Болеть не перестанет, но поможет ее выдержать и даже уснуть.
Он терпеливо выждал, пока она допила последние капли, встал и сбросил почерневшую от сажи рубашку. Рейвен заметила, что на груди у него висит камень-бог. Хит снова встал на колени и пристально заглянул ей в глаза:
— Рейвен, я могу снять твою боль. У меня есть сила, чтобы отнять ее, у тебя — чтобы отдать. Ты должна слиться со мной, как делала раньше, когда лечила мою рану. Попробуй это сделать.
Она испуганно смотрела на него полными боли, плавающими в слезах очами. И Хит заметил, что прежде лиловая аура потускнела до нездорово-серого цвета.
— Сначала давай снимем грязное платье.
Он был так бережен, что сумел стащить платье, ни разу не коснувшись ее забинтованных рук. Потом принес мыла и воды и смыл черные потеки с ее лица и шеи, поднял подол сорочки, чтобы снять туфли. Проверив, нет ли на ногах ожогов, он наспех вымыл их и вытер полотенцем.
— Ты готова отдать мне свою боль?
Рейвен хотела что-то сказать, но голос прервался рыданием. Хит сел в кресло, усадил ее на колени и велел положить руки на его ладони.
— Забудь о своей боли, Рейвен, — проговорил он, — сосредоточься на мне. Слушай мои слова и следуй им. Откройся мне навстречу. Доверься мне, Рейвен. Подчини свою волю моей, хотя бы на сегодняшнюю ночь.
Боль была такой острой, что заполняла ее душу и тело. Как можно забыть о ней?
Она отчаянно пыталась сосредоточиться на Хите. Как он красив… длинные черные волосы… острые скулы, натянувшие кожу… ямочка на подбородке… теплые карие глаза… чересчур густые для мужчины ресницы… Ей внезапно захотелось дотронуться пальцем до ямочки и обвести контуры подбородка, уже покрытого темной щетиной.
— Прекрасно, Рейвен. Ты сосредоточилась. Слушай мой голос и повинуйся. Открой мне свой разум, слейся со мной в единое целое.
Она слушала его, ощущала его мягкость и доброту, под которыми крылись сила и решительность. Вот она позволила его разуму слиться со своим, но замешкалась, боясь подчинить ему волю, позволить полностью завладеть собой.
Постепенно она проникла в его мысли:
— Я люблю тебя, Рейвен… и никогда не причиню зла. Отбрось свои думы, Рейвен, любимая, доверь свою душу мне.
Салли доверяет ему полностью, она должна сделать то же самое.
— Объедини свою волю и целительные силы с моими, Рейвен, и вместе мы будем непобедимы.
Неожиданно она ощутила, как будто что-то, заставлявшее ее держаться, покидает ее и вместе с тем самым чудесным образом уходит боль.
— Получается, — прошептала она.
Хит принялся укачивать Рейвен, и под знакомые слова колыбельной она почувствовала себя утешенной и защищенной.
— Когда твои веки отяжелеют, не борись со сном, скользни в него, как в теплое озеро. Сон исцеляет. Я не покину тебя, наши души будут соединены всю ночь.
Рейвен глубоко вздохнула И полностью покорилась Хиту. Он долго еще укачивал ее, но когда в комнате стало холодно, отнес на кровать и сам лег рядом, положив ее забинтованные руки на специальную подушечку.
Наконец Рейвен уснула, но сон ее был неглубоким, и время от времени ее тело конвульсивно вздрагивало. Хит мгновенно прижимал ее к себе. Его тепло согревало ее, а тихие слова успокаивали растревоженный дух и снова манили в благословенное убежище сна.
Хит никогда еще не чувствовал такой отчаянной потребности защитить женщину. Теперь он точно знал, что нашел свою любовь. Любовь на всю жизнь. Он, конечно, сможет терпением и лаской добиться от нее согласия разделить с ним постель, но этого недостаточно. Он хотел еще заполучить ее сердце и душу.
Он закрыл глаза, зная, что просит невозможного.
Глава 13
На закате, как только на пристани Карлайла загорелись факелы, Дункан Кеннеди повел «Галлоуэй» вверх по реке Идеи. Роб Кеннеди с его палубы взирал на другие суда, стоявшие в гавани на якоре. Он высматривал «Месть» или другой корабль Дугласов, на которых могли прибыть новости о ребенке Валентины и местонахождении Хита. Не заметив желаемого, он повернулся к стоявшему за штурвалом Дункану.
— Пришвартуй судно там, где светлее, — приказал он. — Не доверяю я этим ворам-англичанам, наверняка постараются стянуть нашу лучшую шерсть. Вели первому помощнику выставить сегодня двойную стражу.
Дункан скрипнул зубами. Отец все еще обращается с ним, как с молокососом!
Чуть погодя отец и сын уселись в наемный экипаж.
— В Рикергейт, — бросил Дункан.
— В «Драчливые петухи»! — одновременно воскликнул Роб и бросил злобный взгляд на сына. — Ты что, спятил? Не желаю проводить ночь с женой-изменницей!
