– И, обратившись к Андришке, добавил: – А вышестоящим органам мы можем сказать, что ты заболел или взял недельный отгул за неиспользованный отпуск – ты ведь еще и к экзаменам готовишься… Одним словом…
Большинством в два голоса прошло и это предложение.
На третий день после заседания из областного комитета коммунистической партии прибыл товарищ Мере. Сначала он переговорил с секретарем городского комитета партии. К сожалению, секретарь горкома не мог присутствовать на заседании национального комитета: в тот день бюро первичной партийной организации кирпичного завода проводило важное совещание. На кирпичном не совсем благополучно обстояли дела с завкомом и правыми соцдемами. Словом, нужно было поехать туда. Он считал, что на заседание комитета вместо него может поехать кто-нибудь другой, так как на повестке дня комитета было лишь несколько дел комиссии по чистке и проверке, доклад бургомистра и разное. В результате же левый блок, по существу, остался без руководителя. Товарищ Мере внимательно прочитал протокол заседания и задал несколько вопросов секретарю райкома, присутствовавшему на заседании национального комитета.
– Ведь председатель фактически лишил коммунистов слова! – воскликнул Мере.
Секретарь райкома задумался.
– До сих пор Штюмер был порядочным человеком, и мы могли с ним сотрудничать, – проговорил он, немного помолчав. – В руководстве партии мелких хозяев он, пожалуй, единственный, с кем можно договориться… Я бы не поверил, что… По нашей информации, именно из-за сотрудничества с нами он не популярен у правого крыла ПМСХ…
Мере снова углубился в чтение протокола, потом сказал, нахмурившись:
– Эта информация может быть либо просто ошибочной, либо умышленно дезориентирующей. Смотрите, товарищи: вот тут у него уже был повод сразу объявить дело, не относящимся к повестке дня, или же, в худшем случае, немедленно передать его на рассмотрение специальной комиссии. И что значат все эти его выражения: «не как партийное дело…», «дружеский орган…», «беспартийный, стоящий выше партийных интересов…» Он самым откровенным образом подал соцдемам и «национальным крестьянам» сигнал к антипартийным выходкам, к тому, чтобы они нарушили условия соглашения! Он ни разу не выразил протеста против самых наглых выпадов и подлых подозрений. Только как милостыню вымаливал: «желательно, чтобы в спокойной атмосфере…», «большой важности дело…» Да ведь, по существу, он-то и раздул все это дело!.. Нет, товарищи, этот человек не с нами, он против нас! Ну ладно, посмотрю сам, что это за птица.
Альбин Штюмер в мягких выражениях рассказал товарищу Мере о деятельности Андришки. Несколько раз он упомянул о той «атмосфере дружеского взаимопонимания», в которой они вместе работали, и о том, что «при своем несомненном дилетантстве» бургомистр проявляет «отличное, трезвое и острое чутье, бескорыстное усердие и руководствуется безусловно добрыми намерениями». «В чрезвычайных условиях сорок пятого года, – объяснял Штюмер товарищу Мере, – конечно, нельзя было обойтись без известных злоупотреблений; к тому же иные факты могут быть превратно истолкованы с точки зрения строго бюрократических норм. И очень жаль, что все это именно теперь всплыло на поверхность». Он сказал также, что, по его мнению, у Андришки, у этого достойного человека, есть личные враги даже в левом блоке. «Лес рубят – щепки летят, не так ли?» – пояснил он свою мысль.
– Уверен ли господин председатель в том, что это дело, по крайней мере в ближайшее время, не будет предано огласке?
– Разумеется! В этом случае наш комитет… – затараторил Штюмер. – О, что вы! Безусловно, все будет в порядке…
– Каков, по вашему суждению, может быть исход дела?
– Как вам сказать… – уклончиво проговорил Штюмер, пожав плечами. – Видите ли, очень многое будет зависеть от того, какую оценку даст отдельным фактам комиссия…
Беседуя с секретарем райкома компартии, товарищ Мере попросил его подробно рассказать о каждом члене этой специальной комиссии. От социал-демократов в нее вошел доктор Маркович. От национально-крестьянской партии – директор школы Чордаш. Присяжный оратор на всех торжествах, он любил пересыпать свою речь патриотическими фразами, но, вообще-то говоря, весьма мало разбирался в политике. Поговаривали также о том, что несколько позднее комиссия будет пополнена экспертами без права решающего голоса; полагали, в частности, пригласить в нее заместителя бургомистра и главного прокурора как представителей «беспартийных».
