Так продолжалось еще несколько дней после того, как всякие боли исчезли окончательно.
— О Господи! — заявила однажды Эмбер, обращаясь к Нэн и одеваясь в комнате, смежной с комнатой больного. — Я думаю, что когда я выйду замуж, за этого старика, я стану сестрой милосердия, а не женой!
— Но, мэм, вы же сами настаивали, чтобы он не вставал с постели! И по вашему указанию его кормили этими мухоморами…
— Ш-ш-ш-ш! — предупредила Эмбер. — Не твое это дело все помнить. — Она встала, бросила последний взгляд в зеркало и пошла в соседнюю комнату. Перед тем, как открыть дверь, она придала своему лицу выражение нежной заботливости.
Глава двадцать пятая
Барбара положила голову на плечо Джеймса Гамильтона.
Они лежали неподвижно, пребывая в сладостном состоянии полусна-полубодрствования, закрыв глаза, со спокойными и умиротворенными лицами. Вдруг она сморщилась, потом ноздри расширились, и она дважды чихнула.
«Что за отвратительный запах?» — подумала она раздраженно, но тут же сразу все поняла.
Дым!
Дом горит!
Она вздрогнула, вскочила и увидела, что вся бархатная портьера объята пламенем, вероятно, от огня свечи. Она прижала кулачок ко рту и закричала:
— Джеймс! Пожар! Горим!
Красивый полковник сел на кровати и взглянул с ужасом на полыхающую портьеру.
— Господи Боже мой!
Но Барбара уже сталкивала его с постели. Она сунула ноги в туфли, потянулась за халатом. Только теперь, полностью проснувшись, Гамильтон бросился через комнату, быстрым движением сорвал с кронштейна портьеру и начал затаптывать пламя. Но огонь успел перекинуться на кресло, потом на турецкий ковер, покрывавший пол.
Барбара подбежала к нему с одеждой.
— Вот, быстро одевайся! — сунула ему в руки одежду. — И сразу вниз по этой лестнице, пока никто не вошел! На помощь! На помощь! — закричала она. — Пожар! На помощь!
Джеймс выбрался из комнаты через заднюю лестницу, как ему подсказала Барбара, в то время как по главной лестнице к ней бросилось с полдюжины слуг. Пламя уже лизало стены, и на противоположной стороне горела портьера, дым наполнил помещение, стало трудно дышать, людей душил кашель.
— Сделайте хоть что-нибудь! — яростно визжала Барбара, но хотя в комнате было множество людей — лакеи, пажи, арапчата, горничные, — никто не пошевелил пальцем, чтобы погасить огонь. Все стояли и с тупым удовлетворением глядели на пламя, ожидая, что кто-то другой решит за них как поступить.
Тут прибежали два лакея с ведрами воды. Они пробились сквозь толпу, плеснули на горящее кресло и ковер. Раздалось громкое шипение, дыма стало еще больше, люди отступили, протирая глаза. Некоторые снова бросились за водой.
Лаяли собаки. Испуганная мартышка, непрерывно вереща, в страхе скакала по плечам и, испугавшись происходящего, укусила одну из женщин за руку. Мужчины торопливо таскали ведра с водой, а большинство женщин бессмысленно суетились и ничего определенного не делали, чтобы помочь. Барбара пыталась давать указания всем одновременно, но никто не обращал на нее внимания. Тогда она схватила за руку одного пажа, который нес ведра с водой.
— Мальчик! Подожди минутку… мне надо тебе кое-что сказать! — Он остановился и поднял на нее покрасневшие глаза, испачканное сажей лицо было в поту. — Вон там шкатулка, в углу. Принеси ее, я дам тебе двадцать фунтов.
Его глаза удивленно расширились. Двадцать фунтов! Когда его жалованье в год — всего три фунта! Значит, ей очень нужно получить эту шкатулку.
— Но ведь там все в огне, ваша милость!
— Тогда — сорок фунтов! Пойди и принеси! — она подтолкнула мальчика.
Через две минуты он принес шкатулку, держа ее в одной руке: она оказалась очень маленькой. Одна сторона обгорела, и когда Барбара поставила ее на пол, оттуда высыпалось несколько сложенных писем. Он быстро нагнулся поднять их, но Барбара вскричала:
— Оставь! Я сама подниму! Иди, займись своим делом!
Она опустилась на одно колено и начала быстро собирать письма. Вдруг чья-то рука протянулась и выхватила из ее пальцев одно письмо. Барбара подняла глаза и увидела герцога Букингемского. Он стоял рядом и улыбался. Ее фиолетовые глаза сузились, она от злости стиснула зубы.
— Отдайте мне письмо!
Букингем продолжал улыбаться.
— Конечно, дорогая моя. После того, как взгляну на него. Если письмо такое ценное для вас, возможно, оно и для меня представит интерес.
