«Мое драгоценное сокровище, моя удивительная супруга!». Письмо оказалось нежным и полным любви, оно было ответом на ее послание, написанное, в сущности, другому человеку. Анна испытывала угрызения совести, но вместе с тем и странное равнодушие. Все эти дышащие волнением строки не трогали ее, зато окончание письма привело в ярость.
Эдуард писал о своем желании как можно скорее соединиться с супругой, однако сообщал, что отправиться в Англию они не в состоянии из-за неважного самочувствия его матушки. Разумеется, он понимает, что тестю необходима помощь и поддержка, но не решается выехать без королевы и молит Бога, чтобы великий Делатель Королей по-прежнему оставался верен своей клятве, особенно сейчас, когда Эдуард Йорк с бандой приспешников вознамерился разжечь в королевстве смуту.
Анна в бешенстве швырнула пергамент в камин и несколько мгновений следила, как он коробится, охваченный языками пламени.
– Глупец! – зло сказала она. – Какой глупец! Ну что ж, как вы поступаете с моим отцом, так и я поступлю с вами. Лишь ложь и коварство будут отныне соединять нас с тобою, дражайший супруг!
Сердце заныло. Она понимала, что отец оказался в окружении своры лжецов и изменников. Кроме того, он болен. Как бы ей хотелось ни секунды не медля устремиться к нему, раскрыть глаза на измену Джорджа, вдохнуть в его усталую душу свою силу. Но она не могла. Она носила дитя, и этот ребенок был ее позором. Отец никогда не простит ей этого, ибо в его глазах она станет такой же изменницей, как и все прочие, кому он верил.
Анна подумала, что ей следовало бы ехать к отцу, едва она догадалась об измене Джорджа, но в ту пору она уже не была вольна в своих поступках, – и король помешал ей. Затем она была прикована к безумному Генриху, а те два письма, что она написала отцу, не сыграли своей роли. Словно какая-то тайная сила делала все, чтобы погубить их. Анна смахнула слезу. У нее было такое чувство, словно она видит сразу множество открытых дверей, хочет выйти, но всякий раз упирается в глухую стену.
И все же необходимо что-то делать. Да, она не может оказаться рядом с отцом, но вместо этого она поедет к мужу. Ей надо провести с ним хотя бы одну ночь, чтобы скрыть свой позор. И сделать это надо было как можно скорее, ибо каждый лишний день, что она проведет вдали от Эдуарда, приближает ее гибель.
Анна встала так резко, что разлегшийся у ее ног Соломон торопливо вскочил. Принцесса кликнула дежурную статс-даму и осведомилась, где сейчас находится епископ Невиль. Та не имела ни малейшего представления, однако один из явившихся на зов принцессы пажей сказал, что его преосвященство после службы остался в аббатстве Вестминстера, дабы помолиться над прахом Эдуарда Исповедника. Не откладывая, Анна отправилась в церковь аббатства. Она хотела немедленно сообщить протектору о своем отъезде и попросить приготовить все для ее отплытия. Дождь все еще моросил, когда Анна преодолевала расстояние между дворцом и церковью Вестминстера. Она закуталась в темный плащ с капюшоном и шла, держась за ошейник дога, не пожелав брать с собой сопровождающих.
Она приблизилась к церкви со стороны северного портала и, оставив пса у порога, ступила под своды. Внутри собор Вестминстера казался выше, чем снаружи, но сейчас, во мраке, он показался Анне необъятным. Вокруг не было ни души. Прихожане уже покинули церковь, монахи потушили все свечи и удалились, и теперь только перед ажурным золоченым алтарем неярко горела лампа и несколько свечей.
Робея, Анна смочила пальцы в чаше со святой водой, трижды осенила себя крестным знамением, преклонив колена и прочитав краткую молитву. Затем, медленно ступая по черным глянцевитым плитам пола, она прошла по северному крону трансепта приблизилась к алтарю и, поднявшись по ступеням, оказалась в за алтарной части храма.
Здесь находилась монументальная гробница Эдуарда Исповедника. Перед нею также горела свеча, озаряя высокий цоколь гробницы, украшенный мозаиками, и золоченую ограду вокруг самого саркофага.
Епископа нигде не было видно. Анна медленно обошла вокруг гробницы, заглядывая в капеллы вокруг нее, и, пожав плечами, вернулась. Впереди возвышались хоры, а далее уходил во тьму огромный центральный неф, казавшийся призрачным и все же удивительно прекрасным с его ярусами арок, хоров и огромных стрельчатых окон высоко вверху. Колонны, отделявшие центральный неф от боковых, в полумраке были едва различимы, зато освещенные сероватым сиянием ночи кружева хоров и парящие на немыслимой высоте упругие линии стрельчатых арок и как бы распускающихся кверху пучков нервюр – выступающих ребер свода – казались непостижимыми в своей мерцающей неземной красоте.
