ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И никакого признака нашей старой знакомой Луны.
В одной части неба не светило вообще ни единой звезды: на западе, выступая из черного горизонта, расплющился эллипс, занимавший четверть неба. Это было Солнце, спрятанное в оболочку потрясающих размеров — точно гигантский колпак на лампе.
Когда я, наконец, вышел из ступора, то почел за благо сначала устроить путь для отступления — срочного возвращения домой. Еще никогда мне не приходилось работать с этим механизмом в темноте. Присев на корточки, я почувствовал под ладонями плотный, утрамбованный песок. Продавив в нем ямку не без труда, впрочем, я вставил туда свечу, уверенный, что текучий воск прилепит ее к месту. Теперь у меня был источник света для дальнейших действий, и свободные руки.
Набрав воздуха и стиснув зубы, я попытался перевернуть машину. Просунув под нее запястья и протолкнув подальше колени, я навалился изо всех сил. Никелевый стержень больно впился в плечо, однако постепенно груз поддался.
Ощупав седло, я ощутил, что кожаная поверхность стала шероховатой от песка будущего. Сам себе заслоняя свет, я нащупал циферблаты хронометров — одно стекло разбилось вдребезги, но стрелка была цела, и, по-видимому, прибор повреждений не получил, как и два белых рычага, без которых никогда бы не смог вернуться назад, в свое время. Стоило мне дотронуться до них, как машина задрожала, словно призрак, напомнив мне, что мы с ней — лишь призраки в этом времени. Но теперь я мог вернуться в любой момент, в безопасный 1891-й год, ничем не рискуя, кроме слегка ущемленного самолюбия.
Выдернув свечу из песка, я поднес ее к циферблатам. Оказалось, я попал в день 239, 354, 634-й и, значит, в 657208-й год. Мое дикое предположение об изменчивости прошлого и будущего получило страшное подтверждение — ибо эти потемневшие холмы склон холма отделяло полтораста тысячелетий от рождения Уины. Каким же образом этот мрачный и пустой мир мог стать зеленым раем, в котором она жила!
Помню, как в далеком детстве отец показал мне примитивную игрушку под названием «Призраки». Несколько разноцветных картинок вставлялась в экран, окруженный двумя линзами. Картинка сперва проецировалась правой линзой, затем свет менялся в левой так, что картинка справа тускнела, а левая становилась, напротив, ярче. Тогда меня потрясло, с какой легкостью предмет может превращаться в призрак, а призрак, чья форма вначале видима лишь как очертание, обретает плоть. Это был забавный момент, когда два изображения балансировались, и трудно было определить, какая из картинок окажется более реальной.
, я стоял в этом темном ландшафте и чувствовал как реальный мир становится туманным и ненадежным, чтобы замениться иным, невозможным миром!
Расхождение двух Историй, которому я оказался свидетелем — в первом садово-огородный мир элои, во втором погасшее солнце и пустыня, раскинувшаяся на всю планету. Мне это как-то не умещалось в голове происходящее. Как могло одновременно «быть» и «не быть»?
Задаваясь этим поистине гамлетовским вопросом, я вспомнил Фому Аквинского, его слова: «Бог не может ничего изменить в прошлом. Это невозможнее, чем поднять мертвеца…» И тогда мне показалось совершенно справедливым такое суждение! Не предаваясь философским размышлениям, я всегда думал, что будущее является продолжением считал, прошлого: зафиксированное, закрепленное, незыблемое даже для Бога — и уж наверняка для человеческой руки. И в том числе — для машины времени.
Оказалось, однако, что будущее может и не быть «зафиксированным», а изменчивой «вещью в себе»! Если так, размышлял я, то какое же значение может в нем иметь жизнь человека? Неужели все наши достижения могут обратиться в ничто под разлагающим воздействием Времени? Что же тогда — Человек, и что — дела его, если все, что он любил и все, чему посвятил жизнь, может оказаться навсегда стертым с карты Истории. Подобная участь могла постичь любого человека и любое человеческое деяние.
Я смотрел на тающее пламя свечи и начинал сомневаться в самом мире — что же он такое? Что в нем есть устойчивого и надежного? Все зыбко, как воск, сгорающий в пламени, не оставляя после себя ничего.
Однако, совладав с собой, я решил осмотреться в этом загадочном мире, и запечатлеть его на Кодак, после чего вернуться в 1891 год. Потом пусть этим займутся философы, пусть они ломают головы над тем, как могут существовать два будущих, взаимоисключающих друг друга, мира.
Я свинтил оба рычага Машины Времени, без которых машину нельзя было привести в действие, и засунул их подальше в карман — что я делал и прежде — и, как выяснилось, недаром. Затем отыскал кочергу, засунутую между валов и осей двигателя, Машины Времени. Ухватив тонкую рукоятку, я взвесил ее в руке. И тут же почувствовал себя намного уверенней, представив, как такой штукой можно сокрушить черепа нескольким морлокам. Их бледные лица до сих пор вставали перед моими глазами. Такого примитивного инструмента для встречи вполне хватит. С такими мыслями я засунул кочергу за пояс. Она висела там как кобура полицейского, увесистая и обнадеживающая, одновременно являясь напоминанием о доме и очаге.
Я поднял свечу перед собой. Из темноты смутно вырисовывалась статуя — громадное изваяние из белого камня, насколько можно было различить в пляшущем свете свечи.
Я направился к монументу уверенной походкой, которую диктовала мне кочерга. Всюду мне мерещились серовато-красные глаза, которые вот-вот вынырнут из темноты. По песку в стороне пронеслось шуршание, которое вполне могло быть шагами босых ног. Я сразу схватился за медную рукоятку и, не замедляя шага, направился дальше.
Статуя была расположена на бронзовом пьедестале. Львиное тело распростерло над собой широкие крылья так, что казалось (от пляски пламени) будто бы они развеваются надо мной. Лик мраморного зверя был человеческим. Казалось, эти пустые каменные глаза наблюдают за мной: улыбка, насмешливая и жестокая, светилась на его обветренных губах.
И тут я узнал его: и, если бы не страх перед морлоками, то обрадовался бы так, словно вернулся домой! Этот были все те же декорации знакомого мира элоев, только превращенного в ад: пустынный и песчаный. Это был тот самый Белый Сфинкс, и отстоял он на том же самом месте, словно привет от старого друга!
Я обошел песчаный холм, на котором не росло ни травинки, стараясь не удаляться от машины, вспоминая, как это было.
Здесь когда-то находилась та самая лужайка с мальвами и пурпурными рододендронами — они сбрасывали на меня свои цветы во время бури с градом. И столь же неразличимая сначала среди вертевшихся градин, теперь выступала фигура Сфинкса.
Ну что ж, я снова оказался здесь, — но за сто пятьдесят тысяч лет до происходивших тогда событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123