Рука доктора, протянутая над столом, указывала когтистыми пальцами на металлический стул.
Будто побитая дворняга, я двинулся вперед и остановился у красной черты.
— Можете смело пересечь ее.
Я пересек линию и опустился на стул напротив доктора Фу Манчи. Если не считать шипения горелки, в комнате было тихо. Доктор подпер подбородок тощей, как мосол, рукой; сидя рядом с ним, я чувствовал оторопь, будто находился в обществе покойника.
— Вы замечаете, мистер Кэрригэн, здесь я применяю те же примитивные методы, которые дали Парацельсу отменные результаты и посредством которых Ван Гельмонт проводил свои трансмутации. Но прежде чем мы перейдем к теме моих теперешних экспериментов, представляющих для вас некоторый личный интерес, — при этих словах у меня похолодело сердце, — мне хочется объяснить, почему ваши пули не долетели до меня.
Я стиснул зубы.
— Когда вы были очень молоды, умер доктор Свен Эриксен, и в газетах было полно сообщений о луче Эриксена, который этот выдающийся физик так и не усовершенствовал. Официально объявленный мертвым, он с тех пор завершил свои исследования — с небольшой помощью с моей стороны.
Это заявление вызвало жуткие воспоминания, но я промолчал.
— Этот так называемый «луч» — по сути дела звуковая волна, или аккорд. Эриксен обнаружил, что определенное сочетание неизмеримо высоких нот, не воспринимаемых человеческим ухом, может разложить едва ли не любое вещество на его начальные составляющие. Это была чисто физическая проблема, проблема расстройства гармонического равновесия. Пояс, или занавес, из этих звуковых волн можно перебросить через комнату, просто нажав кнопку. Но продолжительное воздействие этих вибраций в высшей степени вредно. Вот почему я и отключил аппарат.
Я быстро поднял и опустил глаза. Доктор Фу Манчи наблюдал за мной, и, даже когда его зрачки были подернуты дымкой задумчивости, я не мог вынести их пристального взгляда.
— Ваши пули все еще существуют, только не как свинец и никель, а как составляющие их частицы. Они дезинтегрированы. Важность этого открытия трудно преувеличить. Мне известна только одна субстанция, способная проникнуть в зону, защищенную аккордами Эриксена…
Раздалось едва слышное гудение, и все лампочки погасли!
ГЛАВА VII
РИВЕР-ГЕЙТ
Первым делом мне, естественно, пришло в голову, что доктор Фу Манчи подал какой-то тайный знак, приказывая разделаться со мной в темноте. Горелка, шипевшая под ретортой, и ее жуткое содержимое перестали кипеть и клокотать. Я вскочил на ноги. Из непроницаемой мглы донесся властный гортанный голос:
— Пожалуйста, оставайтесь на месте. Благодаря некоторым мерам, принятым на скорую руку, электроснабжение лаборатории осуществляется от распределительного щита, и его отключили. Это означает воздушную тревогу, мистер Кэрригэн, но вы можете не волноваться.
Воздушная тревога? Так, значит, страшная мысль о том, что я был без сознания слишком долго и что эта тайная лаборатория, возможно, находится далеко от Англии, не должна больше занимать мой разум. Но я сел и сказал — так храбро, как прежде никогда не решался высказываться в присутствии доктора Фу Манчи:
— Похоже, вы опасно больны.
А призрачный голос ответил мне:
— Я доконал себя. Наука — моя госпожа, и я служу ей слишком усердно. Вы, возможно, заметили потушенную сейчас небольшую фиолетовую лампу. Состояние, в котором вы меня застали, объясняется моими экспериментами с этой лампой. Зеленый халат, что я ношу, обеспечивает некоторую защиту, но я не могу найти формулу для усиления иммунных структур человека, с тем чтобы полностью устранить ее вредоносное воздействие. У доктора Остера, моего ассистента в этих исследованиях, развилась непрозрачность хрусталиков глаз, сопровождаемая заметными пигментными изменениями; и хотя (подтверждением чему служат образцы, которые вы осмотрели) расовые типы реагируют по-разному, ни один не может выдержать этого излучения, не приобретя хронической патологии. Но вы все еще стоите…
Я сел.
То ли я себе навоображал, то ли глаза доктора, как я подозревал, и впрямь обладали какой-то исключительной способностью, только мне показалось, они наблюдают за мной, излучая во тьме зеленый свет, будто глаза крупной кошки.