Анна разглядывала все это почти машинально, размышляя, куда мог направиться Джордж Невиль: в монастырь ли при храме или возвратился во дворец, однако ее внимание неожиданно привлекли доносившиеся откуда-то слева голоса. Она бы ни за что не различила их, если бы не абсолютная тишина в соборе, ибо они были не громче шороха мышиных лапок. Анна осторожно двинулась в ту сторону, откуда шел звук, и вскоре различила свет за приоткрытой дверью. Этот ход вел в зал капитула, где Анна никогда не бывала. Зал принадлежал монастырю аббатства, и вход мирянам, тем более женщинам, туда был заказан.
Какое-то время она постояла в нерешительности, а затем легко, как тень, скользнула в узкий сводчатый коридор. В конце его, за полуоткрытой дверью, виднелся готический зал в форме многогранника с выложенным изразцами полом, в самом центре которого уходил вверх тонкий пучок мраморных колонн, от которого во все стороны, как крона пальмы, расходились нервюры свода.
Несколько мгновений Анна рассматривала великолепный зал, освещенный двумя серебряными канделябрами, и не сразу заметила епископа Невиля, сидевшего на возвышении близ одного из огромных, во всю стену, окон.
Лицо епископа оставалось в тени, руки, унизанные массивными перстнями, бессильно свисали с колен, а вся поза выражала такое отчаяние, такую подавленность, что Анна, привыкшая видеть дядю бодрым и исполненным достоинства, была поражена.
Рядом с Джорджем Невилем маячила темная фигура священника, который что-то говорил епископу, но отраженные сводами звуки странным образом дробились и разлетались, так что Анна не могла разобрать ни слова. И в то же время нечто в высокой дородной фигуре священника, облаченного в черную рясу с капюшоном, показалось ей знакомым. Она вся обратилась в зрение и слух, и в этот миг говоривший повысил голос, и принцесса отчетливо расслышала:
– И тогда неминуемо произойдет кровопролитие, погибнет множество невинных людей!
– Горе, горе мне! – воскликнул епископ, воздевая руки и тут же бессильно роняя их на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Эдуард писал о своем желании как можно скорее соединиться с супругой, однако сообщал, что отправиться в Англию они не в состоянии из-за неважного самочувствия его матушки. Разумеется, он понимает, что тестю необходима помощь и поддержка, но не решается выехать без королевы и молит Бога, чтобы великий Делатель Королей по-прежнему оставался верен своей клятве, особенно сейчас, когда Эдуард Йорк с бандой приспешников вознамерился разжечь в королевстве смуту.
Анна в бешенстве швырнула пергамент в камин и несколько мгновений следила, как он коробится, охваченный языками пламени.
– Глупец! – зло сказала она. – Какой глупец! Ну что ж, как вы поступаете с моим отцом, так и я поступлю с вами. Лишь ложь и коварство будут отныне соединять нас с тобою, дражайший супруг!
Сердце заныло. Она понимала, что отец оказался в окружении своры лжецов и изменников. Кроме того, он болен. Как бы ей хотелось ни секунды не медля устремиться к нему, раскрыть глаза на измену Джорджа, вдохнуть в его усталую душу свою силу. Но она не могла. Она носила дитя, и этот ребенок был ее позором. Отец никогда не простит ей этого, ибо в его глазах она станет такой же изменницей, как и все прочие, кому он верил.
Анна подумала, что ей следовало бы ехать к отцу, едва она догадалась об измене Джорджа, но в ту пору она уже не была вольна в своих поступках, – и король помешал ей. Затем она была прикована к безумному Генриху, а те два письма, что она написала отцу, не сыграли своей роли. Словно какая-то тайная сила делала все, чтобы погубить их. Анна смахнула слезу. У нее было такое чувство, словно она видит сразу множество открытых дверей, хочет выйти, но всякий раз упирается в глухую стену.
И все же необходимо что-то делать. Да, она не может оказаться рядом с отцом, но вместо этого она поедет к мужу. Ей надо провести с ним хотя бы одну ночь, чтобы скрыть свой позор. И сделать это надо было как можно скорее, ибо каждый лишний день, что она проведет вдали от Эдуарда, приближает ее гибель.
