В тот момент, когда Ламберт размышлял над этим, около стабилизатора «скрипучей двери» разорвался стопятимиллиметровый снаряд, посланный из более мощных орудий крейсера противовоздушной обороны «Гельд». Взрывная волна отбросила Ламберта на штурвал, сбила с мест и привела в действие огнетушители и разметала по всей кабине штурманские карты Кошера. Все это сопровождалось яркой вспышкой света. Она ослепила Ламберта, глаза которого привыкли к ночной темноте.
Штурвал так надавил на живот Ламберта, что у него не хватило сил остановить его движение. Нос «скрипучей двери» задрался вверх. Самолет напоминал вставшую на дыбы, насмерть перепуганную лошадь.
– Мики! Мики! – закричал по привычке Ламберт.
Бэттерсби бросился Ламберту на помощь: он знал, что этот крик адресован ему. Бинти Джонса взрывной волной отбросило на пол. Ламберт понял, что «скрипучая дверь» получила тяжелое повреждение. Затем, как молния, сверкнула еще одна ярчайшая вспышка света, гораздо большая, чем вспышка от разрыва зенитного снаряда. Это был огромный ослепительный беззвучный взрыв в непосредственной близости от нижней части фюзеляжа «скрипучей двери».
– Посмотри, что там произошло, Бинти, -сказал Ламберт, – там, в хвосте.
Бинти уже поднялся с пола, а Бэттерсби упирался ногой в основание сиденья летчика и изо всех сил нажимал на штурвал. Лицо его покраснело, как свекла. Вены на лбу вздулись от напряжения.
Штурвал не поддавался, но Бэттерсби и Ламберту все же удалось приостановить его движение назад. Оба они прилагали все свои силы, и Ламберт уже начал сомневаться, удастся ли им вообще отжать его вперед, пока они будут лететь над Северным морем.
Бинти отдернул шторку у штурманского поста. Его сразу же ослепила яркая, неестественно зеленая вспышка. Бинти испуганно перекрестился: уж не в преисподнюю ли они попали? Зеленый свет вспыхнул еще ярче и сразу пропал. Бинти ощупью добрался до сиденья штурмана, но там никого не оказалось. Самолет заполнило дымом. Бинти осторожно направился к хвостовой части и, дойдя до своей турели, увидел в фюзеляже пробоину, через которую прошел бы небольшой автомобиль.
– Боже мой! – пробормотал Бинти. Он ожидал, что ему хоть что-то скажет на это сидящий в турели Джимми Гримм, но, направив вверх луч карманного фонаря, вдруг с ужасом понял, что нижней части тела Джимми не было. Вместо нее он увидел месиво из обломков костей, кропи и внутренностей. В эту массу из труб, которые шли в хвостовую турель, стекало масло. Бинти отвел фонарный луч. К горлу подступила тошнота. Бинти прижался к холодной как лед металлической обшивке фюзеляжа.
Ламберт чувствовал, что педали управления рулем направления не действуют. Значит, хвостовая часть самолета сильно повреждена. Он убрал газ и снизил скорость, чтобы уменьшить напряжение всего корпуса самолета.
Бинти включился в переговорное устройство:
– Флэш, ты на месте? Ответа не последовало.
– Бинти, что там происходит? – спросил Ламберт.
– Джимми убит, командир. Флэш не отвечает.
– А ты разве не можешь пойти и узнать, что с ним?
– Дальше невозможно пройти, командир. Тут полно дыма. Оторвало чуть ли не половину фюзеляжа с одного борта. Хвост едва держится, вот-вот отвалится.
– Кошер, у тебя все в порядке? – спросил Ламберт по переговорному устройству.
Никто не ответил.
– Ты где. Кошер? – еще раз спросил Ламберт. В переговорном устройстве послышалось какое-то бормотание.
– Ты ранен? В ответ опять раздались булькающие звуки. Похо же, что Кошер, как и все раненые, шептал слово «мама».
Ламберту приходилось водить самолет с ранеными и мертвыми. Он уже хорошо знал, что тот, кто не отвечает, или убит, или совсем невредим. Тот же, кто воет благим матом, наверняка легко ранен или поцарапан, ибо тяжелораненые не могли кричать громко и долго. Слабое бормотание, такое, какое издавал сейчас Коэн, обычно было свойственно тем раненым, которым следовало срочно наложить жгут и дать морфий.
– Найди Кошера, Бинти, – приказал Ламберт.
– Я уже нашел его, командир. Придется опуститься пониже, ему необходим кислород.
– Соедини его шланг.
– На нем нет кислородной маски. Она обгорела. Я достал из коробки морфий. Сколько ему впрыснуть из этой ампулы?
– Введи ему половину ампулы в руку. Это уже будет двойная доза.
– В руку трудно, командир. Можно ввести в ногу?
– Можно, Бинти. Дигби, поди помоги Бинти, слышишь?
Бинти попытался сдвинуть Коэна вперед, к прикрепленной над главным лонжероном койке, но Коэн прилип обгоревшей спиной к желобу для сброса фотобомб. Бинти опасался, что может разорвать Коэна, так как теперь, после укола морфия, тот не почувствует боли, а когда почувствует, будет уже поздно.
Бинти прижал к себе Коэна, как ребенка. После укола морфия Коэн начал дрожать, как в лихорадке, но вскоре снова затих. Его открытые глаза стали стеклянными, как у игрушечного плюшевого медвежонка.
Неожиданно все услышали голос Флэша Гордона:
– Хвостовой стрелок – командиру. У меня все в порядке.
– Где ж ты был, черт возьми?! – спросил Ламберт.
– Извини, командир. У меня отсоединился разъем, а я и не заметил. Я все время вызывал вас и спрашивал, что происходит.
– Командир, прикажи Флэшу пройти вперед, – предложил Бэттерсби. – А то его вес так далеко в хвосте… – Он не договорил, как бы давая Ламберту самому представить, чем это грозит.
– Ты можешь прийти сюда, Флэш? У нас кое-что произошло в средней части, поэтому иди осторожно и захвати с собой парашют.
– О'кей, командир, – ответил Флэш.
Без помощи штурмана и бортрадиста, который мог бы определить место самолета по радиомаякам, Ламберт попытался построить в уме треугольник скоростей. Он снизил «ланкастер» до четырех тысяч футов, чтобы Кошер не погиб от недостатка кислорода, хотя ветер здесь опять мог быть совершенно другим.
– Командир, разреши, я попробую настроить радиостанцию, – предложил Дигби.
– Оставайся в носу. Помоги мне определить момент, когда мы пересечем береговую линию.
Луна светила очень ярко, но Ламберт видел только Северное море внизу и бесформенное нагромождение облаков впереди. Он отлично понимал: чтобы посадить самолет на землю, надо вести его под облаками. Итак, ему снова приходится возвращаться из рейда с мертвым в умирающим, в то время как сам он не получил ни царапины. Рут всегда говорила, что здесь нет его вины, но она, конечно, ничего не понимает в этом. Ведь машину ведет он: легкое прикосновение его ноги к педали – и их место в воздухе моментально изменится на полмили. Все, что происходит с самолетом, происходит с его ведома и по ею вине. Никаких оправдывающих или смягчающих обстоятельств! Не существует никаких прав без ответственности! Ребята делали все так, как он им приказывал, без малейших возражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54