Мы снова вынырнули из-подо льда в тундровый пейзаж. Нево завороженно уставился в ветровое стекло:
— Ничего себе: скандинавские фьорды еще не прорезались, а озера Европы и Северной Америки, образованные тающими ледниками, еще только фантазмы будущего.
Мы уже прошли зарю истории человечества. В Африке сейчас можно застать австралопитеков: неуклюжих и кровожадных, но зато двуногих, с обезьяньими чертами лица, маленькой черепной коробкой и выдающимися челюстями…
Громадное холодное одиночество овладевало мной. Я уже смирился с тем, что заблудился во времени, но теперь предо мной маячила еще более удручающая перспектива: остаться в ледяной клетке наедине с морлоком, быть может, навсегда! Ведь может быть, мы остались единственными представителями разума на этой оледеневшей планете.
— Получается, нам не разобраться с управлением, пока мы не достигнем Начала Времен…
— Сомневаюсь, что мы до этого доберемся, — отвечал Нево. — может просто закончиться действие платтнерита. Остается только надеяться, что это случится до того, как мы пройдем ордовик и кембрий , и до того как войдем в эпоху до появления на земле кислорода.
— Прекрасная перспектива, — поморщился я. — И это, полагаю, еще не самое худшее.
— Что же может быть хуже?
Я выпростал онемевшие негнущиеся ноги из-под себя и сел на ребристо-холодный металлический пол.
— У нас совершенно нет провизии. Ни воды, ни пищи. Даже теплой одежды! Как мы выживем в этом холодильнике? И сколько? Несколько дней или меньше?
— Палеозойская эра, если мне не изменяет память, продолжается 340 миллионов лет. При такой скорости у нас есть запас времени.
Нево не отвечал.
Я был не из тех людей, кто безропотно покоряется судьбе, и поэтому проявил рвение в изучении принялся ретиво изучать панель управления. Сказать, что я чего-то этим достиг — нельзя, но немного успокоился. Правда, непонятно, отчего. Вскоре я понял, что Нево был прав: мне так и не удалось отыскать способа управлять этим «мобилем», так что моя энергия вскоре иссякла, и я погрузился в мрачную апатию.
Мы прошли еще один жестокий период оледенения, из которого, мне показалось, уже не выбраться живым, и затем наступила долгая бледная зима. Земля все еще была покрыта снегом и льдами, но период постоянного обледенения, похоже, остался в будущем. Я отмечал небольшие перемены в ландшафте, проявлявшиеся тысячелетие за тысячелетием. Похоже, прибавилось зелени на склонах. Неподалеку от машины времени обнаружился гигантский череп, похожий на слоновий, треснувший и обветренный. Впрочем, существовал он в поле зрения всего несколько секунд — достаточно, чтобы разглядеть его — и затем исчез так же быстро, как и появился.
— Нево, насчет твоего лица… Ты должен понять…
Слова извинения давались мне с трудом.
Он посмотрел на меня уцелевшим глазом. Я обратил внимание, что за время, проведенное с нами, он окончательно усвоил человеческую жестикуляцию. Вот так — с волками жить…
— Что я должен понять? — несколько агрессивно, как мне показалось, спросил он.
— Я не хотел причинить тебе вреда.
— Вы его и не причинили, — хирургически холодным тоном заметил он. — Вы его причините потом, в будущем. А сейчас мы летим в прошлое. Так что сейчас извинения не только излишни — они абсурдны. Нельзя извиняться за будущее, оно еще не наступило. Да и вообще, вы такой, какой вы есть, мы представитель и разных видов, таких же далеких друг от друга, как люди от австралопитеков.
Я ощутил себя неуклюжим животным, слоном, отдавившим лапу больной болонке, с громадными кулаками, запятнанными невинной кровью морлока.
— Мне стыдно, — признался я.
Он отмахнулся:
— Стыд — это также концепция, не имеющая смысла. Тем более, в этом времени.
Однако я понял, что стыд могу ощущать в той же мере, как дикое животное из джунглей. Какая мораль может быть в отражении атаки? Рассудок не помощник в таких случаях, когда приходит время действий, а не слов.
И снова я стал в сравнении с ним не многим лучше дикарей их африканских долин, далеких предшественников людей.
Я снова взобрался на деревянную скамью и улегся на ней, положив руку под голову, видя, как мелькают века и века сквозь щель так и не закрытой двери.
17. Наблюдатель
Тянулась холодная зима, и небо стало словно замороженным. На секунду Солнце оказалось за черной тучей. В этом умеренном климате успело появиться несколько новых видов листопадных деревьев, насколько я могу судить: клен, дуб, тополь, кедр и прочих. Временами эти древние леса вырастали над машиной, погружая нас в тень, а затем снова исчезали — точно зеленые занавески раздвигались по сторонам.
Мы вступили во время мощного вращения Земли, сказал Нево. Альпы и Гималаи вылезали на поверхность, вулканы выбрасывали пепел и пыль в воздух, временами затемняя небо на многие годы — чему мы и были свидетелями. В океанах, рассказывал морлок, плавали гигантские акулы, с зубами как кинжалы. А в Африке далекие предки человека понемногу сползали в звериный облик, сокращая размеры мозга, приобретая сутулую обезьянью походку и косные пальцы.
Часов двадцать мы проходили эту долгую дикую эпоху.
Я старался не обращать внимания на голод и жажду, пока века и леса мелькали за стеклами кабины. Это было самое продолжительное путешествие во времени со времени моего полета в историю Уины — и к тому же самое монотонное, и оттого изнуряющее. Картины прошлого были на диво однообразны. Час за часом тянулись — и не происходило почти никаких перемен. Человеческая история, короткая как вспышка щепки в костре, осталась далеко позади (точнее, впереди) и даже дистанция между морлоком и человеком становилась незначимой в сравнении с такими промежутками времени. Можно сказать, что мы, два биологических вида, сблизились поневоле, пройдя такие расстояния.
Эта громадность времени и крохотность человека и его достижений сокрушили меня окончательно. Все мои заботы и проблемы теперь казались жалкими и ничтожными. История человечества стала пустячным отсверком фонаря в темных безрассудных коридорах Вечности.
Земная кора содрогалась как грудь чахоточного, и Машину Времени подбрасывало на волнах ландшафта. Появлялась все более сочная и раскидистая растительность, и новые леса уже наступали на времямобиль и теснили его. Думаю, это были лиственники, хотя вся растительность, вместе с ветками, цветами и соцветиями сливалась в сплошной зеленый ковер, туманом встающий по сторонам.
Воздух становился все теплее. Мои пальцы, накопившие столько эонов холода, понемногу отпустило, и я снял сюртук и расстегнул пуговицы на рубашке. Затем сбросил ботинки и принялся растирать заиндевевшие пальцы ног. Секретный значок-пропуск Барнеса Уоллиса выпал из нагрудного кармана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123