— Я представил некоторые предложения мистеру Найланду Смиту, — продолжал он. — Хотя благодаря тому, что мне удалось вернуть карту, обнаруженную сэром Лайонелом Бартоном, я могу принять соответствующие меры предосторожности. Любое вмешательство в мои планы в странах Карибского бассейна способно изменить историческое развитие мира. Вы мой задолжник. Если мистер Смит откажется уплатить за вас выкуп (я полагаю, у вас есть какая-никакая ученая степень), я приглашу вас занять место соратника Остера, услуг которого вы меня лишили, и продолжить под моим руководством исследования, прервавшиеся с его смертью.
Перо бессильно передать, какой меня охватил ужас, когда я услышал эти слова. Перед мысленным взором предстали куски плоти людей, принявших мученическую смерть ради жажды познания, которая двигала этим дьяволом в человеческом обличье. И вот теперь мне было суждено пополнить число этих мучеников.
Уж и не знаю, что мне было делать и как отвечать на это чудовищное заявление. Я не заметил никакого движения, но доктор Фу Манчи покинул свое место за столом, покрытым стеклом, потому что голос его раздался уже из-за потайной двери:
— Вынужден вас на время оставить, мистер Кэрригэн. Настоятельно прошу вас не вставать с места. Многие предметы здесь смертельно опасны. Я позабочусь о том, чтобы лампы снова загорелись. Если хотите, можете курить.
Легкий стук подсказал мне, что дверь закрылась.
Я остался наедине с фиолетовой лампой, которая ослепляла, изменяла цвет кожи людей с белого на желтый, которая уничтожила сверхмогучую конституцию своего китайского создателя; наедине с ампутированными останками тех, кто пострадал ради того, чтобы мечта доктора Фу Манчи стала явью. Какова же была цель этих безжалостных экспериментов? Какая сила таилась в лампе?
Порывшись в кармане, я обнаружил, что мой фонарик на месте. Любая судьба была предпочтительнее участи, уготованной мне дьяволом-доктором. Я обвел лучом по этой внушающей благоговейный страх тихой комнате, в которой воняло, как в морге.
Луч блеснул, упав на кольт, валявшийся на кушетке. Он оживил голову негра, ухмыляющегося в большой банке, а неподвижные руки в сосудах вдруг причудливым образом задвигались.
Я шагнул к красной черте.
«Ощущения черепно-мозгового давления», о котором упоминал доктор Фу Манчи, не было: прибор Эриксена оставался отключенным. Я пересек красную линию и взял свой автоматический пистолет. В этот миг мой необычайно обостренный слух подсказал мне, что скользящая дверь открылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Будто побитая дворняга, я двинулся вперед и остановился у красной черты.
— Можете смело пересечь ее.
Я пересек линию и опустился на стул напротив доктора Фу Манчи. Если не считать шипения горелки, в комнате было тихо. Доктор подпер подбородок тощей, как мосол, рукой; сидя рядом с ним, я чувствовал оторопь, будто находился в обществе покойника.
— Вы замечаете, мистер Кэрригэн, здесь я применяю те же примитивные методы, которые дали Парацельсу отменные результаты и посредством которых Ван Гельмонт проводил свои трансмутации. Но прежде чем мы перейдем к теме моих теперешних экспериментов, представляющих для вас некоторый личный интерес, — при этих словах у меня похолодело сердце, — мне хочется объяснить, почему ваши пули не долетели до меня.
Я стиснул зубы.
— Когда вы были очень молоды, умер доктор Свен Эриксен, и в газетах было полно сообщений о луче Эриксена, который этот выдающийся физик так и не усовершенствовал. Официально объявленный мертвым, он с тех пор завершил свои исследования — с небольшой помощью с моей стороны.
Это заявление вызвало жуткие воспоминания, но я промолчал.
— Этот так называемый «луч» — по сути дела звуковая волна, или аккорд. Эриксен обнаружил, что определенное сочетание неизмеримо высоких нот, не воспринимаемых человеческим ухом, может разложить едва ли не любое вещество на его начальные составляющие. Это была чисто физическая проблема, проблема расстройства гармонического равновесия. Пояс, или занавес, из этих звуковых волн можно перебросить через комнату, просто нажав кнопку. Но продолжительное воздействие этих вибраций в высшей степени вредно. Вот почему я и отключил аппарат.
Я быстро поднял и опустил глаза. Доктор Фу Манчи наблюдал за мной, и, даже когда его зрачки были подернуты дымкой задумчивости, я не мог вынести их пристального взгляда.
— Ваши пули все еще существуют, только не как свинец и никель, а как составляющие их частицы. Они дезинтегрированы. Важность этого открытия трудно преувеличить. Мне известна только одна субстанция, способная проникнуть в зону, защищенную аккордами Эриксена…
Раздалось едва слышное гудение, и все лампочки погасли!
