— Добрый, добрый, — задумчиво протянула старушка.
Наташа зашла в свою комнату, переоделась и легла на кровать. Ей не хотелось выходить, не хотелось видеть Николая и мать, выяснять какие-то отношения.
Непонятные, противоречивые чувства охватывали ее Она чувствовала себя сильной, защищенной и в то же время ощущала себя порочной, грязной девкой. Ей было хорошо и одновременно горько и страшно. Настроение ее менялось каждую минуту, щеки раскраснелись, сердце билось учащенно. Она взяла книгу, прочла страницу и отложила.
В комнату вошла мать, принесла ей ужин.
— Покушай, Наташа, ты же проголодалась.
— Спасибо. — Наташа встала с кровати и села ужинать.
— Что с тобой происходит, Наташа? — спросила мать. — Почему ты так разговариваешь с Николаем?
Наташа отложила в сторону вилку и странно поглядела на мать.
— Мама, извини меня, ты ужин принесла для того, чтобы поговорить о твоем муже? Если мы будем о нем разговаривать, я есть не смогу.
— Почему? — глупо спросила настырная Люба.
— Мне разговоры о нем портят аппетит. Давай о нем вообще не говорить или уж как-нибудь на свежую голову.
— Ты непонятно ведешь себя, Наташа. Вызывающе. Дома не ночуешь.
Наташа опять странно посмотрела на нее.
— Глупая ты очень, мама. Или придуриваешься.
Я очень устала и ни о чем сейчас разговаривать не собираюсь. Все. Я доела. Спасибо.
Люба открыла было рот, но Наташа резко вскочила с места.
— Мне что, опять уйти ночевать к Ляльке?! — крикнула она.
— Да ладно, ну тебя! Отдыхай, — махнула рукой Люба, упорно не желавшая понимать, что происходит в их доме.
Глава 9
Кружилась голова от нахлынувших воспоминаний.
Наташа машинально что-то отвечала покупателям, показывала им книги, старалась быть вежливой и внимательной. Действовала, словно робот. А время тянулось в этот вечер ужасно медленно. Наконец раздался протяжный звонок, извещающий покупателей, что пора покидать магазин.
…Когда Наташа после визита к следователю вернулась на работу, Лялька схватила ее под руку и зашептала:
— Наташ, тебя чего, в убийстве, что ли, подозревают? Тут следователь приходил, длинный такой, все выспрашивал: где была с десяти до двенадцати, где обедала, не отлучалась ли куда.
— Да ты что? — улыбнулась Наташа. — Ты понимаешь, когда происходит убийство, проверяют всех, кто мог быть в квартире в это время, алиби, понимаешь, проверяют, есть ли у человека свидетели, что он был в момент убийства в другом месте. Сама с книгами работаешь, а детективы что, не читаешь?
— Вообще-то нет, — пожала плечами Дядька. — Не люблю про убийства и кровь, про разборки всякие.
Я больше люблю что-нибудь про любовь, задушевное…
— Слушай, Ляль, я сбегаю кофейку попью, ты еще поработай за меня. Голова болит, и погода такая мерзкая…
— Хорошо, хорошо, иди…
Выйдя из магазина, Наташа заметила Николаева, склонившегося над своим «жигуленком». Он что-то крутил в капоте, потом садился за руль, пытался завести машину, и все безуспешно. Наташа улыбнулась, видя его гримасы. Она повернула за угол…
…И вот подошел к концу рабочий день. Он оказался для Наташи хоть и неполным, да очень трудным, слишком многое в него вместилось. Допрос в управлении, подозрения матери и следователя и воспоминания, воспоминания, воспоминания… Тревожные, горькие…
…Виталик звонил ей почти каждый день. А Наташа все не решалась с ним встретиться. Он недоумевал, и, кажется, совершенно искренне. Порой в коридоре она ловила взгляд соседки, и этот взгляд обнадеживал ее. Старуха глядела на Наташу не только с обычным сочувствием, но и с некой теплотой.
Однажды она пригласила Наташу к себе в комнату.
— Ты знаешь, Наташа, — сказала она, — Виталик просто без ума от тебя. Он по-настоящему влюблен.
Мне даже его мать звонила, хоть мы о ней и не общаемся. Он забросил учебу, исхудал весь, все разговоры только о тебе.
— Ну и что же? — спросила Наташа.
— Но ты вроде бы как… извини, здесь все слышно, — пожала плечами старуха, — не хочешь с ним встречаться. Ты уж, пожалуйста, найди время, скажи ему прямо, чтобы он не вбивал себе ничего в голову. Ему институт заканчивать надо, а он прямо сам не свой.
— А вы считаете, я имею правое ним встречаться? — вдруг резко, прямо глядя старухе в глаза, спросила Наташа.
— Конечно, имеешь, а что ты — хуже других?
— Хуже, — отрезала Наташа. — И вы об этом знаете.
— Ой, Наташа, — махнула рукой Вера Александровна. — Не судите да не судимы будете. А если я что-то там знаю, чего мне знать не надо, или по-старушечьи подозреваю, то он-то ничего не знает, кроме того, что любит тебя, а ты с ним не хочешь встречаться.
— Правда? — Наташа сделала непроизвольный шаг по направлению к ней.
— Правда, — тихо и твердо ответила старуха.
— Спасибо! — сказала Наташа и выбежала из комнаты.
Дело происходило перед Восьмым марта. А утром восьмого Виталик уже был у них с огромным букетом гвоздик. Они стояли друг против друга, он с букетом, закрывавшим лицо, она, опустив руки, в домашнем халатике, без макияжа, с зачесанными назад волосами, собранными в пучок. В его глазах Наташа читала такую нежность, что у нее замирало сердце.
Она взяла у него букет и крепко поцеловала в холодную щеку.
— Тебе придется меня подождать, — шепнула она. — Посиди у бабушки, попей чаю.
Наташа долго наводила красоту, вертелась перед зеркалом, примеряла то одно, то другое. Наконец собралась и вышла в коридор. Дверь в комнату Веры Александровны была закрыта, а в полутемном коридоре стоял Николай в майке и тренировочных штанах.
— С праздником тебя, Наташ, — шепнул он, пытаясь дотронуться до ее руки.
— Спасибо, — резко отдернула она руку.
— Забыла ты меня совсем. Что же, придется тебе напомнить, — хитренько улыбнулся Николай.
— Ты что, с ума сошел?!
— Я-то в порядке, это ты совсем голову потеряла от своих кавалеров. То бандит, то студент, а старых друзей забываешь, — уверенно говорил Николай, паскудно улыбаясь. — Ничего, мы не гордые, мы напомним.
— Грозишь?
— Точно так. Я с твоим студентиком запросто могу потолковать и рассказать о тебе кое-что интересное.
Ему, интеллигентику вшивому, все это очень даже понравится.
У Наташи от бешенства кровь прилила к вискам, но она старалась держать себя в руках.
— Жалко, я тогда Эдику ничего не сказала про тебя, он бы с тобой быстро разобрался. Тогда еще, у машины.
— Ну, этот поезд ушел. Твой Эдик червей кормит, а я вот, живой и здоровый.
— Не зарекайся, сволочь. Сегодня живой…
— Ух ты, ух ты, как защебетала… Ладно, кто-то идет, потом поговорим, будет еще время.
Николай ушел к себе в комнату, а Наташа стояла в праздничном платье посреди коридора, с ног до головы облитая грязью. Праздника уже не было — были будни, Виталик оставался мечтой, Николай был страшной реальностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39