Но… разве не все взаимосвязано во всех мирах?… Максим решил, что об этом следует подумать позже.
— А если мы полностью очистим свой ум от засоряющей его грязи — мы получим абсолютный поток сознания. Изначальный. Понимаешь? В нем нет ничего дурного, он способен к безграничному познанию, потому что исчезли все помехи…
Лиза умолкла, собираясь с мыслями для дальнейших предположений, а он терпеливо ждал, прикидывая, какую умственную работу должна была проделать эта пигалица, чтобы обрести способность рассуждать на подобные темы… и в итоге ужаснулся, поняв, насколько одинока эта черноволосая тоненькая девочка.
Наконец Лиза снова заговорила:
— Ты должен понять… я чувствую, ты можешь это понять… в тебе есть что-то такое… ну, такое же, как во мне. Очищать ум — невероятно интересное занятие, уж поверь! Ты постоянно заглядываешь в себя — и видишь столько всяких гадостей, что просто волосы дыбом становятся! Ты попробуй, копни… и гнев, и зависть, и черт знает что еще! И все это рвется наружу…
Тут он не выдержал.
— Но, Лиза, если постоянно подавлять свои чувства…
— Нет! Не подавлять! — яростно вскрикнула девчонка, и он изумленно уставился на нее, не понимая, в чем дело. — Ох… — тут же опомнилась Лиза и жалобным детским тоном сказала: — Вот видишь? Видишь, как оно?… А из-за чего? Попробуй-ка найти причину!
Максим отнесся к предложению с полной серьезностью и, подумав несколько секунд, сказал:
— Это из-за того, что я тебя не понял. Я действительно не понял. А ты ожидала полного понимания. И разочарование выплеснулось в такой вот энергичной и резкой форме.
После этого он снова задумался. Надо же, оказывается, он разбирается в таких интересных вещах? Вот не ожидал! Может быть, он психоаналитик? Нет, вряд ли. Внешность не соответствует. Почему не соответствует — он не знал, но ничуть не сомневался в том, что опытный психолог должен выглядеть как-то иначе. Как?… Ладно, это неважно.
— Верно, — сказала совершенно успокоившаяся Лиза. — Верно. Я ожидала полного понимания. И ощутила мгновенную вспышку разочарования. И не успела его осознать и проанализировать. И разочарование выскочило, как уродец из бутылки…
— Как чертик из шкатулки?
— Да какая разница… Я ведь как раз об этом и начала говорить…
В коридоре послышался голос проводника:
— Через десять минут — станция Пешелань. Стоянка десять минут. Через десять минут…
Проводник, повторяя свои «десять через десять», ушел в другой конец вагона, голос затих. Максим посмотрел на часы. Ровно одиннадцать. Ничего себе поговорили! И, похоже, только начали. Во всяком случае, ему не хотелось бы прекращать обсуждение. Вот только в их купе может появиться еще один пассажир… а то и два…
— Надеюсь, никто к нам в купе не сядет, — сказал он, беря до сих пор валявшийся на одеяле бумажник и пряча его под подушку. — Нам и так хорошо.
Лиза неожиданно рассмеялась и кокетливо прищурила глаза. Максим удивился — и отметил свое удивление как нечто постороннее.
— Я ужасно рада, что где-то там, где ты садился в поезд, кассир напутал, — пояснила девчонка свое веселье. — Это купе мое, понимаешь? У меня четыре билета. А для охранника взяли место в соседнем отсеке. И вдруг ночью вваливаешься ты — с билетом на одно из моих мест! Классно! Проводник уж так извинялся… пообещал, что утром разберется, свободных мест вообще-то хватает… ну, а я сказала, что наплевать, так даже интереснее. А почему ты все время молчал? Только в билет пальцем тыкал. Вроде не пьяный был…
Он пожал плечами, не представляя, как мог бы объяснить Лизе, что просто-напросто ничего не помнит. И спросил:
— Выйдем на перрон на остановке? Подышим немножко? Вроде бы припекать начинает, а?
И в самом деле, в купе, несмотря на приоткрытое окно, стояла удушающая жара, просто за разговором Максим не обращал на нее внимания. А теперь она вдруг навалилась на него, стиснув невидимо, но плотно. Девчонку же духота, похоже, ничуть не беспокоила.
Тут Максим почувствовал, что ему надо бы в туалет, а заодно вспомнил, что не умывался сегодня. И не брился, само собой. Но поезд подходил к станции, и значит, туалеты в вагоне уже заперты проводником на ключ (это он откуда-то знал). Санитарная зона города… или это не город? Странное название «Пешелань» ни о чем не говорило его утерянной памяти. Что вообще оно могло означать? Что в этих местах лани ходят пешком, а не ездят на мотоциклах?
Лани — это олени.
