Наверняка, промолчат, а молчание, как всем известно, знак согласия.
— Нет, с родителями — твоими и моими — мы жить не будем, — набычившись, буркнул Никита. — Однокомнатную квартиру снял, — гордо сообщил он, приосанясь. — С мебелью и прочей хурдой-мурдой. Появятся наследники — сниму побольше…
— Откуда мильены? — ехидно спросил батя, обращаясь невесть к кому: то ли к зятю с дочкой, то ли к матери, то ли в пространство. — Слышал, простому человеку снять квартиру что штаны через голову надеть…
— А нам зарплату повысили, — пояснил Никита, но в его голосе я уловил некоторую неуверенность. Да и какое увеличение оклада способно компенсировать дикие цены на квартирном рынке. — Имеются еще… кое-какие заработки…
Отец так и вспыхнул. Лохматые брови наползли на угрюмые глаза, лоб пересекли морщины, руки закинуты на спину и сцеплены в замок… Ну, все, сейчас батя пойдет вразнос! Ведь по его твердому убеждению, единственный честный заработок — шевелить руками, вкалывать дни и ночи до седьмого пота и сопревшей от него рубашки. А тут твердят о каких-то темных делишках!
— Это как же понимать прикажешь, зятек? Какие такие заработки? С ножом ночами шастаешь? Или шаришь по чужим квартирам?… А-а, прости старого дуролома, рабочую скотинку! Позабыл, хто ты такой… Нарушителей движения на дорогах щупаешь, да?
Никита вскочил со стула, будто напоролся на гвоздь. Не просто покраснел — побурел. Зачтокал, замемекал, пытался вытолкать наружу злые слова.
Положение спасла мама. Вечная зачинщица семейных свар, она была и первой их гасительницей.
— Когда же свадебка?
— Какая свадебка? — прикинулась непонимающей сестра.
— Как это какая? Сходите в ЗАГС, после — в церковь. Соберемся, сядем за стол…
— …Будем кричать горько, — не удержавшись, влез я в беседу. — Наутро простыни развесим, соседей пригласим на просмотр.
Никита захохотал. Смеялся он удивительно неприятно, короткими смешками с остановками. Хе! — молчание и снова — хе!
Отец неодобрительно окинул меня взглядом, будто предупредил: ты, Колька, зачем заявился к родителям? Пироги есть? Вот и жуй. А с дочкой мы с матерью сами разберемся.
Фимка, как водится, покраснела, отвернулась. Притворяется — вот, дескать, какая я скромная да невинная… Брось дурить, сеструха, нынче невинных даже в музеях не отыщешь — перевелись.
Я послушно схватил солидный кусок рулета с маком, придвинул налитую матерью чашку с чаем. Ради Бога, ругайтесь, спорьте, что мне до ваших проблем? Своих хватает — не прожуешь!
2
Отец не знал, что его самостоятельный сын зарабатывает деньги не на главной своей работе. Попробуй жить с семьей на несчастные пять тысяч в месяц, когда цены, будто опытные альпинисты, чуть ли не ежедневно карабкаются ввысь. Ольгина зарплата — подстать моей — — копейки. Теща получает пенсию и все виды прибавок, едва хватающие на хлеб, сахар и масло. Поэтому, отработав смену инженером на стройке, я превратился в «извозчика».
Еще в застойные времена, не без помощи отца, купил себе «москвич». Не новый — подержанный. Конечно, на фоне «жигулей», «волг», иномарок он сейчас выглядит нищим, попавшим на бал в Дворянское собрание, но желающих прокатиться по Москве — хоть отбавляй. Даже на стареньком «москвиче».
Особенно при автобусной недостаточности.
Приспичило, скажем, парню оказаться на Юго-Западе, а до метро пилить и пилить. Я — тут как тут. Девчонки на вечер торопятся, боятся помять в переполненных трамваях наглаженные наряды — ради Бога, готов подвезти…
А уж в ночное время для таких, как я, «извозчиков» — раздолье. Надоест мужику в ожидании автобуса подпрыгивать на морозе или мокнуть под дождем — тысячу кинет, не пожалеет.
Все бы ладно, но в последнее время измучила меня одна проблема. Дело в том, что «подрабатывать» стало небезопасно. Соседа по гаражу, к примеру, пассажиры, подхваченные на Комсомольской площади, так стукнули по голове и так лихо выбросили из «Жигулей» — до сих пор не вышел из больницы.
Правда, охотников похитить мой зачуханный «москвич» немного, но они все-таки есть. Для полного счастья мне не хватает очутиться на больничной койке, лишиться машины-кормилицы, а то и попасть в холодильник морга.
На всякий случай купил на рынке газовый баллончик, всегда держу под рукой тяжелую монтировку. Но это — так, для собственного успокоения. Руки — на руле, глаза высматривают светофоры либо резво прыгающие с одной полосы на другую иномарки. Не успеешь схватить монтировку либо баллончик, как огреют чем-нибудь тяжелым, а то и нож — в бок.