Во второй половине дня товарищ Мере беседовал с Сирмаи в его кабинете. Заместитель бургомистра умывал руки: он не был на этом злополучном заседании, а более близко познакомиться с бургомистром ему пока не удалось. Их сотрудничество до сих пор было «образцово корректным».
– Мне хотелось бы задать господину заместителю бургомистра один вопрос, но при условии, что это останется между нами.
– Извольте!
– Как вы, старый специалист, оцениваете сущность предъявленных обвинений и их тяжесть?
После нескольких секунд раздумья Сирмаи с протокольной точностью перечислил обвинения, предъявленные бургомистру. Комментарии, которые он давал к ним, мало интересовали товарища Мере.
– Дело было заранее подстроено, – сказал Мере секретарю райкома компартии. – Сирмаи удивительно хорошо проинформирован об этом «строго секретном» заседании.
Секретарь покачал головой.
– Так неожиданно и так случайно свалилось все это на нас!..
– Случайно? Гм! Так ли?…
Вечером у секретаря райкома социал-демократической партии состоялось совместное заседание комитета коммунистической и социал-демократической партий. На заседание был приглашен и товарищ Мере. Секретарь социал-демократов, бывший сапожник, человек лет пятидесяти, с большими усами и маленькими, как у поросенка, глазками, говорил торопливо, но в то же время весьма холодно и рассудительно.
– И в наших рядах есть запутавшиеся люди и есть люди с благими намерениями, но непригодные к борьбе. Такие люди есть в обеих рабочих партиях, И здесь, у нас, тоже. Этого я никогда не отрицал. Никогда! Зачем закрывать глаза на свои слабости? Это было бы недостойным настоящего пролетария.
– А этот Маркович, – спросил Мере, – настоящий пролетарий?
Секретарь соцдемов расценил этот вопрос как выпад.
– Да, он адвокат. Но, по-моему, если бы каждый коммунист имел за спиною хоть половину того революционного опыта, каким обладает Маркович, за рабочее единство можно было бы быть спокойным.
– Обе наши рабочие партии должны обязательно занять общую позицию по делу Андришки, основываясь только на материале партийного расследования.
– Мы дали указание товарищу Марковичу, чтобы он в этом деле строго руководствовался своими профессиональными знаниями, не отступая от принципов демократического правопорядка и общественной морали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Большинством в два голоса прошло и это предложение.
На третий день после заседания из областного комитета коммунистической партии прибыл товарищ Мере. Сначала он переговорил с секретарем городского комитета партии. К сожалению, секретарь горкома не мог присутствовать на заседании национального комитета: в тот день бюро первичной партийной организации кирпичного завода проводило важное совещание. На кирпичном не совсем благополучно обстояли дела с завкомом и правыми соцдемами. Словом, нужно было поехать туда. Он считал, что на заседание комитета вместо него может поехать кто-нибудь другой, так как на повестке дня комитета было лишь несколько дел комиссии по чистке и проверке, доклад бургомистра и разное. В результате же левый блок, по существу, остался без руководителя. Товарищ Мере внимательно прочитал протокол заседания и задал несколько вопросов секретарю райкома, присутствовавшему на заседании национального комитета.
– Ведь председатель фактически лишил коммунистов слова! – воскликнул Мере.
Секретарь райкома задумался.
– До сих пор Штюмер был порядочным человеком, и мы могли с ним сотрудничать, – проговорил он, немного помолчав. – В руководстве партии мелких хозяев он, пожалуй, единственный, с кем можно договориться… Я бы не поверил, что… По нашей информации, именно из-за сотрудничества с нами он не популярен у правого крыла ПМСХ…
Мере снова углубился в чтение протокола, потом сказал, нахмурившись:
– Эта информация может быть либо просто ошибочной, либо умышленно дезориентирующей. Смотрите, товарищи: вот тут у него уже был повод сразу объявить дело, не относящимся к повестке дня, или же, в худшем случае, немедленно передать его на рассмотрение специальной комиссии. И что значат все эти его выражения: «не как партийное дело…», «дружеский орган…», «беспартийный, стоящий выше партийных интересов…» Он самым откровенным образом подал соцдемам и «национальным крестьянам» сигнал к антипартийным выходкам, к тому, чтобы они нарушили условия соглашения! Он ни разу не выразил протеста против самых наглых выпадов и подлых подозрений. Только как милостыню вымаливал: «желательно, чтобы в спокойной атмосфере…», «большой важности дело…» Да ведь, по существу, он-то и раздул все это дело!.. Нет, товарищи, этот человек не с нами, он против нас! Ну ладно, посмотрю сам, что это за птица.