Анна встала так резко, что разлегшийся у ее ног Соломон торопливо вскочил. Принцесса кликнула дежурную статс-даму и осведомилась, где сейчас находится епископ Невиль. Та не имела ни малейшего представления, однако один из явившихся на зов принцессы пажей сказал, что его преосвященство после службы остался в аббатстве Вестминстера, дабы помолиться над прахом Эдуарда Исповедника. Не откладывая, Анна отправилась в церковь аббатства. Она хотела немедленно сообщить протектору о своем отъезде и попросить приготовить все для ее отплытия. Дождь все еще моросил, когда Анна преодолевала расстояние между дворцом и церковью Вестминстера. Она закуталась в темный плащ с капюшоном и шла, держась за ошейник дога, не пожелав брать с собой сопровождающих.
Она приблизилась к церкви со стороны северного портала и, оставив пса у порога, ступила под своды. Внутри собор Вестминстера казался выше, чем снаружи, но сейчас, во мраке, он показался Анне необъятным. Вокруг не было ни души. Прихожане уже покинули церковь, монахи потушили все свечи и удалились, и теперь только перед ажурным золоченым алтарем неярко горела лампа и несколько свечей.
Робея, Анна смочила пальцы в чаше со святой водой, трижды осенила себя крестным знамением, преклонив колена и прочитав краткую молитву. Затем, медленно ступая по черным глянцевитым плитам пола, она прошла по северному крону трансепта приблизилась к алтарю и, поднявшись по ступеням, оказалась в за алтарной части храма.
Здесь находилась монументальная гробница Эдуарда Исповедника. Перед нею также горела свеча, озаряя высокий цоколь гробницы, украшенный мозаиками, и золоченую ограду вокруг самого саркофага.
Епископа нигде не было видно. Анна медленно обошла вокруг гробницы, заглядывая в капеллы вокруг нее, и, пожав плечами, вернулась. Впереди возвышались хоры, а далее уходил во тьму огромный центральный неф, казавшийся призрачным и все же удивительно прекрасным с его ярусами арок, хоров и огромных стрельчатых окон высоко вверху. Колонны, отделявшие центральный неф от боковых, в полумраке были едва различимы, зато освещенные сероватым сиянием ночи кружева хоров и парящие на немыслимой высоте упругие линии стрельчатых арок и как бы распускающихся кверху пучков нервюр – выступающих ребер свода – казались непостижимыми в своей мерцающей неземной красоте.
Анна разглядывала все это почти машинально, размышляя, куда мог направиться Джордж Невиль: в монастырь ли при храме или возвратился во дворец, однако ее внимание неожиданно привлекли доносившиеся откуда-то слева голоса. Она бы ни за что не различила их, если бы не абсолютная тишина в соборе, ибо они были не громче шороха мышиных лапок. Анна осторожно двинулась в ту сторону, откуда шел звук, и вскоре различила свет за приоткрытой дверью. Этот ход вел в зал капитула, где Анна никогда не бывала. Зал принадлежал монастырю аббатства, и вход мирянам, тем более женщинам, туда был заказан.
Какое-то время она постояла в нерешительности, а затем легко, как тень, скользнула в узкий сводчатый коридор. В конце его, за полуоткрытой дверью, виднелся готический зал в форме многогранника с выложенным изразцами полом, в самом центре которого уходил вверх тонкий пучок мраморных колонн, от которого во все стороны, как крона пальмы, расходились нервюры свода.
Несколько мгновений Анна рассматривала великолепный зал, освещенный двумя серебряными канделябрами, и не сразу заметила епископа Невиля, сидевшего на возвышении близ одного из огромных, во всю стену, окон.
Лицо епископа оставалось в тени, руки, унизанные массивными перстнями, бессильно свисали с колен, а вся поза выражала такое отчаяние, такую подавленность, что Анна, привыкшая видеть дядю бодрым и исполненным достоинства, была поражена.
Рядом с Джорджем Невилем маячила темная фигура священника, который что-то говорил епископу, но отраженные сводами звуки странным образом дробились и разлетались, так что Анна не могла разобрать ни слова. И в то же время нечто в высокой дородной фигуре священника, облаченного в черную рясу с капюшоном, показалось ей знакомым. Она вся обратилась в зрение и слух, и в этот миг говоривший повысил голос, и принцесса отчетливо расслышала:
– И тогда неминуемо произойдет кровопролитие, погибнет множество невинных людей!
– Горе, горе мне! – воскликнул епископ, воздевая руки и тут же бессильно роняя их на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110