали счастливыми людьми. Дали работу, еду, кров, хорошие деньги. Обеспечили нерушимое здоровье и вечную молодость. А вдобавок избавили от всех проблем. На черта вам всякая ерунда вроде любви, привязанности и тому подобное? Хлопоты одни да неприятности! Без них же лучше! Знай себе работай и получай свою пайку! Так нет, все вам мало! Искалечили… Да ты еще не знаешь значения этого слова! Но если будешь мне врать, узнаешь! И очень скоро! В последний раз спрашиваю, где парень и девка?
– Руслан… Я прав, вас же Руслан зовут? – Анатолий Викторович все еще надеялся выгадать время.
– Так, ну ладно, я понял, что по-хорошему от тебя ничего не добьешься! – Лицо Бронзового было бесстрастно-брезгливым. – Ну что ж, ты сам этого хотел!
Рука Уколова потянула голову системного администратора вперед и вниз. Филипенко почувствовал, как его подбородок прижался к груди. Он попытался сопротивляться, но голем ударил коленом в незащищенный подбородок, и в глазах Анатолия Викторовича поплыли круги. Он не видел того, за чем в ужасе наблюдали другие. Оба, и Должанский, и стоящий в углу, словно наказанный школьник, Кокакола, не отрывали взгляда от указательного пальца правой, свободной руки Бронзового. А смотреть было на что! Палец вдруг стал вытягиваться и утоньшаться. Это было просто нереально, но… было! Морфинг шел так быстро, что не успели наблюдатели понять, что происходит, как палец принял форму тонкого шила.
Но и это было не все. Не обращая ни малейшего внимания на потрясенных свидетелей, голем прижал кончик шила-пальца к выступающему позвоночнику согнутого в бараний рог Филипенко и резким движением проколол кожу несчастного. Палец, медленно нащупывая путь, двинулся дальше…
Анатолий Викторович почувствовал страшную боль, словно ему в спину воткнули раскаленный прут и выжигают все его внутренности. Филипенко хотел вскочить, вырваться, прекратить пытку, но к своему ужасу обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он даже не мог крикнуть, все мышцы отказывались ему повиноваться.
А огонь все шире разливался по телу. Боль уже не воспринималась как боль – у Анатолия Викторовича не осталось сил даже на то, чтобы что-то воспринимать. Единственное, что он ощущал, так это то, что кто-то копается в его мыслях… Филипенко сделал слабую попытку заблокировать свой разум, – сознание затухало медленно, и он успел понять, что тот, кто ковыряется в его памяти, пытается отыскать информацию о Рыкове, – но даже собственный мозг уже не подчинялся ему. Он только чувствовал, в какие разделы его мозга голем уже успел проникнуть, а в какие нет. Это было немыслимо страшное ощущение. Анатолий Викторович терял последнее и самое дорогое, что есть у человека, – разум, и только смерть могла спасти его. И смерть сжалилась над ним, она пришла и прекратила его муки.
Когда Уколов понял, что большего от системного администратора не получит, он выдернул палец и брезгливо вытер его об одежду убитого им человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Руслан, пощади, у меня же дети! – закричал Кокакола. – Богом прошу, пощади! Я отслужу, все, что скажешь, сделаю! Поверь, все! Хочешь, проверь! Я же никого не предавал, никого не обманывал! Я же честно делал свое дело!
– Честно, говоришь… – Бронзовый задумался.
Конечно, по идее, нужно этого бугая кончать. Не удержит он тайну, проболтается. Но ведь прав он, нет на нем вины. Глупость не проступок, глупость беда.
– Ладно, что касается тебя, я потом решу, – бросил Уколов. – Отойди туда, в угол, и стой. И чтобы я тебя не видел и не слышал! Может, я придумаю, как тебя использовать.
Быстрые шаги показали Филипенко, что Кокакола тут же выполнил приказание. «Смотри, – пронеслось в голове у системного администратора, – дурак-то дурак, а соображает, когда нужно молча приказание выполнить!»
– Теперь ты! – Анатолий Викторович думал, что настала очередь Должанского, но резкий удар по ногам, сбивший его на колени, показал, что он ошибся.
Голем решил, что пришла пора разбираться с ним. – Сам все расскажешь или потрошить придется?
– Я расскажу, но только скажи что? – спросил Анатолий Викторович. Теперь он старался не злить голема. Филипенко надеялся, что в процессе допроса сумеет выяснить, что известно противнику, тогда и сообразит, как подать полуправду таким образом, чтобы ее можно было принять за достоверную информацию.
– Хорошо! – Голем заглянул в глаза Филипенко. Он стоял прямо над ним и со стороны могло показаться, что это каннибал стоит, раздумывая, сейчас съесть свою жертву или оставить ее на завтра. На самом же деле Бронзовый думал совсем о другом: переходить к прямому извлечению информации или погодить, вдруг самовольщик решит сотрудничать? В это верилось с трудом, но очень не хотелось лишний раз пачкаться.
– Кто еще, кроме тебя, освободился от «Зова»? – приступил к делу Уколов.