— Да будь я проклят! Можно подумать, ты не успеешь добраться до Карлайла! Я думал, ты собираешься объяснить матери, что гласит закон по поводу жены, покинувшей мужа. Может, это ее напугает?
— У меня полно других дел. На досуге я подумаю, что с ней делать. А сегодня с меня хватит англичан. Тошнит от одного их вида. — Он ткнул кучера тростью: — Вези в «Драчливые петухи»!
Прибыв на место, Дункан постарался как можно скорее отделаться от папаши и отправился к сговорчивой вдове капитана, когда-то водившего судно Кеннеди. Если повезет, она предложит ему ужин, и он удовлетворит два желания по цене одного.
В гостинице Роб узнал, что Хит вместе с братьями Дуглас останавливался здесь во время ярмарки, но уже давно уехал. По-видимому, они в замке Дуглас, приграничной крепости у реки Ди. Роб проклял судьбу, вспомнив, что они как раз проплывали мимо того места. Что же, вполне разумно. Рэм Дуглас наверняка пожелал, чтобы Валентина родила его сына и наследника в неприступном владении Дугласов, и Хит скорее всего тоже там. Замок находился в Керкубри, менее чем в десяти милях от донжона Донала Кеннеди, старшего сына Галлоуэя. Владения Дугласов и Кеннеди примыкали друг к другу и были так огромны, что бродивших по ним овец не удавалось сосчитать. Роба терзали дурные предчувствия не только по поводу Валентины, но и Донала. Если злобная старая цыганка напустила на него порчу, наследнику тоже придется плохо.
Роб еще не решил, что делать с Лиззи, но так или иначе придется встретиться с ней, пока он в Карлайле. Потом он прикажет Дункану подняться к реке Ди. Навестив сына и дочь, он успокоит растревоженное сердце.
Галлоуэй удовлетворенно кивнул и отправился в пивную, где грудастая подавальщица принесла ему еду. Свиные ножки оказались такими вкусными, что он даже разломил их, чтобы высосать мозг. Вознамерившись пуститься во все тяжкие, он заказал хаггис — бараний рубец, начиненный потрохами со специями. Спесивый французишка повар, пресмыкавшийся перед Тиной, наотрез отказывался готовить хаггис. Все закатывал глаза и говорил, что не может понять, как это шотландцы едят «обрезки ушей и дерьмо из кишок».
Что ж, только настоящий мужчина способен справиться с хаггисом, и он велел пухленькой подавальщице принести порцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Он терпеливо выждал, пока она допила последние капли, встал и сбросил почерневшую от сажи рубашку. Рейвен заметила, что на груди у него висит камень-бог. Хит снова встал на колени и пристально заглянул ей в глаза:
— Рейвен, я могу снять твою боль. У меня есть сила, чтобы отнять ее, у тебя — чтобы отдать. Ты должна слиться со мной, как делала раньше, когда лечила мою рану. Попробуй это сделать.
Она испуганно смотрела на него полными боли, плавающими в слезах очами. И Хит заметил, что прежде лиловая аура потускнела до нездорово-серого цвета.
— Сначала давай снимем грязное платье.
Он был так бережен, что сумел стащить платье, ни разу не коснувшись ее забинтованных рук. Потом принес мыла и воды и смыл черные потеки с ее лица и шеи, поднял подол сорочки, чтобы снять туфли. Проверив, нет ли на ногах ожогов, он наспех вымыл их и вытер полотенцем.
— Ты готова отдать мне свою боль?
Рейвен хотела что-то сказать, но голос прервался рыданием. Хит сел в кресло, усадил ее на колени и велел положить руки на его ладони.
— Забудь о своей боли, Рейвен, — проговорил он, — сосредоточься на мне. Слушай мои слова и следуй им. Откройся мне навстречу. Доверься мне, Рейвен. Подчини свою волю моей, хотя бы на сегодняшнюю ночь.
Боль была такой острой, что заполняла ее душу и тело. Как можно забыть о ней?
Она отчаянно пыталась сосредоточиться на Хите. Как он красив… длинные черные волосы… острые скулы, натянувшие кожу… ямочка на подбородке… теплые карие глаза… чересчур густые для мужчины ресницы… Ей внезапно захотелось дотронуться пальцем до ямочки и обвести контуры подбородка, уже покрытого темной щетиной.
— Прекрасно, Рейвен. Ты сосредоточилась. Слушай мой голос и повинуйся. Открой мне свой разум, слейся со мной в единое целое.
Она слушала его, ощущала его мягкость и доброту, под которыми крылись сила и решительность. Вот она позволила его разуму слиться со своим, но замешкалась, боясь подчинить ему волю, позволить полностью завладеть собой.
Постепенно она проникла в его мысли:
— Я люблю тебя, Рейвен… и никогда не причиню зла. Отбрось свои думы, Рейвен, любимая, доверь свою душу мне.
Салли доверяет ему полностью, она должна сделать то же самое.