Олени — это парнокопытные…
— Давай выйдем, — согласилась Лиза. — То есть я-то в любом случае выйду, вдруг хороший кадр подвернется? А ты как хочешь. Но вместе веселей.
«Вместе веселей». Почему-то у Максима при этих словах возникло смутное представление о некоем подвижном и остроумном старце с очень молодым лицом… но это оказалось лишь еще одной загадкой в и без того слишком длинной цепи вопросов без ответов.
Он снова достал из-под подушки бумажник и, поскольку в его спортивных штанах карманов не нашлось, вышел из купе, держа в руке толстое кожаное деньгохранилище. Но разве он собирался что-то покупать, вдруг растерянно мелькнуло у него в голове. И если да — то что? Зачем?
В коридоре оказалось тесно и шумно от спешащих к выходу пассажиров. Максим с Лизой влились в вежливый поток, и их повлекло к тамбуру. Слева, за окнами вагона, мелькали белые и цветные платки местных жительниц… похоже, они что-то принесли на продажу, и теперь суетились, спеша отоварить как можно больше пассажиров. Их встреча с потенциальными покупателями не могла продлиться настолько, насколько это бывает необходимо, чтобы торг доставил удовольствие… и на лицах аборигенок читалось откровенное огорчение этим фактом их провинциального бытия.
Платформа в Пешелани оказалась на удивление короткой; своей плито-бетонной сутью она охватывала всего три вагона, и в их число не угодил тот, в котором ехали Максим и Лиза, так что Максиму пришлось спрыгнуть с высокой вагонной подножки прямо в пожухлую железнодорожную траву, а затем повернуться и подхватить мгновенно свалившуюся на него девчонку. «Никон» больно ударил его по плечу объективом, но вызвал этим лишь одну мысль: а почему же он свой-то фотоаппарат не прихватил? Пусть бы сохранился кадр на память… на тот случай, если и часы путешествия тоже вдруг сотрутся или будут стерты кем-то невидимым, но властным…
Он вдруг замер на месте и похолодел, несмотря на то, что окружавший его воздух горел жаром сочного летнего дня. Стерты кем-то…
Стерты кем-то?
Е— мое, внезапным обжигающим вихрем пронеслось в голове Максима, да ведь и вправду на то похоже… но кому могло понадобиться превращать меня в механизм, движущийся к неведомой ему цели? Зачем…
Стоп, сказал он себе строго и твердо. Не гони волну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— А если мы полностью очистим свой ум от засоряющей его грязи — мы получим абсолютный поток сознания. Изначальный. Понимаешь? В нем нет ничего дурного, он способен к безграничному познанию, потому что исчезли все помехи…
Лиза умолкла, собираясь с мыслями для дальнейших предположений, а он терпеливо ждал, прикидывая, какую умственную работу должна была проделать эта пигалица, чтобы обрести способность рассуждать на подобные темы… и в итоге ужаснулся, поняв, насколько одинока эта черноволосая тоненькая девочка.
Наконец Лиза снова заговорила:
— Ты должен понять… я чувствую, ты можешь это понять… в тебе есть что-то такое… ну, такое же, как во мне. Очищать ум — невероятно интересное занятие, уж поверь! Ты постоянно заглядываешь в себя — и видишь столько всяких гадостей, что просто волосы дыбом становятся! Ты попробуй, копни… и гнев, и зависть, и черт знает что еще! И все это рвется наружу…
Тут он не выдержал.
— Но, Лиза, если постоянно подавлять свои чувства…
— Нет! Не подавлять! — яростно вскрикнула девчонка, и он изумленно уставился на нее, не понимая, в чем дело. — Ох… — тут же опомнилась Лиза и жалобным детским тоном сказала: — Вот видишь? Видишь, как оно?… А из-за чего? Попробуй-ка найти причину!
Максим отнесся к предложению с полной серьезностью и, подумав несколько секунд, сказал:
— Это из-за того, что я тебя не понял. Я действительно не понял. А ты ожидала полного понимания. И разочарование выплеснулось в такой вот энергичной и резкой форме.
После этого он снова задумался. Надо же, оказывается, он разбирается в таких интересных вещах? Вот не ожидал! Может быть, он психоаналитик? Нет, вряд ли. Внешность не соответствует. Почему не соответствует — он не знал, но ничуть не сомневался в том, что опытный психолог должен выглядеть как-то иначе. Как?… Ладно, это неважно.
— Верно, — сказала совершенно успокоившаяся Лиза. — Верно. Я ожидала полного понимания. И ощутила мгновенную вспышку разочарования. И не успела его осознать и проанализировать. И разочарование выскочило, как уродец из бутылки…
— Как чертик из шкатулки?