ГЛАВА VII
РИВЕР-ГЕЙТ
Первым делом мне, естественно, пришло в голову, что доктор Фу Манчи подал какой-то тайный знак, приказывая разделаться со мной в темноте. Горелка, шипевшая под ретортой, и ее жуткое содержимое перестали кипеть и клокотать. Я вскочил на ноги. Из непроницаемой мглы донесся властный гортанный голос:
— Пожалуйста, оставайтесь на месте. Благодаря некоторым мерам, принятым на скорую руку, электроснабжение лаборатории осуществляется от распределительного щита, и его отключили. Это означает воздушную тревогу, мистер Кэрригэн, но вы можете не волноваться.
Воздушная тревога? Так, значит, страшная мысль о том, что я был без сознания слишком долго и что эта тайная лаборатория, возможно, находится далеко от Англии, не должна больше занимать мой разум. Но я сел и сказал — так храбро, как прежде никогда не решался высказываться в присутствии доктора Фу Манчи:
— Похоже, вы опасно больны.
А призрачный голос ответил мне:
— Я доконал себя. Наука — моя госпожа, и я служу ей слишком усердно. Вы, возможно, заметили потушенную сейчас небольшую фиолетовую лампу. Состояние, в котором вы меня застали, объясняется моими экспериментами с этой лампой. Зеленый халат, что я ношу, обеспечивает некоторую защиту, но я не могу найти формулу для усиления иммунных структур человека, с тем чтобы полностью устранить ее вредоносное воздействие. У доктора Остера, моего ассистента в этих исследованиях, развилась непрозрачность хрусталиков глаз, сопровождаемая заметными пигментными изменениями; и хотя (подтверждением чему служат образцы, которые вы осмотрели) расовые типы реагируют по-разному, ни один не может выдержать этого излучения, не приобретя хронической патологии. Но вы все еще стоите…
Я сел.
То ли я себе навоображал, то ли глаза доктора, как я подозревал, и впрямь обладали какой-то исключительной способностью, только мне показалось, они наблюдают за мной, излучая во тьме зеленый свет, будто глаза крупной кошки.
— Я представил некоторые предложения мистеру Найланду Смиту, — продолжал он. — Хотя благодаря тому, что мне удалось вернуть карту, обнаруженную сэром Лайонелом Бартоном, я могу принять соответствующие меры предосторожности. Любое вмешательство в мои планы в странах Карибского бассейна способно изменить историческое развитие мира. Вы мой задолжник. Если мистер Смит откажется уплатить за вас выкуп (я полагаю, у вас есть какая-никакая ученая степень), я приглашу вас занять место соратника Остера, услуг которого вы меня лишили, и продолжить под моим руководством исследования, прервавшиеся с его смертью.
Перо бессильно передать, какой меня охватил ужас, когда я услышал эти слова. Перед мысленным взором предстали куски плоти людей, принявших мученическую смерть ради жажды познания, которая двигала этим дьяволом в человеческом обличье. И вот теперь мне было суждено пополнить число этих мучеников.
Уж и не знаю, что мне было делать и как отвечать на это чудовищное заявление. Я не заметил никакого движения, но доктор Фу Манчи покинул свое место за столом, покрытым стеклом, потому что голос его раздался уже из-за потайной двери:
— Вынужден вас на время оставить, мистер Кэрригэн. Настоятельно прошу вас не вставать с места. Многие предметы здесь смертельно опасны. Я позабочусь о том, чтобы лампы снова загорелись. Если хотите, можете курить.
Легкий стук подсказал мне, что дверь закрылась.
Я остался наедине с фиолетовой лампой, которая ослепляла, изменяла цвет кожи людей с белого на желтый, которая уничтожила сверхмогучую конституцию своего китайского создателя; наедине с ампутированными останками тех, кто пострадал ради того, чтобы мечта доктора Фу Манчи стала явью. Какова же была цель этих безжалостных экспериментов? Какая сила таилась в лампе?
Порывшись в кармане, я обнаружил, что мой фонарик на месте. Любая судьба была предпочтительнее участи, уготованной мне дьяволом-доктором. Я обвел лучом по этой внушающей благоговейный страх тихой комнате, в которой воняло, как в морге.
Луч блеснул, упав на кольт, валявшийся на кушетке. Он оживил голову негра, ухмыляющегося в большой банке, а неподвижные руки в сосудах вдруг причудливым образом задвигались.
Я шагнул к красной черте.
«Ощущения черепно-мозгового давления», о котором упоминал доктор Фу Манчи, не было: прибор Эриксена оставался отключенным. Я пересек красную линию и взял свой автоматический пистолет. В этот миг мой необычайно обостренный слух подсказал мне, что скользящая дверь открылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60