– Рыков и Панина! – сообщил сисадмин. Он не питал иллюзий насчет того, что это могло остаться неизвестным голему. Тем более что ребята в безопасном месте, и раз их до сих пор не нашли, то не найдут и впредь.
– Как вы сумели… мутировать?
Филипенко, услышав слово «мутировать», удивился – откуда этот троглодит с замашками тюремного пахана таких понятий набрался?
– Я перед тем, как меня… мобилизовали, успел изменить программу, – cоврал Анатолий Викторович. Для него было очень важно умалить роль тезки и прикрыть его. – Я заметил, что Кукловод… Зырянов, активно ищет, как бы придраться ко мне, сообразил, чем это может кончиться, и принял меры. А Панина и Рыков, которые попали в обработку после меня, воспользовались этим.
– Что?!! – Глаза Бронзового округлились. – Ты что, гад, наделал! Так теперь все, кто был мобилизован…
Голем вскинул голову и посмотрел на Должанского.
– Кто после этого, – Уколов потянул Филипенко за волосы, – прошел обработку?
– Кроме тех, что ты знаешь, только Зырянов! – торопливо сообщил Вадим Александрович. – Только он, и все!
Бронзовый посмотрел на Горика и резко дернул головой. Тот молча кивнул, но не вышел, а обвел глазами присутствующих, как бы спрашивая: «А ты как здесь один? Справишься?»
Уколов скривился в презрительной улыбке и еще раз кивнул головой. Сартов и Сковородин вышли.
– Так, а где сейчас эти беглецы? – возобновил допрос Бронзовый. – Только не говори, что не знаешь! Я ведь все равно не поверю, а тебе от этого только хуже будет!
– Но я действительно не знаю, где они! – не испугался угрозы Филипенко. – Мы после того рассорились. Они не простили мне, что я остался работать на заводе, где их… нас искалечили… мобилизовали…
– Искалечили? – голем насмешливо усмехнулся. – Вас, козлов, сделали счастливыми людьми. Дали работу, еду, кров, хорошие деньги. Обеспечили нерушимое здоровье и вечную молодость. А вдобавок избавили от всех проблем. На черта вам всякая ерунда вроде любви, привязанности и тому подобное? Хлопоты одни да неприятности! Без них же лучше! Знай себе работай и получай свою пайку! Так нет, все вам мало! Искалечили… Да ты еще не знаешь значения этого слова! Но если будешь мне врать, узнаешь! И очень скоро! В последний раз спрашиваю, где парень и девка?
– Руслан… Я прав, вас же Руслан зовут? – Анатолий Викторович все еще надеялся выгадать время.
– Так, ну ладно, я понял, что по-хорошему от тебя ничего не добьешься! – Лицо Бронзового было бесстрастно-брезгливым. – Ну что ж, ты сам этого хотел!
Рука Уколова потянула голову системного администратора вперед и вниз. Филипенко почувствовал, как его подбородок прижался к груди. Он попытался сопротивляться, но голем ударил коленом в незащищенный подбородок, и в глазах Анатолия Викторовича поплыли круги. Он не видел того, за чем в ужасе наблюдали другие. Оба, и Должанский, и стоящий в углу, словно наказанный школьник, Кокакола, не отрывали взгляда от указательного пальца правой, свободной руки Бронзового. А смотреть было на что! Палец вдруг стал вытягиваться и утоньшаться. Это было просто нереально, но… было! Морфинг шел так быстро, что не успели наблюдатели понять, что происходит, как палец принял форму тонкого шила.
Но и это было не все. Не обращая ни малейшего внимания на потрясенных свидетелей, голем прижал кончик шила-пальца к выступающему позвоночнику согнутого в бараний рог Филипенко и резким движением проколол кожу несчастного. Палец, медленно нащупывая путь, двинулся дальше…
Анатолий Викторович почувствовал страшную боль, словно ему в спину воткнули раскаленный прут и выжигают все его внутренности. Филипенко хотел вскочить, вырваться, прекратить пытку, но к своему ужасу обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он даже не мог крикнуть, все мышцы отказывались ему повиноваться.
А огонь все шире разливался по телу. Боль уже не воспринималась как боль – у Анатолия Викторовича не осталось сил даже на то, чтобы что-то воспринимать. Единственное, что он ощущал, так это то, что кто-то копается в его мыслях… Филипенко сделал слабую попытку заблокировать свой разум, – сознание затухало медленно, и он успел понять, что тот, кто ковыряется в его памяти, пытается отыскать информацию о Рыкове, – но даже собственный мозг уже не подчинялся ему. Он только чувствовал, в какие разделы его мозга голем уже успел проникнуть, а в какие нет. Это было немыслимо страшное ощущение. Анатолий Викторович терял последнее и самое дорогое, что есть у человека, – разум, и только смерть могла спасти его. И смерть сжалилась над ним, она пришла и прекратила его муки.
Когда Уколов понял, что большего от системного администратора не получит, он выдернул палец и брезгливо вытер его об одежду убитого им человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109