Наконец вздохнул и оставил «Никон» в покое.
— Что, понравился? — спросила тетка. — Мы его Петей зовем. Толстый Петя.
— Да, Петя у вас что надо, — улыбнулся Максим. — Ну, пошли дальше.
— А мы уж почти пришли, — порадовала его тетка. — Вон туда за угол, а там и рынок.
И в самом деле, минут через пять они очутились перед задними воротами рынка.
Впрочем, рынок как таковой выплеснулся далеко за пределы, обозначенные для него городскими властями. Метров за сто до ворот уже сидели на упаковочных ящиках бабки и молодухи, разложившие перед собой разнообразные товары. Максим следом за теткой пробирался между кусками полиэтилена и газетами, расстеленными на земле и заваленными молоденькими огурчиками, зеленоватыми яблоками, связками вяленой рыбы, пучками сушеного зверобоя, горками блестящих стручков перца… а между всем этим стояли ведра с вишней, крыжовником, смородиной… Он обратил внимание на то, что помидор маловато… наверное, не поспели еще в массе, пока продаются только тепличные.
Тетка наконец выбрала для себя подходяще местечко и обернулась к сопровождавшему ее лицу.
— Ну, спасибо, дорогой. Я, пожалуй, туточки пристроюсь. — И она показала, куда следует поставить ведро.
Распрощавшись с теткой, он направился к собственно рынку, и долго бродил между рядами, прислушиваясь к местному говору и в какой уже раз пытаясь понять, что он здесь делает.
Блестящие бока темно-фиолетовых баклажан выглядывают из-за жестковатых шершавых листьев… он смотрит на них, забыв о светлой зеленой путанице мокрицы, которую ему следует повыдергать, чтобы она не заполонила все вокруг… неподалеку голубеют гигантские кочаны капусты, и по откинувшемуся до земли сочному листу неспешно ползет толстый ленивый слизень…
Черт бы побрал эти картинки… они то и дело выскакивают в его сознании, и он понимает, что это — обрывки его детских воспоминаний… но они ничуть не помогают ему, потому что слишком кратки и непонятны…
В конце концов он купил два пучка длинной оранжевой моркови, не устояв перед ее цветом, несколько зеленых перцев с зарумянившимися бочками, почти идеально круглый кочашок цветной капусты, петрушку, укроп… Выйдя с пакетом в руках за пределы рынка, он увидел лотки со всяким барахлом, и с интересом принялся рассматривать расчески, батарейки, дешевые фотопленки, игрушечные автомобили… а потом заметил в стороне россыпь ярких книжных обложек и поспешил туда. Однако книги его разочаровали. На лотке у рынка собралась явно не слишком интеллектуальная компания: дамские романы, всяческие самодельные лечебники, выпущенные неведомыми издательствами, руководства по вязанию и вышивке… даже детектива ему не удалось обнаружить, не говоря уж о чем-то более серьезном. Видимо, местные любители острых сюжетов и высокого стиля на рынок не захаживали. А может быть, в этом городе вообще не читали ничего такого, что не было бы представлено на данном конкретном лотке?
Он отправился в обратный путь, в целом держа направление на юго-восток, к району вокзала, рассчитывая на то, что точку своего постоя начнет всерьез искать лишь тогда, когда минует центр. Но сначала он немного прошел по довольно широкой улице, обсаженной старыми деревьями. Здесь тоже стояли в основном двухэтажные купеческие особняки, занятые ныне различными учреждениями и магазинами. Похоже, это была главная магистраль города Сарани. Потом он увидел явно очень большой для местных топографических масштабов книжный магазин и зашел в него. Однако и здесь его ждало разочарование. В зале слева от входа продавалась только учебная литература — от букварей до руководств по высшей математике. А в зале слева уныло пылились на полках никем и никогда не читаемые классики — Тургенев, Гончаров, Толстой (он вдруг вспомнил, что так и не сумел в школьные годы одолеть «Войну и мир», потому что с завидным постоянством засыпал на десятой странице…) и прочие в этом роде. Еще тут был масштабно представлен некто Шишков. Кто это такой — Максим не имел ни малейшего представления. Равно как не знал он ничего и о находящихся полкой ниже Астафьеве и Анатолии Рыбакове. Но его это ничуть не огорчило. Наверное, эти авторы и не стоят того, чтобы о них помнить.
Он вышел из магазина и побрел дальше.
И тут же увидел вывеску: «Комиссионный магазин».
