Клялся, что соскучился по своей семье, даже прослезился. Но я чую, что у него тут совсем другие интересы. Золотишком пахнет. Предлагал сотрудничать с нами, сулил большие барыши. Мы ответили уклончиво и отправили обратно. Мне показалось, что он так крепко привязан к чукотской земле, что вряд ли посмеет испортить с нами отношения. Во всяком случае, на современном этапе.
– Но ведь всё разно это очень большой риск, – заметил Антон. – Даже больше риску, чем надежд на благоприятный исход.
– Но попытаться надо, – сказал Алексей. – Здесь ценности в большой опасности. Со дня на день может прийти белогвардейский корабль. Вот почему мы и тебе предлагаем вернуться в Уэлен.
– Я этого не могу сделать, – ответил Антон.
– Почему?
– Во-первых, у меня семья в Энмыне, во-вторых, не могу бросить школу, а в-третьих, если действительно белогвардейцы высадятся в Уэлене, то надо иметь опору в других селениях.
– А вот это дельное замечание! – сказал Гаврила. – Ведь в Уэлен остаются Драбкин и Тэгрынкеу!
– Да, верно, Тэгрынкеу, – согласно кивнул Бычков. – Ну что же, твои доводы, кажется, убедительны.
А тем временем в яранге у Тэгрынкеу происходил разговор о будущей жизни.
Чукчи, пришедшие на огонек, и уэленцы, и жители окрестных селений, прибывшие на моржовую охоту, и эскимосы из Унмына, разный бродячий народ, который неожиданно и негаданно появляется на мысе Дежнева в весеннее моржовое время, уселись поодаль от негасимого костра, пили чай и внимательно слушали Тэгрынкеу, который осипшим голосом рассказывал о том, как приедут сюда вскоре знающие русские люди, которые умеют лечить любые болезни, не то что какую-то там чесотку. Говорят, что они могут отрезать пришедшую в негодность часть человеческого тела и на ее место пришить другую. Гуват неожиданно спросил:
– А где же берут другую, новую часть? У живых отрезают, что ли?
Тэгрынкеу, не готовый к такому вопросу, смешался и умоляюще посмотрел на Джона, прося у него поддержки.
Пришлось Джону включиться в разговор и поведать немногие сведения о хирургических операциях, которые у него были.
– Часть желудка отрезают! – удивился вслух Гуват. – Еды, значит, меньше понадобится!
Эскимос из Унмына на ломаном чукотском языке задал длинный вопрос:
– Говорят – власть бедных. Это понятно. И еще утверждают, что чем беднее человек, тем он лучше. Но вот у нас был такой человек Итук. Беднее его в нашем селении могла быть разве только бездомная собака. И дошел человек до того, что стал поворовывать. Так что – власть ему отдавать? И зачем вообще власть? Я думаю, она никому не нужна, кроме тех, кто ее имеет. Ведь для всех, кто под властью, это только одно неудобство, а тем, кто схватил власть, удовольствие и возможность громко кричать на подвластных.
Тэгрынкеу порывался ответить, но эскимос продолжал вопрос:
– Бедность ставится в заслугу, и почему-то забывают посмотреть, откуда происходит эта бедность. Хорошо, будет власть бедных – откуда мы будем брать необходимое? Кто нам будет продавать патроны, материал на камлейки, железные капканы, чай, сахар, табак, горючий жир для моторов? Кто-то все равно должен быть богатым и продавать все это нам? Мне что-то непонятно.
– Большевики говорят…
– Слова без дела – это пустое, – не обращая внимания на поднятую руку Тэгрынкеу, продолжал эскимос. – Большевики говорят, а товаров у них нет, все равно покупаем у американцев… Я видел этих большевиков, приезжали они к нам, я вижу их здесь. Они ведут себя нехорошо…
Со всех углов обширного чоттагина послышались протестующие возгласы.
– Да, они ведут себя нехорошо и неправильно! – повысил голос эскимос. – Они говорят о равноправии женщины, живут, как мы, не брезгуют лечить наших детей, мыть их, учат грамоте. Даже одеваться стали по-нашему. Посмотреть издали на такого большевика – не отличить его от чукчи или эскимоса. Но разве был когда-нибудь белый человек наравне с нами? Никогда! – твердо произнес эскимос, быстро посмотрел на Джона и как бы между прочим заметил: – Кроме Сона Маглялина.
Джон отметил, что его уже который раз называют Маглялиным, переиначивая на привычный лад его имя. Маглялин – Едущий на Собаках. Не так уж это и плохо…
– В этом и сила большевиков! – громко прервал рассуждения эскимоса Тэгрынкеу и уже не давал ему больше раскрыть рта. – Это они открыли нам глаза на то, что все люди равны. Равны, потому что работают. Никто не зовет нас к бедной жизни. Это ошибка. Там, в далекой России, живет товарищ Ленин…
– Чей товарищ? – встрепенулся эскимос.
