Поэтому и пожелала сама решить свою судьбу. Сделала укол хлористого калия. Он действует очень быстро. Я никому не рассказывал про опухоль. Не видел причин. Разумеется, осталась история болезни. Если хотите, проверьте, мне все равно, я не лгу.
— Хм-м, — буркнула Шерлок. — Значит, по-твоему, лучше, чтобы женщину считали самоубийцей без особых причин?
Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Ну, уж это мне решать.
— Тринадцать месяцев, — выговорил Савич. — Женат всего тринадцать месяцев. Погибни Лили в этой аварии — и ушла бы в могилу на два месяца раньше Линды. Впрочем, если бы первая попытка удалась, она наверняка побила бы все рекорды.
— Мне это не кажется забавным, Савич, — бросил Теннисон, глядя на жену. — Ты судишь меня, не имея доказательств. На основании предположений, простого совпадения, которое не будет иметь силы нигде и тем более в суде. Не ожидал такого от полицейского. Если бы Лили погибла, сомневаюсь, что стал бы жить. Я очень ее люблю и желаю ей добра.
«Хорош, — подумал Савич. — Очень хорош». Убедителен, логичен и умеет воззвать к лучшим чувствам. И к тому же прав: Савич уже вынес ему обвинительный приговор. Нужно получить улики. «Максу» придется потрудиться. Должно что-то найтись. Просто не может не найтись.
Шерлок дожевала остывшую булочку и пропела нежнейшим голоском:
— Где же Линда достала хлористый калий?
— У доктора, который поставил ей диагноз. Он был увлечен ею, поэтому и помог. Я ничего не знал, пока он не рассказал мне. Я не стал подавать в суд, зная, что она хотела покончить с жизнью. Вскоре умер и доктор Корд. Все это так ужасно…
— Я слышала о смерти доктора Корда от одной жительницы, на продуктовом рынке Кейси, — вмешалась Лили. — Она сказала, что он чистил ружье, не вынув патронов, и оно выстрелило. Несчастный случай. О твоей жене не было сказано ни слова.
— Просто местные жители не хотят причинять мне лишней боли, особенно потому, что теперь у меня другая жена. Вот, по-видимому, и решили молчать.
Он повернулся к жене. Голос его неожиданно изменился, став из спокойного молящим. Протянутая рука предательски подрагивала.
— Лили, когда ты, года полтора назад, приехала сюда, я сначала не мог поверить, что в мою жизнь может войти другая. Та, которая сделает ее полной. Которая станет любить меня и принесет счастье и покой. Но так уж вышло. И ты привела с собой свою драгоценную крошку Бет. Я полюбил ее с того момента, как увидел. С первого взгляда. В точности как тебя. И я тоскую по ней, Лили. Каждый день. То, через что тебе пришлось пройти, уже закончилось. Может, именно эта авария с «эксплорером» вернула тебя к нормальному существованию. Поверь, дорогая, я хочу, чтобы ты выздоровела, хочу больше всего на свете. Хочу повезти тебя в Мауи, лежать с тобой на песке и знать, что самая большая твоя проблема — как бы не сгореть на солнце. Не слушай своего брата. И пожалуйста, не верь, что в смерти Линды было что-то зловещее. Я люблю тебя. И мечтаю, чтобы ты была счастлива со мной.
Савич, который во время этой страстной речи расправлялся с лазаньей, вид имел слегка заинтересованный, словно сидел в театре и любовался игрой актеров. Дождавшись, пока Теннисон замолчит, он отложил вилку и спросил:
— Теннисон, как давно твой отец состоит в совете попечителей музея Юрики?
— Что? О, не знаю, много лет. Мне никогда не было до этого дела. Какая разница, черт побери?
— Видишь ли, — сообщил Савич, — сначала мы никак не могли сообразить, зачем ты женился на Лили, если потом задумал ее убить? Ради чего? Потом сообразили, что ты знал о картинах нашей бабушки. Лили получила восемь ее картин, а это огромные деньги.
И тут Савичу впервые стало не по себе. Теннисон, похоже, дошел до точки. Его просто трясло от ярости. Диллон на всякий случай приготовился к нападению.
Но Теннисон всего лишь принялся колотить ручкой ножа о стол, правда, довольно сильно.
— Ублюдок! Не нужны мне никакие дурацкие картины! Сказано же, вон из моего дома!
Лили медленно поднялась.
— Нет, Лили, только не ты. Пожалуйста, сядь. Послушай меня! Ты должна меня выслушать! Мы с отцом часто бывали в музее искусств Юрики. Там много прекрасных работ. Но когда ты сообщила, что твоя бабушка — Сара Эллиот…
— Но ты уже знал это, Теннисон! Знал. Еще до того, как мы познакомились. И когда я сказала тебе об этом, ты сделал вид, что ужасно удивлен. Притворялся, будто рад, что я унаследовала ее поразительный талант. И так хотел, чтобы ее работы оказались здесь, в Северной Калифорнии. Должно быть, для того, чтобы быть поближе к ним. Чтобы, когда я умру, ты без труда добрался до них. А может, это твой отец? Кто из вас двоих, Теннисон?