— Я живу, будто жена летчика, — вздыхала Ольга в редкие минуты семейного покоя и мира. — Всякие страхи лезут в голову… Бросай, Колька, ночные свои забавы, семью оставишь без кормильца!
Основное мое назначение — кормить так называемую семью, то есть жену! Муж, как человек, Ольгу не интересует.
— Не придумывай лишнего. Ничего с твоим кормильцем не учится, без куска хлеба с маслом он тебя не оставит. Зато жить стало полегче. Мясо едим ежедневно, творог со сметаной не сходит со стола. Твоя мать любит фрукты — пожалуйста, покупай,
корми. Сапоги вон тебе купили, за какие башли? Сложить наши две зарплаты — только на подметки хватит. Матери в день рождения подарок сделали, из каких достатков? Тот-то и оно… А обо мне не беспокойся, никуда не денусь…
Успокаивая жену, успокаивал сам себя. Ничего не случится, никуда не денусь.
К Ольге я привык, как привыкают к разношенной обуви. Новая «обувка» жала и давила, потом притерпелся, разносил. Если бы не ежедневные скандалы и упреки, можно существовать. Но чаще всего озлобленная невесть чем супруга поливает молчащего муженька таким потоком обидных словечек, каких ни на одной помойке не сыщешь.
Единственное спасение — бежать. Утром, на весь день — на стройке, вечером — к родителям, ночами — на извозчичий промысел. Ездишь по безлюдной Москве на кашляющей машине и твердишь про себя одно и то же: ничего не случится, ничего не произойдет…
И вот — случилось!
— Шеф, в Ногинск доставишь?
Двое мужчин. Одеты по последней моде — широкие плащи с поясами, на головах — береты… Вроде не рэкетиры и не бандиты… Впрочем, жизнь нынче такая, что не отличить респектабельного банкира от наемного убийцы.
— В Ногинск не могу… Далеко…
Один из желающих прокатиться, пониже ростом, но пошире в плечах, склонился к открытому окну машины.
— Не прогадаешь. Десять кусков.
У меня перехватило дыхание. Десять тысяч? За такие деньги любой автомобилист согласится… А я чем хуже?
— Считаешь, мало? — скривился в пренебрежительной улыбке второй. — Скажи свою цену.
— Не в цене дело, — замялся я. — Жена беспокоиться станет. Я ведь выскочил из дому на пару часов всего…
Конечно, хитрил. Ольга третий сон видит, о муже если и вспоминает, то только в материальном плане — сколько сегодня денег привезет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Нет, с родителями — твоими и моими — мы жить не будем, — набычившись, буркнул Никита. — Однокомнатную квартиру снял, — гордо сообщил он, приосанясь. — С мебелью и прочей хурдой-мурдой. Появятся наследники — сниму побольше…
— Откуда мильены? — ехидно спросил батя, обращаясь невесть к кому: то ли к зятю с дочкой, то ли к матери, то ли в пространство. — Слышал, простому человеку снять квартиру что штаны через голову надеть…
— А нам зарплату повысили, — пояснил Никита, но в его голосе я уловил некоторую неуверенность. Да и какое увеличение оклада способно компенсировать дикие цены на квартирном рынке. — Имеются еще… кое-какие заработки…
Отец так и вспыхнул. Лохматые брови наползли на угрюмые глаза, лоб пересекли морщины, руки закинуты на спину и сцеплены в замок… Ну, все, сейчас батя пойдет вразнос! Ведь по его твердому убеждению, единственный честный заработок — шевелить руками, вкалывать дни и ночи до седьмого пота и сопревшей от него рубашки. А тут твердят о каких-то темных делишках!
— Это как же понимать прикажешь, зятек? Какие такие заработки? С ножом ночами шастаешь? Или шаришь по чужим квартирам?… А-а, прости старого дуролома, рабочую скотинку! Позабыл, хто ты такой… Нарушителей движения на дорогах щупаешь, да?
Никита вскочил со стула, будто напоролся на гвоздь. Не просто покраснел — побурел. Зачтокал, замемекал, пытался вытолкать наружу злые слова.
Положение спасла мама. Вечная зачинщица семейных свар, она была и первой их гасительницей.
— Когда же свадебка?
— Какая свадебка? — прикинулась непонимающей сестра.
— Как это какая? Сходите в ЗАГС, после — в церковь. Соберемся, сядем за стол…
— …Будем кричать горько, — не удержавшись, влез я в беседу. — Наутро простыни развесим, соседей пригласим на просмотр.
Никита захохотал. Смеялся он удивительно неприятно, короткими смешками с остановками. Хе! — молчание и снова — хе!
Отец неодобрительно окинул меня взглядом, будто предупредил: ты, Колька, зачем заявился к родителям? Пироги есть? Вот и жуй. А с дочкой мы с матерью сами разберемся.
Фимка, как водится, покраснела, отвернулась. Притворяется — вот, дескать, какая я скромная да невинная… Брось дурить, сеструха, нынче невинных даже в музеях не отыщешь — перевелись.