– Мой, – дерзко ответил Тэгрынкеу, – и твой тоже.
– Не видел его никогда, – огрызнулся эскимос.
– Послушай, что он говорит, и ты поймешь, чей он товарищ, – продолжал Тэгрынкеу. – В России как люди жили? Там были богатые и бедные. Люди, которые работали, и те, кто не работал, а только брал то, что делали трудовые люди. Там ведь не охотой живут, а иными делами. В больших домах собираются много людей и сообща делают машины. На полях, на земельных пространствах, растят и собирают растения, из которых потом мелют муку. Эти люди работают, а другие, которых меньшинство, только смотрят, а потом берут все сделанное, оставляя работавшим самую малость, чтобы им не умереть с голоду…
– Разве такое возможно? – удивился Гуват.
– Я сам видел такое, когда плотничал в Петерпаусе, – ответил Тэгрынкеу, произнося на чукотский манер название Петропавловска. – Такая жизнь была во всей России и в других землях тоже. Вот и Сон может подтвердить.
Джон Макленнан молча кивнул.
– Рабы, что ли, у них были, как в древних легендах? – спросил Гуват.
– Хуже, – ответил Тэгрынкеу. – Рабов захватывали в сражениях, а там так брали в кабалу… Мирно.
– Как же такое случилось? – продолжал любопытствовать Гуват, мешая Тэгрынкеу говорить, сбивая его мысли.
– Об этом потом, – раздраженно заметил Тэгрынкеу. – Сейчас надо думать, как жить в будущем… Вот эскимос спрашивал: как это будет власть бедных? Это совсем не значит, что настанет бедная жизнь и негде будет купить пачку чаю или щепотку табаку. Все, что будет производить трудовой народ, все будет принадлежать всем, кто работает. Ленин учит: кто создает все богатство земли? Рабочие люди. И табак, и муку, и материал на камлейки, стальные граненые иглы, подвесные моторы, большие железные пароходы – все это сотворено руками трудового человека, а значит, им, трудящимся, и владеть всем этим богатством. Разве это несправедливо?
– Это само собой разумеется! – неожиданно для всех воскликнул несговорчивый эскимос.
– А как быть, если человек ленивый? – опять вмешался Гуват.
– Помолчи! – прикрикнул на него Орво.
– А говорят про равноправие, – проворчал Гуват.
– Поголодаешь – тогда лениться не будешь, – наставительно произнес Гэмалькот, до этого молча сосавший потухшую трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
– Но ведь всё разно это очень большой риск, – заметил Антон. – Даже больше риску, чем надежд на благоприятный исход.
– Но попытаться надо, – сказал Алексей. – Здесь ценности в большой опасности. Со дня на день может прийти белогвардейский корабль. Вот почему мы и тебе предлагаем вернуться в Уэлен.
– Я этого не могу сделать, – ответил Антон.
– Почему?
– Во-первых, у меня семья в Энмыне, во-вторых, не могу бросить школу, а в-третьих, если действительно белогвардейцы высадятся в Уэлене, то надо иметь опору в других селениях.
– А вот это дельное замечание! – сказал Гаврила. – Ведь в Уэлен остаются Драбкин и Тэгрынкеу!
– Да, верно, Тэгрынкеу, – согласно кивнул Бычков. – Ну что же, твои доводы, кажется, убедительны.
А тем временем в яранге у Тэгрынкеу происходил разговор о будущей жизни.
Чукчи, пришедшие на огонек, и уэленцы, и жители окрестных селений, прибывшие на моржовую охоту, и эскимосы из Унмына, разный бродячий народ, который неожиданно и негаданно появляется на мысе Дежнева в весеннее моржовое время, уселись поодаль от негасимого костра, пили чай и внимательно слушали Тэгрынкеу, который осипшим голосом рассказывал о том, как приедут сюда вскоре знающие русские люди, которые умеют лечить любые болезни, не то что какую-то там чесотку. Говорят, что они могут отрезать пришедшую в негодность часть человеческого тела и на ее место пришить другую. Гуват неожиданно спросил:
– А где же берут другую, новую часть? У живых отрезают, что ли?
Тэгрынкеу, не готовый к такому вопросу, смешался и умоляюще посмотрел на Джона, прося у него поддержки.
Пришлось Джону включиться в разговор и поведать немногие сведения о хирургических операциях, которые у него были.
– Часть желудка отрезают! – удивился вслух Гуват. – Еды, значит, меньше понадобится!