Альбин Штюмер в мягких выражениях рассказал товарищу Мере о деятельности Андришки. Несколько раз он упомянул о той «атмосфере дружеского взаимопонимания», в которой они вместе работали, и о том, что «при своем несомненном дилетантстве» бургомистр проявляет «отличное, трезвое и острое чутье, бескорыстное усердие и руководствуется безусловно добрыми намерениями». «В чрезвычайных условиях сорок пятого года, – объяснял Штюмер товарищу Мере, – конечно, нельзя было обойтись без известных злоупотреблений; к тому же иные факты могут быть превратно истолкованы с точки зрения строго бюрократических норм. И очень жаль, что все это именно теперь всплыло на поверхность». Он сказал также, что, по его мнению, у Андришки, у этого достойного человека, есть личные враги даже в левом блоке. «Лес рубят – щепки летят, не так ли?» – пояснил он свою мысль.
– Уверен ли господин председатель в том, что это дело, по крайней мере в ближайшее время, не будет предано огласке?
– Разумеется! В этом случае наш комитет… – затараторил Штюмер. – О, что вы! Безусловно, все будет в порядке…
– Каков, по вашему суждению, может быть исход дела?
– Как вам сказать… – уклончиво проговорил Штюмер, пожав плечами. – Видите ли, очень многое будет зависеть от того, какую оценку даст отдельным фактам комиссия…
Беседуя с секретарем райкома компартии, товарищ Мере попросил его подробно рассказать о каждом члене этой специальной комиссии. От социал-демократов в нее вошел доктор Маркович. От национально-крестьянской партии – директор школы Чордаш. Присяжный оратор на всех торжествах, он любил пересыпать свою речь патриотическими фразами, но, вообще-то говоря, весьма мало разбирался в политике. Поговаривали также о том, что несколько позднее комиссия будет пополнена экспертами без права решающего голоса; полагали, в частности, пригласить в нее заместителя бургомистра и главного прокурора как представителей «беспартийных».
Во второй половине дня товарищ Мере беседовал с Сирмаи в его кабинете. Заместитель бургомистра умывал руки: он не был на этом злополучном заседании, а более близко познакомиться с бургомистром ему пока не удалось. Их сотрудничество до сих пор было «образцово корректным».
– Мне хотелось бы задать господину заместителю бургомистра один вопрос, но при условии, что это останется между нами.
– Извольте!
– Как вы, старый специалист, оцениваете сущность предъявленных обвинений и их тяжесть?
После нескольких секунд раздумья Сирмаи с протокольной точностью перечислил обвинения, предъявленные бургомистру. Комментарии, которые он давал к ним, мало интересовали товарища Мере.
– Дело было заранее подстроено, – сказал Мере секретарю райкома компартии. – Сирмаи удивительно хорошо проинформирован об этом «строго секретном» заседании.
Секретарь покачал головой.
– Так неожиданно и так случайно свалилось все это на нас!..
– Случайно? Гм! Так ли?…
Вечером у секретаря райкома социал-демократической партии состоялось совместное заседание комитета коммунистической и социал-демократической партий. На заседание был приглашен и товарищ Мере. Секретарь социал-демократов, бывший сапожник, человек лет пятидесяти, с большими усами и маленькими, как у поросенка, глазками, говорил торопливо, но в то же время весьма холодно и рассудительно.
– И в наших рядах есть запутавшиеся люди и есть люди с благими намерениями, но непригодные к борьбе. Такие люди есть в обеих рабочих партиях, И здесь, у нас, тоже. Этого я никогда не отрицал. Никогда! Зачем закрывать глаза на свои слабости? Это было бы недостойным настоящего пролетария.
– А этот Маркович, – спросил Мере, – настоящий пролетарий?
Секретарь соцдемов расценил этот вопрос как выпад.
– Да, он адвокат. Но, по-моему, если бы каждый коммунист имел за спиною хоть половину того революционного опыта, каким обладает Маркович, за рабочее единство можно было бы быть спокойным.
– Обе наши рабочие партии должны обязательно занять общую позицию по делу Андришки, основываясь только на материале партийного расследования.
– Мы дали указание товарищу Марковичу, чтобы он в этом деле строго руководствовался своими профессиональными знаниями, не отступая от принципов демократического правопорядка и общественной морали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18