..
У человека вздрагивают скулы, ресницы, - он открывает добрые синеватые глаза и смотрит на всех с отсутствующим, сонным детским выражением...
- Ай-э, как он постарел с тех пор!.. - прошептал Сарл, одиноко сидящий на камне у реки, и сразу все пропало...
Темная вода шипела у его ног; росистая капля со звоном покатилась с листа. "Пи-пи-пи", - сонно попискивал в кустах маленький глупый поползень и шебуршал крылышками...
Но все пестрее рябит в глазах, вода все прозрачней, радужней... Да, это стелется река, но это не Сыдагоу ночью, а Инза-лаза днем... Одна ее полоса к правому берегу - сверкает от солнца, другая - к левому, заросшему ольхой и черемухой, - отражает листву и застлана кружевом из солнечных пятен. Левый заросший берег кишит народом: высыпал чуть ли не весь поселок. В кустах пестреют узорные, вздувающиеся от ветра одежды; забравшиеся на деревья мальчики с острыми локтями свисают над водой, - все машут руками, головными покрывалами, кричат напутственные слова...
Сарл и Мартемьянов - в лодке; ее быстро несет по течению. Мартемьянов сидит не шевелясь и не оглядываясь на народ: он боится упасть. Но Сарл небрежно стоит боком по движению лодки, - это самое неустойчивое положение, - и тоже машет рукой. Среди провожающих он видит и смешную робкую девочку Янсели, которую собирался сватать, даже заготовил выкуп. Она огорчена. Она стоит, по-ребячьи расставив ноги, смотрит немножко исподлобья и изредка делает сложенной в уточку рукой неуверенный прощальный жест. Но Сарлу жаль ее не больше, чем всех остальных... Как трудно покидать родные места, близких людей!.. Что принесет будущее?.. Но никого уже нет... Солнечные пятна стекают с весла, - Сарл работает им, сохраняя тело в прямом положении, чтобы не опрокинулась лодка, только легко вращаясь в поясе, а перед ним застывшая, ссутулившаяся спина Мартемьянова, к которой он чувствует теперь такое же доверие, как к спине родного дяди в детстве...
...И вот - длинный и мокрый угольный коридор, пахнущий сырым деревом... Желтый свет от рудничной лампы бежит по рельсам... Сарл катит пустую, холодную вагонетку, прислушиваясь к ее мерному громыханию. На маленькой площадке в пересечении коридоров он чуть не сталкивается с другой, доверху нагруженной углем, которую толкает перед собою жирная и грязная от угольной пыли русская женщина со светлыми волосами.
- А, Сарлик, черт косой! - кричит она веселым, визгливым голосом. Она подбегает к нему и разражается в самое ухо: - Когда же сватать придешь?.. А-а, черт косой, любишь русский барышня? - И она бьет его по спине и долго хохочет вслед, уверенная в своей плотской красоте и неотразимости.
- О, ты противна мне, как зеленая жаба!.. - брезгливо шепчет Сарл, сжимаясь от ее смеха, от угольной грязи и сырости, от собственной тоски и обреченности.
К устью забоя, едва подпертому скользкими столбами, уголь подтаскивают волокушками. Пока нагружают вагонетку, Сарл - сначала согнувшись, потом на четвереньках - проползает вглубь.
Мартемьянов - голый по пояс, тело его при свете рудничной лампы отливает, как у линя, - лежит на боку и изо всех сил рубит короткой киркой, - дыхание, свистя, вырывается из его груди.
- Не горюй - привыкнешь! - кричит он, развозя рукой грязь по лицу. - Э, брось, она не злая...
Они обмениваются еще несколькими теплыми словами, Мартемьянов треплет его по боку, - и снова длинные мокрые коридоры, грубые пинки людей: та же светловолосая женщина на перекрестке, вечером - соленая еда, от которой болит живот, ночью - мучительные сны об облаках и желтеньком тонконогом козленке в кустах, тычущем в маткино вымя лиловатыми ноздрями...
Всю ночь Сарл просидел над рекой, не сомкнув глаз, ни разу не пошевелившись, - ноги его одеревенели. Налетевшая к утру мошкара призвала его к жизни. Он развязал свой туго набитый мешок, достал кремень, огниво, трут из выпаренного древесного гриба (в Шимыне он приобрел две пачки спичек, но не хотел их тратить), развел костер.