Эскимос из Унмына на ломаном чукотском языке задал длинный вопрос:
– Говорят – власть бедных. Это понятно. И еще утверждают, что чем беднее человек, тем он лучше. Но вот у нас был такой человек Итук. Беднее его в нашем селении могла быть разве только бездомная собака. И дошел человек до того, что стал поворовывать. Так что – власть ему отдавать? И зачем вообще власть? Я думаю, она никому не нужна, кроме тех, кто ее имеет. Ведь для всех, кто под властью, это только одно неудобство, а тем, кто схватил власть, удовольствие и возможность громко кричать на подвластных.
Тэгрынкеу порывался ответить, но эскимос продолжал вопрос:
– Бедность ставится в заслугу, и почему-то забывают посмотреть, откуда происходит эта бедность. Хорошо, будет власть бедных – откуда мы будем брать необходимое? Кто нам будет продавать патроны, материал на камлейки, железные капканы, чай, сахар, табак, горючий жир для моторов? Кто-то все равно должен быть богатым и продавать все это нам? Мне что-то непонятно.
– Большевики говорят…
– Слова без дела – это пустое, – не обращая внимания на поднятую руку Тэгрынкеу, продолжал эскимос. – Большевики говорят, а товаров у них нет, все равно покупаем у американцев… Я видел этих большевиков, приезжали они к нам, я вижу их здесь. Они ведут себя нехорошо…
Со всех углов обширного чоттагина послышались протестующие возгласы.
– Да, они ведут себя нехорошо и неправильно! – повысил голос эскимос. – Они говорят о равноправии женщины, живут, как мы, не брезгуют лечить наших детей, мыть их, учат грамоте. Даже одеваться стали по-нашему. Посмотреть издали на такого большевика – не отличить его от чукчи или эскимоса. Но разве был когда-нибудь белый человек наравне с нами? Никогда! – твердо произнес эскимос, быстро посмотрел на Джона и как бы между прочим заметил: – Кроме Сона Маглялина.
Джон отметил, что его уже который раз называют Маглялиным, переиначивая на привычный лад его имя. Маглялин – Едущий на Собаках. Не так уж это и плохо…
– В этом и сила большевиков! – громко прервал рассуждения эскимоса Тэгрынкеу и уже не давал ему больше раскрыть рта. – Это они открыли нам глаза на то, что все люди равны. Равны, потому что работают. Никто не зовет нас к бедной жизни. Это ошибка. Там, в далекой России, живет товарищ Ленин…
– Чей товарищ? – встрепенулся эскимос.
– Мой, – дерзко ответил Тэгрынкеу, – и твой тоже.
– Не видел его никогда, – огрызнулся эскимос.
– Послушай, что он говорит, и ты поймешь, чей он товарищ, – продолжал Тэгрынкеу. – В России как люди жили? Там были богатые и бедные. Люди, которые работали, и те, кто не работал, а только брал то, что делали трудовые люди. Там ведь не охотой живут, а иными делами. В больших домах собираются много людей и сообща делают машины. На полях, на земельных пространствах, растят и собирают растения, из которых потом мелют муку. Эти люди работают, а другие, которых меньшинство, только смотрят, а потом берут все сделанное, оставляя работавшим самую малость, чтобы им не умереть с голоду…
– Разве такое возможно? – удивился Гуват.
– Я сам видел такое, когда плотничал в Петерпаусе, – ответил Тэгрынкеу, произнося на чукотский манер название Петропавловска. – Такая жизнь была во всей России и в других землях тоже. Вот и Сон может подтвердить.
Джон Макленнан молча кивнул.
– Рабы, что ли, у них были, как в древних легендах? – спросил Гуват.
– Хуже, – ответил Тэгрынкеу. – Рабов захватывали в сражениях, а там так брали в кабалу… Мирно.
– Как же такое случилось? – продолжал любопытствовать Гуват, мешая Тэгрынкеу говорить, сбивая его мысли.
– Об этом потом, – раздраженно заметил Тэгрынкеу. – Сейчас надо думать, как жить в будущем… Вот эскимос спрашивал: как это будет власть бедных? Это совсем не значит, что настанет бедная жизнь и негде будет купить пачку чаю или щепотку табаку. Все, что будет производить трудовой народ, все будет принадлежать всем, кто работает. Ленин учит: кто создает все богатство земли? Рабочие люди. И табак, и муку, и материал на камлейки, стальные граненые иглы, подвесные моторы, большие железные пароходы – все это сотворено руками трудового человека, а значит, им, трудящимся, и владеть всем этим богатством. Разве это несправедливо?
– Это само собой разумеется! – неожиданно для всех воскликнул несговорчивый эскимос.
– А как быть, если человек ленивый? – опять вмешался Гуват.
– Помолчи! – прикрикнул на него Орво.
– А говорят про равноправие, – проворчал Гуват.
– Поголодаешь – тогда лениться не будешь, – наставительно произнес Гэмалькот, до этого молча сосавший потухшую трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157