— Лили, успокойся, все это ложь. Картины твоей бабушки — настоящие шедевры. Почему они должны храниться в Чикаго, если ты живешь здесь? И распоряжаться ими куда легче, если они выставлены поблизости.
— Что значит «распоряжаться»?
— Видишь ли, — пожал плечами Теннисон, — мне постоянно звонят, просят одолжить картины на ту или иную выставку, продать коллекционерам, произвести небольшую реставрацию, заменить рамы. Бесконечные вопросы насчет налогов и тому подобное.
— Но всего этого вовсе не было до того, как я вышла за тебя! Имелся всего лишь один контракт с музеем, который следовало подписывать каждый год, ничего больше. Почему ты молчал до сих пор? Судя по твоим словам, ты с ног валишься от непосильного труда.
Неужели это сарказм? Савич от души надеялся, что так оно и есть.
— Ты была нездорова, Лили, и я не хотел обременять тебя.
И неожиданно случилась странная вещь: на глазах у Лили ее муж превратился в сероватую бесплотную тень, рот которой открывался и закрывался, но оттуда не вылетало ни единого звука. Не человек, а тень, а тени не могут причинить зло.
— Как сказал Диллон, я очень богата, — улыбнулась она. Савич видел, что зять отчаянно пытается держать себя в руках, рассуждать логично, не оправдываться, не позволить Лили увидеть, какова его истинная натура. Поразительно! Неужели он настолько прожженный лжец? Настолько убедительный актер? Кто знает…
— Я всегда считал, что картины просто доверены тебе. Нечто вроде трастового фонда. Они не твои, тебе просто поручено их хранить. Пожизненно. А потом эта обязанность переходит к одному из твоих детей.
— Но ты занимался картинами все эти месяцы, — возразила Лили, — и как же мог не знать, что они мои, целиком и полностью?
— Говорю же, я так считал. Никто не уверял меня в обратном, даже директор, мистер Монк. Ты знакома с ним, и он так радовался, что теперь картины у него.
Савич поднес к губам чашку с чаем, налитым миссис Скраггинс.
— Картины поделены между внуками Сары, — сообщил он громко, зная, что экономка ловит каждое слово. Ничего страшного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Хм-м, — буркнула Шерлок. — Значит, по-твоему, лучше, чтобы женщину считали самоубийцей без особых причин?
Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Ну, уж это мне решать.
— Тринадцать месяцев, — выговорил Савич. — Женат всего тринадцать месяцев. Погибни Лили в этой аварии — и ушла бы в могилу на два месяца раньше Линды. Впрочем, если бы первая попытка удалась, она наверняка побила бы все рекорды.
— Мне это не кажется забавным, Савич, — бросил Теннисон, глядя на жену. — Ты судишь меня, не имея доказательств. На основании предположений, простого совпадения, которое не будет иметь силы нигде и тем более в суде. Не ожидал такого от полицейского. Если бы Лили погибла, сомневаюсь, что стал бы жить. Я очень ее люблю и желаю ей добра.
«Хорош, — подумал Савич. — Очень хорош». Убедителен, логичен и умеет воззвать к лучшим чувствам. И к тому же прав: Савич уже вынес ему обвинительный приговор. Нужно получить улики. «Максу» придется потрудиться. Должно что-то найтись. Просто не может не найтись.
Шерлок дожевала остывшую булочку и пропела нежнейшим голоском:
— Где же Линда достала хлористый калий?
— У доктора, который поставил ей диагноз. Он был увлечен ею, поэтому и помог. Я ничего не знал, пока он не рассказал мне. Я не стал подавать в суд, зная, что она хотела покончить с жизнью. Вскоре умер и доктор Корд. Все это так ужасно…
— Я слышала о смерти доктора Корда от одной жительницы, на продуктовом рынке Кейси, — вмешалась Лили. — Она сказала, что он чистил ружье, не вынув патронов, и оно выстрелило. Несчастный случай. О твоей жене не было сказано ни слова.
— Просто местные жители не хотят причинять мне лишней боли, особенно потому, что теперь у меня другая жена. Вот, по-видимому, и решили молчать.
Он повернулся к жене. Голос его неожиданно изменился, став из спокойного молящим. Протянутая рука предательски подрагивала.