Я послушно схватил солидный кусок рулета с маком, придвинул налитую матерью чашку с чаем. Ради Бога, ругайтесь, спорьте, что мне до ваших проблем? Своих хватает — не прожуешь!
2
Отец не знал, что его самостоятельный сын зарабатывает деньги не на главной своей работе. Попробуй жить с семьей на несчастные пять тысяч в месяц, когда цены, будто опытные альпинисты, чуть ли не ежедневно карабкаются ввысь. Ольгина зарплата — подстать моей — — копейки. Теща получает пенсию и все виды прибавок, едва хватающие на хлеб, сахар и масло. Поэтому, отработав смену инженером на стройке, я превратился в «извозчика».
Еще в застойные времена, не без помощи отца, купил себе «москвич». Не новый — подержанный. Конечно, на фоне «жигулей», «волг», иномарок он сейчас выглядит нищим, попавшим на бал в Дворянское собрание, но желающих прокатиться по Москве — хоть отбавляй. Даже на стареньком «москвиче».
Особенно при автобусной недостаточности.
Приспичило, скажем, парню оказаться на Юго-Западе, а до метро пилить и пилить. Я — тут как тут. Девчонки на вечер торопятся, боятся помять в переполненных трамваях наглаженные наряды — ради Бога, готов подвезти…
А уж в ночное время для таких, как я, «извозчиков» — раздолье. Надоест мужику в ожидании автобуса подпрыгивать на морозе или мокнуть под дождем — тысячу кинет, не пожалеет.
Все бы ладно, но в последнее время измучила меня одна проблема. Дело в том, что «подрабатывать» стало небезопасно. Соседа по гаражу, к примеру, пассажиры, подхваченные на Комсомольской площади, так стукнули по голове и так лихо выбросили из «Жигулей» — до сих пор не вышел из больницы.
Правда, охотников похитить мой зачуханный «москвич» немного, но они все-таки есть. Для полного счастья мне не хватает очутиться на больничной койке, лишиться машины-кормилицы, а то и попасть в холодильник морга.
На всякий случай купил на рынке газовый баллончик, всегда держу под рукой тяжелую монтировку. Но это — так, для собственного успокоения. Руки — на руле, глаза высматривают светофоры либо резво прыгающие с одной полосы на другую иномарки. Не успеешь схватить монтировку либо баллончик, как огреют чем-нибудь тяжелым, а то и нож — в бок.
— Я живу, будто жена летчика, — вздыхала Ольга в редкие минуты семейного покоя и мира. — Всякие страхи лезут в голову… Бросай, Колька, ночные свои забавы, семью оставишь без кормильца!
Основное мое назначение — кормить так называемую семью, то есть жену! Муж, как человек, Ольгу не интересует.
— Не придумывай лишнего. Ничего с твоим кормильцем не учится, без куска хлеба с маслом он тебя не оставит. Зато жить стало полегче. Мясо едим ежедневно, творог со сметаной не сходит со стола. Твоя мать любит фрукты — пожалуйста, покупай,
корми. Сапоги вон тебе купили, за какие башли? Сложить наши две зарплаты — только на подметки хватит. Матери в день рождения подарок сделали, из каких достатков? Тот-то и оно… А обо мне не беспокойся, никуда не денусь…
Успокаивая жену, успокаивал сам себя. Ничего не случится, никуда не денусь.
К Ольге я привык, как привыкают к разношенной обуви. Новая «обувка» жала и давила, потом притерпелся, разносил. Если бы не ежедневные скандалы и упреки, можно существовать. Но чаще всего озлобленная невесть чем супруга поливает молчащего муженька таким потоком обидных словечек, каких ни на одной помойке не сыщешь.
Единственное спасение — бежать. Утром, на весь день — на стройке, вечером — к родителям, ночами — на извозчичий промысел. Ездишь по безлюдной Москве на кашляющей машине и твердишь про себя одно и то же: ничего не случится, ничего не произойдет…
И вот — случилось!
— Шеф, в Ногинск доставишь?
Двое мужчин. Одеты по последней моде — широкие плащи с поясами, на головах — береты… Вроде не рэкетиры и не бандиты… Впрочем, жизнь нынче такая, что не отличить респектабельного банкира от наемного убийцы.
— В Ногинск не могу… Далеко…
Один из желающих прокатиться, пониже ростом, но пошире в плечах, склонился к открытому окну машины.
— Не прогадаешь. Десять кусков.
У меня перехватило дыхание. Десять тысяч? За такие деньги любой автомобилист согласится… А я чем хуже?
— Считаешь, мало? — скривился в пренебрежительной улыбке второй. — Скажи свою цену.
— Не в цене дело, — замялся я. — Жена беспокоиться станет. Я ведь выскочил из дому на пару часов всего…
Конечно, хитрил. Ольга третий сон видит, о муже если и вспоминает, то только в материальном плане — сколько сегодня денег привезет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58