Заинтересовавшись, что граждане могут сдавать на комиссию в данном конкретном городе, он толкнул тяжелую старинную дверь с плохо помытым стеклом и вошел в тихую прохладу, наполненную висящими на плечиках блузками и платьями, куртками и брюками… на полках вдоль стен стояли остатки недобитых фарфоровых сервизов вперемешку со шляпами и ботинками… а над кассой, за которой никого не было, висела аккуратная табличка: «При сдаче товара на комиссию предъявляйте паспорт и номер ИНН. Также необходим номер пенсионной страховки».
Он вздрогнул.
Паспорт…
Он же хотел поискать в чемодане документы! И забыл, увлекшись старухой и мадам Софьей Львовной…
Выскочив из магазина, он быстро зашагал в сторону вокзала, но вскоре запутался в узких улочках, без всякого смысла поворачивавших то вправо, то влево, то наискосок… и остановился, оглядываясь в поисках какого-нибудь аборигена, способного вывести его из зеленого лабиринта.
Абориген вскоре нашелся. Это оказался дядька с бурой встопорщенной щетиной на физиономии, патлатый, узкоглазый, весьма хитроумного вида. Дядька неторопливо шагал по противоположной стороне улицы, то и дело скрываясь от взгляда Максима за высокими кустами шиповника, украшенными зеленовато-красными ягодами. Дядька что-то крепко прижимал к обширной груди, обтянутой сетчатой майки защитной раскраски, но что — так сразу было не рассмотреть. Дядькина сторона улицы была освещена жарким дневным солнцем, и предмет, который нес абориген, время от времени поблескивал перламутровой синевой. Максим бросился через мостовую и с треском продрался сквозь стену шиповника, сломав при этом несколько особо хрупких веточек.
— Здравствуйте, — быстро заговорил он, встав на пути местного жителя, так что тому пришлось вернуть на землю уже взлетевшую в воздух ногу, обутую в старую сандалию, — вы не могли бы мне объяснить…
И замолчал, разинув рот и едва не выронив пакет с овощами.
Дядька держал в руках здоровенную черно-синюю змею.
— Объясню, если сам знаю, обязательно объясню, — благодушно заговорил дядька. — А чего бы ты хотел узнать?
— Я… — Максим повертел туда-сюда пересохшим языком, пытаясь вернуть себе дар членораздельной речи, и наконец выговорил: — Я ищу улицу Кирова. Я приезжий, вот запутался тут…
При это он неотрывно смотрел на темное гибкое тело змеи, мягко извивавшееся в короткопалых волосатых руках дядьки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Что, понравился? — спросила тетка. — Мы его Петей зовем. Толстый Петя.
— Да, Петя у вас что надо, — улыбнулся Максим. — Ну, пошли дальше.
— А мы уж почти пришли, — порадовала его тетка. — Вон туда за угол, а там и рынок.
И в самом деле, минут через пять они очутились перед задними воротами рынка.
Впрочем, рынок как таковой выплеснулся далеко за пределы, обозначенные для него городскими властями. Метров за сто до ворот уже сидели на упаковочных ящиках бабки и молодухи, разложившие перед собой разнообразные товары. Максим следом за теткой пробирался между кусками полиэтилена и газетами, расстеленными на земле и заваленными молоденькими огурчиками, зеленоватыми яблоками, связками вяленой рыбы, пучками сушеного зверобоя, горками блестящих стручков перца… а между всем этим стояли ведра с вишней, крыжовником, смородиной… Он обратил внимание на то, что помидор маловато… наверное, не поспели еще в массе, пока продаются только тепличные.
Тетка наконец выбрала для себя подходяще местечко и обернулась к сопровождавшему ее лицу.
— Ну, спасибо, дорогой. Я, пожалуй, туточки пристроюсь. — И она показала, куда следует поставить ведро.
Распрощавшись с теткой, он направился к собственно рынку, и долго бродил между рядами, прислушиваясь к местному говору и в какой уже раз пытаясь понять, что он здесь делает.
Блестящие бока темно-фиолетовых баклажан выглядывают из-за жестковатых шершавых листьев… он смотрит на них, забыв о светлой зеленой путанице мокрицы, которую ему следует повыдергать, чтобы она не заполонила все вокруг… неподалеку голубеют гигантские кочаны капусты, и по откинувшемуся до земли сочному листу неспешно ползет толстый ленивый слизень…
Черт бы побрал эти картинки… они то и дело выскакивают в его сознании, и он понимает, что это — обрывки его детских воспоминаний… но они ничуть не помогают ему, потому что слишком кратки и непонятны…
В конце концов он купил два пучка длинной оранжевой моркови, не устояв перед ее цветом, несколько зеленых перцев с зарумянившимися бочками, почти идеально круглый кочашок цветной капусты, петрушку, укроп… Выйдя с пакетом в руках за пределы рынка, он увидел лотки со всяким барахлом, и с интересом принялся рассматривать расчески, батарейки, дешевые фотопленки, игрушечные автомобили… а потом заметил в стороне россыпь ярких книжных обложек и поспешил туда. Однако книги его разочаровали. На лотке у рынка собралась явно не слишком интеллектуальная компания: дамские романы, всяческие самодельные лечебники, выпущенные неведомыми издательствами, руководства по вязанию и вышивке… даже детектива ему не удалось обнаружить, не говоря уж о чем-то более серьезном. Видимо, местные любители острых сюжетов и высокого стиля на рынок не захаживали. А может быть, в этом городе вообще не читали ничего такого, что не было бы представлено на данном конкретном лотке?