— Лили, когда ты, года полтора назад, приехала сюда, я сначала не мог поверить, что в мою жизнь может войти другая. Та, которая сделает ее полной. Которая станет любить меня и принесет счастье и покой. Но так уж вышло. И ты привела с собой свою драгоценную крошку Бет. Я полюбил ее с того момента, как увидел. С первого взгляда. В точности как тебя. И я тоскую по ней, Лили. Каждый день. То, через что тебе пришлось пройти, уже закончилось. Может, именно эта авария с «эксплорером» вернула тебя к нормальному существованию. Поверь, дорогая, я хочу, чтобы ты выздоровела, хочу больше всего на свете. Хочу повезти тебя в Мауи, лежать с тобой на песке и знать, что самая большая твоя проблема — как бы не сгореть на солнце. Не слушай своего брата. И пожалуйста, не верь, что в смерти Линды было что-то зловещее. Я люблю тебя. И мечтаю, чтобы ты была счастлива со мной.
Савич, который во время этой страстной речи расправлялся с лазаньей, вид имел слегка заинтересованный, словно сидел в театре и любовался игрой актеров. Дождавшись, пока Теннисон замолчит, он отложил вилку и спросил:
— Теннисон, как давно твой отец состоит в совете попечителей музея Юрики?
— Что? О, не знаю, много лет. Мне никогда не было до этого дела. Какая разница, черт побери?
— Видишь ли, — сообщил Савич, — сначала мы никак не могли сообразить, зачем ты женился на Лили, если потом задумал ее убить? Ради чего? Потом сообразили, что ты знал о картинах нашей бабушки. Лили получила восемь ее картин, а это огромные деньги.
И тут Савичу впервые стало не по себе. Теннисон, похоже, дошел до точки. Его просто трясло от ярости. Диллон на всякий случай приготовился к нападению.
Но Теннисон всего лишь принялся колотить ручкой ножа о стол, правда, довольно сильно.
— Ублюдок! Не нужны мне никакие дурацкие картины! Сказано же, вон из моего дома!
Лили медленно поднялась.
— Нет, Лили, только не ты. Пожалуйста, сядь. Послушай меня! Ты должна меня выслушать! Мы с отцом часто бывали в музее искусств Юрики. Там много прекрасных работ. Но когда ты сообщила, что твоя бабушка — Сара Эллиот…
— Но ты уже знал это, Теннисон! Знал. Еще до того, как мы познакомились. И когда я сказала тебе об этом, ты сделал вид, что ужасно удивлен. Притворялся, будто рад, что я унаследовала ее поразительный талант. И так хотел, чтобы ее работы оказались здесь, в Северной Калифорнии. Должно быть, для того, чтобы быть поближе к ним. Чтобы, когда я умру, ты без труда добрался до них. А может, это твой отец? Кто из вас двоих, Теннисон?
— Лили, успокойся, все это ложь. Картины твоей бабушки — настоящие шедевры. Почему они должны храниться в Чикаго, если ты живешь здесь? И распоряжаться ими куда легче, если они выставлены поблизости.
— Что значит «распоряжаться»?
— Видишь ли, — пожал плечами Теннисон, — мне постоянно звонят, просят одолжить картины на ту или иную выставку, продать коллекционерам, произвести небольшую реставрацию, заменить рамы. Бесконечные вопросы насчет налогов и тому подобное.
— Но всего этого вовсе не было до того, как я вышла за тебя! Имелся всего лишь один контракт с музеем, который следовало подписывать каждый год, ничего больше. Почему ты молчал до сих пор? Судя по твоим словам, ты с ног валишься от непосильного труда.
Неужели это сарказм? Савич от души надеялся, что так оно и есть.
— Ты была нездорова, Лили, и я не хотел обременять тебя.
И неожиданно случилась странная вещь: на глазах у Лили ее муж превратился в сероватую бесплотную тень, рот которой открывался и закрывался, но оттуда не вылетало ни единого звука. Не человек, а тень, а тени не могут причинить зло.
— Как сказал Диллон, я очень богата, — улыбнулась она. Савич видел, что зять отчаянно пытается держать себя в руках, рассуждать логично, не оправдываться, не позволить Лили увидеть, какова его истинная натура. Поразительно! Неужели он настолько прожженный лжец? Настолько убедительный актер? Кто знает…
— Я всегда считал, что картины просто доверены тебе. Нечто вроде трастового фонда. Они не твои, тебе просто поручено их хранить. Пожизненно. А потом эта обязанность переходит к одному из твоих детей.
— Но ты занимался картинами все эти месяцы, — возразила Лили, — и как же мог не знать, что они мои, целиком и полностью?
— Говорю же, я так считал. Никто не уверял меня в обратном, даже директор, мистер Монк. Ты знакома с ним, и он так радовался, что теперь картины у него.
Савич поднес к губам чашку с чаем, налитым миссис Скраггинс.
— Картины поделены между внуками Сары, — сообщил он громко, зная, что экономка ловит каждое слово. Ничего страшного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75