ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Душераздирающий крик, и мальчик падает без сознания на чьи-то руки.
Входит полицейский, протискивается сквозь толпу и вытаскивает из сарая мальчика, который так и не пришел в себя. Его крик все еще отдается эхом в их ушах, в их сознании. Что он увидел? Снова появляется полицейский, а с ним молодой краснощекий немецкий солдат.
– Ruhe! Ruhe! – кричит он и что-то еще, чего нельзя разобрать.
Полицейский переводит: «Скоро начнется отбор в рабочие команды».
Чувство облегчения, смешанное со страхом.
Проходит утро… Мучительно хочется спать. Воняет мочой и потом. В глубине барака распахивается дверь. В солнечном луче танцуют пылинки. Едкий запах пороха; к нему примешивается еще какой-то теплый, сладковатый запах.
Кто-то кричит: «Десять!» Это голос серба. Радуются глупые сердца. Начался отбор. Давка. Последние прощания.
Дверь закрывается. Толпа замирает. Ни единого звука. Ни единого шороха. Снова затрещали пулеметы. И все становится ясно. Не в Германию отправляют всех, а на смерть. Вопли. Рыдания.
Милан смотрит на тебя повзрослевшими глазами. Они обвиняют. Как ужасно вдруг осознать, что он был прав. Нужно было бороться, а не ждать. А теперь уже поздно. Теперь остается только слушать ружейные залпы, пулеметные очереди и крики, обрывающиеся единичными выстрелами.
Милан сжимает кулаки. «Почему мы позволили им загнать нас сюда, как скот на убой? Надо было бороться».
Почему? Почему? Почему?
Дверь распахивается. За ней прерывисто трещат пулеметы.
Они выполняют какую-то дьявольскую норму. Двадцать! Пятьдесят! Сто! Люди в бараке начинают петь. Старые песни времен борьбы с турками. Новые партизанские песни.
Толпа поет народную песню.
– Ruhe! – кричит молодой солдат, но их пение заглушает его голос.
Уже не так тесно, но те, что остались, крепче прижимаются друг к другу. Ты обнимаешь Милана за плечи. Он смотрит на тебя, и губы его дрожат. «Мать велела, чтобы я от тебя не отходил. О господи! Бедная мать! Сколько выпало на ее долю! Это убьет ее».
Ты не знаешь, что ее уже нет в живых. Ее убили, когда она умоляла эсэсовца отпустить ее сыновей. Убили, как и двадцать шесть других женщин, ради упрочения нового порядка. Убили походя и безжалостно.
Ведь Гитлер сказал: «Будьте жестоки. Будьте безжалостны».
Люди лихорадочно шепчутся, лихорадочно пишут записки.
Милан тоже пишет записку на обратной стороне листочка с математической задачей, которую ты решал, когда всем приказали выйти из класса.
Свет тускнеет. Вновь открывается дверь, и снова та же мучительная процедура. Голос выкрикивает: «Пятьдесят!»
Замешательство. Кто-то пытается сопротивляться. Выстрелы. Удушливый от дыма воздух. Становится все темнее. Треск пулеметов где-то в отдалении. Теперь поют все. Ты тоже поешь, хотя у тебя в горле ком. Если бы не Милан, ты бы заплакал, так как песни напоминают тебе, что мир, который ты покидаешь, полон чудес, тобой еще не изведанных.
Каждый раз, когда короткие пулеметные очереди разрывают тишину, Милан повторяет: «Я не позволю пристрелить себя как собаку. Я убегу».
«Мы все попробуем бежать», – соглашаются те, кто стоит рядом.
С лихорадочной поспешностью они пишут записки. Но что можно сказать, когда идешь на смерть? Истории известно много значительных предсмертных слов, но в твоем сознании всплывают только избитые фразы.
«Мы умерли сопротивляясь», – пишет Милан. Ты уговариваешь его порвать записку. Твоя обычная осторожность подсказывает, что вас могут обыскать, если они решат вас не расстреливать. А очередь вот-вот дойдет до вас. В темном бараке остаются только твои одноклассники. И в следующий раз пойдете вы.