Он отправился в обратный путь, в целом держа направление на юго-восток, к району вокзала, рассчитывая на то, что точку своего постоя начнет всерьез искать лишь тогда, когда минует центр. Но сначала он немного прошел по довольно широкой улице, обсаженной старыми деревьями. Здесь тоже стояли в основном двухэтажные купеческие особняки, занятые ныне различными учреждениями и магазинами. Похоже, это была главная магистраль города Сарани. Потом он увидел явно очень большой для местных топографических масштабов книжный магазин и зашел в него. Однако и здесь его ждало разочарование. В зале слева от входа продавалась только учебная литература — от букварей до руководств по высшей математике. А в зале слева уныло пылились на полках никем и никогда не читаемые классики — Тургенев, Гончаров, Толстой (он вдруг вспомнил, что так и не сумел в школьные годы одолеть «Войну и мир», потому что с завидным постоянством засыпал на десятой странице…) и прочие в этом роде. Еще тут был масштабно представлен некто Шишков. Кто это такой — Максим не имел ни малейшего представления. Равно как не знал он ничего и о находящихся полкой ниже Астафьеве и Анатолии Рыбакове. Но его это ничуть не огорчило. Наверное, эти авторы и не стоят того, чтобы о них помнить.
Он вышел из магазина и побрел дальше.
И тут же увидел вывеску: «Комиссионный магазин».
Заинтересовавшись, что граждане могут сдавать на комиссию в данном конкретном городе, он толкнул тяжелую старинную дверь с плохо помытым стеклом и вошел в тихую прохладу, наполненную висящими на плечиках блузками и платьями, куртками и брюками… на полках вдоль стен стояли остатки недобитых фарфоровых сервизов вперемешку со шляпами и ботинками… а над кассой, за которой никого не было, висела аккуратная табличка: «При сдаче товара на комиссию предъявляйте паспорт и номер ИНН. Также необходим номер пенсионной страховки».
Он вздрогнул.
Паспорт…
Он же хотел поискать в чемодане документы! И забыл, увлекшись старухой и мадам Софьей Львовной…
Выскочив из магазина, он быстро зашагал в сторону вокзала, но вскоре запутался в узких улочках, без всякого смысла поворачивавших то вправо, то влево, то наискосок… и остановился, оглядываясь в поисках какого-нибудь аборигена, способного вывести его из зеленого лабиринта.
Абориген вскоре нашелся. Это оказался дядька с бурой встопорщенной щетиной на физиономии, патлатый, узкоглазый, весьма хитроумного вида. Дядька неторопливо шагал по противоположной стороне улицы, то и дело скрываясь от взгляда Максима за высокими кустами шиповника, украшенными зеленовато-красными ягодами. Дядька что-то крепко прижимал к обширной груди, обтянутой сетчатой майки защитной раскраски, но что — так сразу было не рассмотреть. Дядькина сторона улицы была освещена жарким дневным солнцем, и предмет, который нес абориген, время от времени поблескивал перламутровой синевой. Максим бросился через мостовую и с треском продрался сквозь стену шиповника, сломав при этом несколько особо хрупких веточек.
— Здравствуйте, — быстро заговорил он, встав на пути местного жителя, так что тому пришлось вернуть на землю уже взлетевшую в воздух ногу, обутую в старую сандалию, — вы не могли бы мне объяснить…
И замолчал, разинув рот и едва не выронив пакет с овощами.
Дядька держал в руках здоровенную черно-синюю змею.
— Объясню, если сам знаю, обязательно объясню, — благодушно заговорил дядька. — А чего бы ты хотел узнать?
— Я… — Максим повертел туда-сюда пересохшим языком, пытаясь вернуть себе дар членораздельной речи, и наконец выговорил: — Я ищу улицу Кирова. Я приезжий, вот запутался тут…
При это он неотрывно смотрел на темное гибкое тело змеи, мягко извивавшееся в короткопалых волосатых руках дядьки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76