— Объедини свою волю и целительные силы с моими, Рейвен, и вместе мы будем непобедимы.
Неожиданно она ощутила, как будто что-то, заставлявшее ее держаться, покидает ее и вместе с тем самым чудесным образом уходит боль.
— Получается, — прошептала она.
Хит принялся укачивать Рейвен, и под знакомые слова колыбельной она почувствовала себя утешенной и защищенной.
— Когда твои веки отяжелеют, не борись со сном, скользни в него, как в теплое озеро. Сон исцеляет. Я не покину тебя, наши души будут соединены всю ночь.
Рейвен глубоко вздохнула И полностью покорилась Хиту. Он долго еще укачивал ее, но когда в комнате стало холодно, отнес на кровать и сам лег рядом, положив ее забинтованные руки на специальную подушечку.
Наконец Рейвен уснула, но сон ее был неглубоким, и время от времени ее тело конвульсивно вздрагивало. Хит мгновенно прижимал ее к себе. Его тепло согревало ее, а тихие слова успокаивали растревоженный дух и снова манили в благословенное убежище сна.
Хит никогда еще не чувствовал такой отчаянной потребности защитить женщину. Теперь он точно знал, что нашел свою любовь. Любовь на всю жизнь. Он, конечно, сможет терпением и лаской добиться от нее согласия разделить с ним постель, но этого недостаточно. Он хотел еще заполучить ее сердце и душу.
Он закрыл глаза, зная, что просит невозможного.
Глава 13
На закате, как только на пристани Карлайла загорелись факелы, Дункан Кеннеди повел «Галлоуэй» вверх по реке Идеи. Роб Кеннеди с его палубы взирал на другие суда, стоявшие в гавани на якоре. Он высматривал «Месть» или другой корабль Дугласов, на которых могли прибыть новости о ребенке Валентины и местонахождении Хита. Не заметив желаемого, он повернулся к стоявшему за штурвалом Дункану.
— Пришвартуй судно там, где светлее, — приказал он. — Не доверяю я этим ворам-англичанам, наверняка постараются стянуть нашу лучшую шерсть. Вели первому помощнику выставить сегодня двойную стражу.
Дункан скрипнул зубами. Отец все еще обращается с ним, как с молокососом!
Чуть погодя отец и сын уселись в наемный экипаж.
— В Рикергейт, — бросил Дункан.
— В «Драчливые петухи»! — одновременно воскликнул Роб и бросил злобный взгляд на сына. — Ты что, спятил? Не желаю проводить ночь с женой-изменницей!
— Да будь я проклят! Можно подумать, ты не успеешь добраться до Карлайла! Я думал, ты собираешься объяснить матери, что гласит закон по поводу жены, покинувшей мужа. Может, это ее напугает?
— У меня полно других дел. На досуге я подумаю, что с ней делать. А сегодня с меня хватит англичан. Тошнит от одного их вида. — Он ткнул кучера тростью: — Вези в «Драчливые петухи»!
Прибыв на место, Дункан постарался как можно скорее отделаться от папаши и отправился к сговорчивой вдове капитана, когда-то водившего судно Кеннеди. Если повезет, она предложит ему ужин, и он удовлетворит два желания по цене одного.
В гостинице Роб узнал, что Хит вместе с братьями Дуглас останавливался здесь во время ярмарки, но уже давно уехал. По-видимому, они в замке Дуглас, приграничной крепости у реки Ди. Роб проклял судьбу, вспомнив, что они как раз проплывали мимо того места. Что же, вполне разумно. Рэм Дуглас наверняка пожелал, чтобы Валентина родила его сына и наследника в неприступном владении Дугласов, и Хит скорее всего тоже там. Замок находился в Керкубри, менее чем в десяти милях от донжона Донала Кеннеди, старшего сына Галлоуэя. Владения Дугласов и Кеннеди примыкали друг к другу и были так огромны, что бродивших по ним овец не удавалось сосчитать. Роба терзали дурные предчувствия не только по поводу Валентины, но и Донала. Если злобная старая цыганка напустила на него порчу, наследнику тоже придется плохо.
Роб еще не решил, что делать с Лиззи, но так или иначе придется встретиться с ней, пока он в Карлайле. Потом он прикажет Дункану подняться к реке Ди. Навестив сына и дочь, он успокоит растревоженное сердце.
Галлоуэй удовлетворенно кивнул и отправился в пивную, где грудастая подавальщица принесла ему еду. Свиные ножки оказались такими вкусными, что он даже разломил их, чтобы высосать мозг. Вознамерившись пуститься во все тяжкие, он заказал хаггис — бараний рубец, начиненный потрохами со специями. Спесивый французишка повар, пресмыкавшийся перед Тиной, наотрез отказывался готовить хаггис. Все закатывал глаза и говорил, что не может понять, как это шотландцы едят «обрезки ушей и дерьмо из кишок».
Что ж, только настоящий мужчина способен справиться с хаггисом, и он велел пухленькой подавальщице принести порцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88