«Выше головы, мальчики! Расправьте плечи! Пусть они видят, что вы не боитесь!» – подбадривает капитан школьной команды. Это и есть страх? Эта пустота во всем теле, это оцепенение сознания? Ты берешь Милана под руку – чтобы поддержать его или себя? Ты не знаешь.
Милана не нужно поддерживать. Он идет как солдат в сражение. А ты еле переставляешь ноги и на пороге спотыкаешься. Спотыкается и молодой немецкий солдат.
Эсэсовский офицер кричит на солдата, и, когда мимо него проходит Милан, офицер бьет его хлыстом по лицу. Голос офицера слышен во всем дворе. Милан поднимает руку, чтобы вытереть кровь, текущую из носа, и офицер снова ударяет его хлыстом. Милан идет рядом с тобой. Вы уже не поете.
Электрический свет ослепляет тебя. Потом ты видишь груды трупов, сваленные у стены, трупы по всему двору. Мозг не в силах это воспринять. А вас уже выводят со двора в поле, окутанное сумраком. У тебя заплетаются ноги.
Мимо людей, ожесточенно копающих землю. Роют могилы для всех этих трупов. Мертвые тела повсюду. Торчит бородка дядюшки Крыстича. Маленький Милутин – точно брошенная тряпичная кукла. Стонет женщина. Эсэсовец переворачивает ее ногой. Она шевелится. Он вынимает пистолет, стреляет ей в лицо и хохочет.
И вдруг ты ощущаешь какой-то толчок. Ты словно оживаешь. Ум и тело освобождаются от ледяного оцепенения. Жизнь обжигает тебя. Они ведут вас по склону туда, где на краю поля протекает ручей. Лес на другом берегу ручья совсем уже темный.
Ты сжимаешь руку Милана: «У той сосны – врассыпную!» Шепот пробегает по колонне.
Эсэсовец кричит по-сербски: «Молчать, славянские свиньи!»
Все бросаются врассыпную. Милан бежит впереди тебя. Все ближе ручей, все ближе лес. Двое уже на том берегу. И вдруг навстречу пулеметный огонь. Оранжевые вспышки. Крики. Нога у тебя подгибается. Ты спотыкаешься и падаешь. Ты ранен.
Милан бросается назад, к тебе. «Беги! Беги! Милан, не делай глупости!» Но он уже схватил тебя. Тащит к берегу. «Не отходи от брата», – сказала мать.
Подбегает молодой немецкий солдат, за ним эсэсовец. «Стреляй в них!» – кричит эсэсовец. Солдат поднимает ружье. Ты слышишь щелканье затвора. Он смотрит на тебя в упор, смотрит в упор на Милана, и лицо его искажается.
– Nein! – кричит он, и еще громче: – Nein! – и бросает винтовку в реку.
– Schwein! – орет эсэсовец и, подняв пистолет, стреляет в солдата.
Он падает на тебя. Его кровь течет по твоей шее. Не сходя с места, эсэсовец стреляет Милану в лицо, стреляет до тех пор, пока оно не превращается в кровавое месиво. Брызги мозга летят тебе в лицо. Темнота.
Ты не знаешь, сколько времени прошло. «Ruhe! Ruhe! Ruhe!» – гудит у тебя в ушах. Снова забытье. Удары пульса. Но когда туман в голове рассеивается, ты понимаешь, что это шепчет немецкий солдат.
Звенят лопаты. Огоньки движутся по склону. Вопли. Выстрелы. Ты жив, а Милан мертв. Какая боль сильнее – боль в ноге или в сердце? Ты стонешь.
– Ruhe, – шепчет солдат. – Добивают раненых. Давай через речку. В лес. – Он бесшумно ползет на животе к воде.
Ты шевелишься. Мучительная боль в ноге. Прикусив губу, ты оттаскиваешь в сторону окоченевшее тело брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86