— Ну скажи, не диво! Это же метина Егора Молчанова. Уж не тебя ли зовут Хобиком, малец?.. Такое дело я, само собой, не оставлю. Не-не… Пойдём до приюта.
Оленуха бегала взад-вперёд метрах в трехстах, все видела, переживала, но чем могла пособить Хобику? Любовь к приёмышу пересиливал страх. Оленуха оставалась на виду, пока Сергеич вёл Хобика к приюту, запирал в один из пустующих домиков, уходил куда-то вниз и возвратился с тугим мешком, набитым сочной травой. Похоже, она надеялась, что человек выпустит пленника.
Александр Сергеевич заметил рану у Хобика, когда ещё вёл его к приюту. Что рана пулевая, определить было нетрудно. Не далее как вчера продырявили. Где, кто? Поблизости, это точно. А раз так, значит, браконьер шатается на Скалистом хребте или по соседним горным плато. На самой границе заповедника.
А он, Сергеич, безоружен, да к тому же в одиночку преступника все равно не возьмёшь.
Как ни брыкался спутанный олень, а все-таки Александр Сергеевич промыл ему рану, обильно засыпал стрептоцидом, который нашёлся в аптечке на приюте, а потом ещё смазал йодом и забинтовал ногу своей старой нательной рубахой.
— Ты у меня пленный, — сказал он тоном строгого папаши, грозя Хобику, который поднялся и, дичась, забился в угол. — А потому, само собой, выполняй предписанный режим и ешь вот эту травку, около озера добытую. Мамка твоя побегает возле, а когда ты, значит, поздоровеешь, я тебя выпущу.
Он ушёл, подперев дверь снаружи доской. Вернулся с чёрствой полбуханкой хлеба, протянул Хобику. И тот взял! Шею вытянул, губами шевелит: и боится, и охота — в общем, достал и с аппетитом съел. Теперь-то Александр Сергеич точно знал, кто перед ним: семьи Молчановых воспитанник. Настоящий дикарь не больно возьмёт из рук. Но как Хобик под пулю угодил?
Сергеич весь день провёл в раздумье. Вроде бы надо понаблюдать за Хобиком, пока поправится. Но и бежать к лесникам тоже надо, пока браконьер недалеко отсюда ходит.
Ближе к вечеру Сергеич отворил дверь. Хобик доедал мешок травы. И нос повлажнел. На поправку, рана не серьёзная.
— На-ка хлебушка, игрунец, — сказал он, и Хобик, почуяв добрый запах, потянулся за краюшкой.
Утром чем свет Хобик забарабанил. То рогом, то копытом по двери. Открывай, чего там! Александр Сергеевич накинул телогрейку, вышел и откинул доску. Хобик за порог выскочил. Но не дал стрекача. Сначала за хлебом потянулся, слюну пустил. И пока не съел, не отошёл, не сторонился, можно было бы словить и снова в домик запереть. Ручной.
Съев все до крошки, ноздри раздул, уши выставил — а тут как раз мелькнула в дальних кустах тонкая голова оленухи. Хобик почуял её, весь как-то подтянулся и неспешной рысью, чуть припадая на ногу с белой перевязью выше колена, пошёл в кусты.
— Ну, быть по тому. — Александр Сергеевич только затылок поскрёб.
А Хобик уже стоял возле оленухи. Ткнулся носом в её мордочку, приподнял и опустил треугольник хвоста — поздоровался, одним словом. Она обнюхала его, но так и не решилась дотронуться носом до белого на ноге. Человеческий дух исходил от материи.
Хобик этого не понимал. После рук доброго старого человека, после его хлеба, травы, слов непонятных, но по тону совсем не страшных, после всего этого сердце дикого зверя опять потеплело, и все происшедшее недавно на солонцах — выстрел, боль, бегство и спасение — показалось ему нелепым, ужасным сном.
Умиротворённый, окрепший, он пристроился сбоку своей приёмной матери, и они пошли прочь, чтобы найти своё потерянное стадо.
Смотритель приюта, проводив оленей, собрался, сунул за пояс топор, забросил за сутулую спину рюкзак и отправился через луга на ближайший кордон, где имелась рация, связывающая лесников между собой и со всем остальным миром.
Глава девятая
ЗА ТУРАМИ

1
Саша пробыл дома немного.
Елена Кузьминична успела за это время постирать и починить его порядком исхлёстанную одежду и ещё нашла время, чтобы расчесать густую шерсть на Архызе и повыбирать из неё колючки, порядком досаждавшие овчару. Архыз стоически перенёс не очень приятную процедуру. Обиженная морда его и влажные полуприкрытые глаза говорили: «Раз надо, значит, потерпим».
Саша привёл в порядок свой лесной дневник, куда день за днём записывал все, что видел и замечал, потом начал подбирать какие-то справки, ходил в поселковый Совет, рылся в бумагах отца и что-то писал.
Мать не без тревоги спросила:
— Уж не в газету ли опять?
Он скупо улыбнулся.
— Нет. По другому адресу. — И, увидев, что ей очень хочется знать, добавил: — Заявление в университет.
Она расцвела.
— Ох, как ты меня обрадовал! — Елена Кузьминична с чувством поцеловала его, погладила, как маленького, по голове. — Я уж думала, совсем забыл. А напомнить духу не хватало. Ну, а Танечка?
Против обыкновения, Саша, вернувшись из Жёлтой Поляны, передал матери привет только от старых Никитиных, а про Таню не упомянул. Елена Кузьминична догадалась: что-то произошло. Но бередить сыновнюю душу не стала. Помирятся. А сейчас не удержалась.
— Она — уже, — коротко и как-то резковато ответил он.
— Ну и слава богу. Вместе на экзамен поедете.
— Ещё неизвестно…
Сказал, и лицо у него потемнело. Тане есть с кем поехать. Саша для неё сторонний.
Впервые он осознал, что их школьная, многолетняя дружба может завянуть и не будет ничего-ничего. В глубине души Саша ещё надеялся на что-то, но это была слабая надежда. Уж лучше бы он не летал в Жёлтую Поляну!
Конверт со своим заявлением он отнёс на почту вечером накануне нового похода в горы.
Зоолог Котенко предупредил его по рации, что утром за ним заедут трое хлопцев из заповедника и что машина подбросит их до последнего посёлка, где кончается дорога. Там уже стоят вьючные лошади и собрано все необходимое. Поедут на отлов десяти туров для зоопарков.
Саша спросил, какой маршрут.
— На Тыбгу, — ответил Котенко. — Ты не бывал там.
Действительно, он только слышал об этом урочище и о горе того же названия. Глубокий резерват, в стороне от известных троп.
— Архыза оставишь дома, — предупредил зоолог.
Понятное дело. Но Саша все-таки пожалел овчара. Сидеть на привязи в такие дни…
А дни действительно установились редкостные. Теплынь. Почва насыщена влагой, все растёт на глазах.
Когда он ранним утром надел на Архыза ошейник и загремел цепью, глаза овчара наполнились печальным недоумением. За что?
— Отдохни, Архыз, — сказал Саша, поглаживая вытянутую вверх голову собаки. — И вообще полежи, помечтай. Я скоро.
Часов около семи у дома Молчановых остановилась полуторка. В кузове сидели двое, в кабине ещё один лесник. Каково же было удивление Саши, когда он увидел Ивана Лысенко!
— Ты?
— Как видишь. — Парень широко улыбался.
И Саша подмигнул ему. А почему бы и нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56