— Да какая разница… Я ведь как раз об этом и начала говорить…
В коридоре послышался голос проводника:
— Через десять минут — станция Пешелань. Стоянка десять минут. Через десять минут…
Проводник, повторяя свои «десять через десять», ушел в другой конец вагона, голос затих. Максим посмотрел на часы. Ровно одиннадцать. Ничего себе поговорили! И, похоже, только начали. Во всяком случае, ему не хотелось бы прекращать обсуждение. Вот только в их купе может появиться еще один пассажир… а то и два…
— Надеюсь, никто к нам в купе не сядет, — сказал он, беря до сих пор валявшийся на одеяле бумажник и пряча его под подушку. — Нам и так хорошо.
Лиза неожиданно рассмеялась и кокетливо прищурила глаза. Максим удивился — и отметил свое удивление как нечто постороннее.
— Я ужасно рада, что где-то там, где ты садился в поезд, кассир напутал, — пояснила девчонка свое веселье. — Это купе мое, понимаешь? У меня четыре билета. А для охранника взяли место в соседнем отсеке. И вдруг ночью вваливаешься ты — с билетом на одно из моих мест! Классно! Проводник уж так извинялся… пообещал, что утром разберется, свободных мест вообще-то хватает… ну, а я сказала, что наплевать, так даже интереснее. А почему ты все время молчал? Только в билет пальцем тыкал. Вроде не пьяный был…
Он пожал плечами, не представляя, как мог бы объяснить Лизе, что просто-напросто ничего не помнит. И спросил:
— Выйдем на перрон на остановке? Подышим немножко? Вроде бы припекать начинает, а?
И в самом деле, в купе, несмотря на приоткрытое окно, стояла удушающая жара, просто за разговором Максим не обращал на нее внимания. А теперь она вдруг навалилась на него, стиснув невидимо, но плотно. Девчонку же духота, похоже, ничуть не беспокоила.
Тут Максим почувствовал, что ему надо бы в туалет, а заодно вспомнил, что не умывался сегодня. И не брился, само собой. Но поезд подходил к станции, и значит, туалеты в вагоне уже заперты проводником на ключ (это он откуда-то знал). Санитарная зона города… или это не город? Странное название «Пешелань» ни о чем не говорило его утерянной памяти. Что вообще оно могло означать? Что в этих местах лани ходят пешком, а не ездят на мотоциклах?
Лани — это олени.
Олени — это парнокопытные…
— Давай выйдем, — согласилась Лиза. — То есть я-то в любом случае выйду, вдруг хороший кадр подвернется? А ты как хочешь. Но вместе веселей.
«Вместе веселей». Почему-то у Максима при этих словах возникло смутное представление о некоем подвижном и остроумном старце с очень молодым лицом… но это оказалось лишь еще одной загадкой в и без того слишком длинной цепи вопросов без ответов.
Он снова достал из-под подушки бумажник и, поскольку в его спортивных штанах карманов не нашлось, вышел из купе, держа в руке толстое кожаное деньгохранилище. Но разве он собирался что-то покупать, вдруг растерянно мелькнуло у него в голове. И если да — то что? Зачем?
В коридоре оказалось тесно и шумно от спешащих к выходу пассажиров. Максим с Лизой влились в вежливый поток, и их повлекло к тамбуру. Слева, за окнами вагона, мелькали белые и цветные платки местных жительниц… похоже, они что-то принесли на продажу, и теперь суетились, спеша отоварить как можно больше пассажиров. Их встреча с потенциальными покупателями не могла продлиться настолько, насколько это бывает необходимо, чтобы торг доставил удовольствие… и на лицах аборигенок читалось откровенное огорчение этим фактом их провинциального бытия.
Платформа в Пешелани оказалась на удивление короткой; своей плито-бетонной сутью она охватывала всего три вагона, и в их число не угодил тот, в котором ехали Максим и Лиза, так что Максиму пришлось спрыгнуть с высокой вагонной подножки прямо в пожухлую железнодорожную траву, а затем повернуться и подхватить мгновенно свалившуюся на него девчонку. «Никон» больно ударил его по плечу объективом, но вызвал этим лишь одну мысль: а почему же он свой-то фотоаппарат не прихватил? Пусть бы сохранился кадр на память… на тот случай, если и часы путешествия тоже вдруг сотрутся или будут стерты кем-то невидимым, но властным…
Он вдруг замер на месте и похолодел, несмотря на то, что окружавший его воздух горел жаром сочного летнего дня. Стерты кем-то…
Стерты кем-то?
Е— мое, внезапным обжигающим вихрем пронеслось в голове Максима, да ведь и вправду на то похоже… но кому могло понадобиться превращать меня в механизм, движущийся к неведомой ему цели? Зачем…
Стоп, сказал он себе строго и твердо. Не гони волну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76