Секунду они пристально глядели друг на друга. Барбара все еще оставалась на коленях, а ее высокий кузен возвышался рядом, оба не замечали шума и суеты вокруг. Внезапно она подскочила к нему, но герцог легко отступил в сторону и отстранил ее рукой, при этом убрав письмо во внутренний карман камзола.
— Не торопитесь так, Барбара. Я верну его в свое время.
Она гневно метнула яростный взгляд и пробормотала под нос непристойную брань, но, очевидно, осознала, что ей придется подождать, и она снова начала отдавать распоряжения. Пожар почти погасили, и слуги выносили из спальни мебель, которую пощадил огонь. Вся комната почернела от дыма, а кровать превратилась в мокрое обуглившееся месиво. Открыли окна, чтобы проветрить комнату, хотя погода стояла промозглая. Уилсон принесла Барбаре норковую накидку, которую та надела поверх халата.
Когда слуги, наконец. ушли, Барбара повернулась к Букингему, наигрывавшему на гитаре.
— Ну, Джордж Вильерс, отдайте мне письмо!
— Тише, Барбара. Не спешите так. Послушайте, какую мелодию я подобрал как-то утром. Приятная, не правда ли? — он улыбнулся ей и закивал головой в такт песенке.
— Чтоб чума напала на вас и на ваши проклятые мелодии! Отдайте письмо!
Букингем вздохнул, швырнул гитару в кресло и вытащил из кармана письмо. Он стал разворачивать его, а Барбара, не выдержав, бросилась к нему. Но герцог предостерегающе поднял руку.
— Стойте на месте, иначе я пойду и прочитаю письмо в другом месте.
Барбара подчинилась, она стояла, скрестив на груди руки и нервно постукивая ногой. В пустой комнате треск разворачиваемого пергамента казался особенно громким. Глаза Букингема быстро пробежали по строчкам, и на лице появилось выражение глумливого удовольствия.
— Бог мой, — тихо сказал он, — Старый Роули умеет писать непристойные любовные письма, прямо как сам Аретино. — Старый Роули — прозвище его величества по кличке домашнего козленка, который носился по дорожкам внутреннего сада.
— Ну теперь-то вы отдадите мне письмо?
Однако Букингем снова убрал письмо в карман.
— Поговорим об этом чуть позднее. Я слышал, его величество писал вам письма, когда вы только познакомились. Что вы будете с ними делать?
— А вам какое дело?
Герцог пожал плечами и пошел к двери.
— Никакого, честно говоря. Одна высокочтимая леди назначила мне свидание, и я не хотел бы разочаровывать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— О Господи! — заявила однажды Эмбер, обращаясь к Нэн и одеваясь в комнате, смежной с комнатой больного. — Я думаю, что когда я выйду замуж, за этого старика, я стану сестрой милосердия, а не женой!
— Но, мэм, вы же сами настаивали, чтобы он не вставал с постели! И по вашему указанию его кормили этими мухоморами…
— Ш-ш-ш-ш! — предупредила Эмбер. — Не твое это дело все помнить. — Она встала, бросила последний взгляд в зеркало и пошла в соседнюю комнату. Перед тем, как открыть дверь, она придала своему лицу выражение нежной заботливости.
Глава двадцать пятая
Барбара положила голову на плечо Джеймса Гамильтона.
Они лежали неподвижно, пребывая в сладостном состоянии полусна-полубодрствования, закрыв глаза, со спокойными и умиротворенными лицами. Вдруг она сморщилась, потом ноздри расширились, и она дважды чихнула.
«Что за отвратительный запах?» — подумала она раздраженно, но тут же сразу все поняла.
Дым!
Дом горит!
Она вздрогнула, вскочила и увидела, что вся бархатная портьера объята пламенем, вероятно, от огня свечи. Она прижала кулачок ко рту и закричала:
— Джеймс! Пожар! Горим!
Красивый полковник сел на кровати и взглянул с ужасом на полыхающую портьеру.
— Господи Боже мой!
Но Барбара уже сталкивала его с постели. Она сунула ноги в туфли, потянулась за халатом. Только теперь, полностью проснувшись, Гамильтон бросился через комнату, быстрым движением сорвал с кронштейна портьеру и начал затаптывать пламя. Но огонь успел перекинуться на кресло, потом на турецкий ковер, покрывавший пол.
Барбара подбежала к нему с одеждой.
— Вот, быстро одевайся! — сунула ему в руки одежду. — И сразу вниз по этой лестнице, пока никто не вошел! На помощь! На помощь! — закричала она. — Пожар! На помощь!
Джеймс выбрался из комнаты через заднюю лестницу, как ему подсказала Барбара, в то время как по главной лестнице к ней бросилось с полдюжины слуг. Пламя уже лизало стены, и на противоположной стороне горела портьера, дым наполнил помещение, стало трудно дышать, людей душил кашель.
— Сделайте хоть что-нибудь! — яростно визжала Барбара, но хотя в комнате было множество людей — лакеи, пажи, арапчата, горничные, — никто не пошевелил пальцем, чтобы погасить огонь. Все стояли и с тупым удовлетворением глядели на пламя, ожидая, что кто-то другой решит за них как поступить.
Тут прибежали два лакея с ведрами воды. Они пробились сквозь толпу, плеснули на горящее кресло и ковер. Раздалось громкое шипение, дыма стало еще больше, люди отступили, протирая глаза. Некоторые снова бросились за водой.
Лаяли собаки. Испуганная мартышка, непрерывно вереща, в страхе скакала по плечам и, испугавшись происходящего, укусила одну из женщин за руку. Мужчины торопливо таскали ведра с водой, а большинство женщин бессмысленно суетились и ничего определенного не делали, чтобы помочь. Барбара пыталась давать указания всем одновременно, но никто не обращал на нее внимания. Тогда она схватила за руку одного пажа, который нес ведра с водой.
— Мальчик! Подожди минутку… мне надо тебе кое-что сказать! — Он остановился и поднял на нее покрасневшие глаза, испачканное сажей лицо было в поту. — Вон там шкатулка, в углу. Принеси ее, я дам тебе двадцать фунтов.
Его глаза удивленно расширились. Двадцать фунтов! Когда его жалованье в год — всего три фунта! Значит, ей очень нужно получить эту шкатулку.
— Но ведь там все в огне, ваша милость!
— Тогда — сорок фунтов! Пойди и принеси! — она подтолкнула мальчика.
Через две минуты он принес шкатулку, держа ее в одной руке: она оказалась очень маленькой. Одна сторона обгорела, и когда Барбара поставила ее на пол, оттуда высыпалось несколько сложенных писем. Он быстро нагнулся поднять их, но Барбара вскричала:
— Оставь! Я сама подниму! Иди, займись своим делом!
Она опустилась на одно колено и начала быстро собирать письма. Вдруг чья-то рука протянулась и выхватила из ее пальцев одно письмо. Барбара подняла глаза и увидела герцога Букингемского. Он стоял рядом и улыбался. Ее фиолетовые глаза сузились, она от злости стиснула зубы.
— Отдайте мне письмо!
Букингем продолжал улыбаться.
— Конечно, дорогая моя. После того, как взгляну на него. Если письмо такое ценное для вас, возможно, оно и для меня представит интерес.
Секунду они пристально глядели друг на друга. Барбара все еще оставалась на коленях, а ее высокий кузен возвышался рядом, оба не замечали шума и суеты вокруг. Внезапно она подскочила к нему, но герцог легко отступил в сторону и отстранил ее рукой, при этом убрав письмо во внутренний карман камзола.
— Не торопитесь так, Барбара. Я верну его в свое время.
Она гневно метнула яростный взгляд и пробормотала под нос непристойную брань, но, очевидно, осознала, что ей придется подождать, и она снова начала отдавать распоряжения. Пожар почти погасили, и слуги выносили из спальни мебель, которую пощадил огонь. Вся комната почернела от дыма, а кровать превратилась в мокрое обуглившееся месиво. Открыли окна, чтобы проветрить комнату, хотя погода стояла промозглая. Уилсон принесла Барбаре норковую накидку, которую та надела поверх халата.
Когда слуги, наконец. ушли, Барбара повернулась к Букингему, наигрывавшему на гитаре.
— Ну, Джордж Вильерс, отдайте мне письмо!
— Тише, Барбара. Не спешите так. Послушайте, какую мелодию я подобрал как-то утром. Приятная, не правда ли? — он улыбнулся ей и закивал головой в такт песенке.
— Чтоб чума напала на вас и на ваши проклятые мелодии! Отдайте письмо!
Букингем вздохнул, швырнул гитару в кресло и вытащил из кармана письмо. Он стал разворачивать его, а Барбара, не выдержав, бросилась к нему. Но герцог предостерегающе поднял руку.
— Стойте на месте, иначе я пойду и прочитаю письмо в другом месте.
Барбара подчинилась, она стояла, скрестив на груди руки и нервно постукивая ногой. В пустой комнате треск разворачиваемого пергамента казался особенно громким. Глаза Букингема быстро пробежали по строчкам, и на лице появилось выражение глумливого удовольствия.
— Бог мой, — тихо сказал он, — Старый Роули умеет писать непристойные любовные письма, прямо как сам Аретино. — Старый Роули — прозвище его величества по кличке домашнего козленка, который носился по дорожкам внутреннего сада.
— Ну теперь-то вы отдадите мне письмо?
Однако Букингем снова убрал письмо в карман.
— Поговорим об этом чуть позднее. Я слышал, его величество писал вам письма, когда вы только познакомились. Что вы будете с ними делать?
— А вам какое дело?
Герцог пожал плечами и пошел к двери.
— Никакого, честно говоря. Одна высокочтимая леди назначила мне свидание, и я не хотел бы разочаровывать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138