Ел он очень аккуратно, склонившись над тряпкой, чтобы ни одна крошка не упала на землю. Хлеб не кусал, а отщипывал двумя пальцами и клал в рот; сало резал на мелкие кусочки. Напившись чаю, он сорвал большой лист лопуха, ссыпал в него крошки и положил на гальку - для птиц. Потом, выкурив трубку, отмыл котелок от копоти, старательно очистил место вокруг костра, чтобы не случилось пожара (по поверью, костер нельзя было заливать водой), и вскоре уже шагал вверх по речушке, пересвистываясь с лазоревками и гаичками.
V
Если по ту сторону хребта голова Сарла занята была людьми и событиями, которые напомнила ему встреча с Мартемьяновым, теперь, спускаясь с крутизны, привычно выбирая дорогу, он думал только о тех живых людях, к которым шел.
Первое время он, правда, еще побаивался того, что из-за утеса появится горный дух Какзаму - худотелый великан на тонких кривых ногах, с головой, похожей на перевернутую редьку, - дух, ютящийся у истоков ключей и превращающий людей в камни "када-ни", охраняющие сопки. Но, спустившись немного ниже, он забыл об этом.
Этой весной он добыл у корейцев семена бобов и кукурузы и, впервые в истории народа, понудил женщин возделать землю. Он не решился предложить это занятие мужчинам, но он знал, что рано или поздно так будет: леса беднеют зверем, реки - рыбой, все новые и новые места захватывают китайцы и русские, - вырождение и гибель шествуют по пятам народа. А главное - он знал, что именно теперь наступило время, когда такой переход можно осуществить.
Но стоило ему представить себе Масенду обрабатывающим землю, как руки опускались: старик даже отказался переселиться из юрты в фанзу, которую в прошлом году Сарл построил в долине. И хотя в фанзе было теплей и просторней, чем в юртах, она почти пустовала.
Но это было только начало! А вот у сидатунских китайцев Сарл подсмотрел как-то домашнюю мельницу: сытый, ленивый мул с завязанными глазами, с подопревшими ляжками, ходил вокруг столба, вращая верхний жернов, и зернистая, как золото, кукурузная мука струилась в джутовый растопыренный зев. Сарл тщательно осмотрел, как обработан камень, - такой камень не раз попадался ему в горах, - при достаточном трудолюбии его можно было обработать самим. Гладких сказал ему, что, если подать ходатайство в ольгинский штаб, лошадь могут дать с большой рассрочкой, а то и бесплатно.
Желание построить в долине такую же круглую хижину, в которой могучий конь с подопревшими ляжками будет вращать удэгейские жернова, - желание это охватило Сарла до дрожи в ногах.
В молодости его бабка Янчеда прочила его в знахари, потому что каждую вещь, каждое дело и каждого человека он видел с той особенной внутренней стороны, с какой их не видели другие.
Он и сам чувствовал в себе эту незримую ищущую и жадную - самую человеческую из всех сил - силу таланта, только он считал ее божественной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
У человека вздрагивают скулы, ресницы, - он открывает добрые синеватые глаза и смотрит на всех с отсутствующим, сонным детским выражением...
- Ай-э, как он постарел с тех пор!.. - прошептал Сарл, одиноко сидящий на камне у реки, и сразу все пропало...
Темная вода шипела у его ног; росистая капля со звоном покатилась с листа. "Пи-пи-пи", - сонно попискивал в кустах маленький глупый поползень и шебуршал крылышками...
Но все пестрее рябит в глазах, вода все прозрачней, радужней... Да, это стелется река, но это не Сыдагоу ночью, а Инза-лаза днем... Одна ее полоса к правому берегу - сверкает от солнца, другая - к левому, заросшему ольхой и черемухой, - отражает листву и застлана кружевом из солнечных пятен. Левый заросший берег кишит народом: высыпал чуть ли не весь поселок. В кустах пестреют узорные, вздувающиеся от ветра одежды; забравшиеся на деревья мальчики с острыми локтями свисают над водой, - все машут руками, головными покрывалами, кричат напутственные слова...
Сарл и Мартемьянов - в лодке; ее быстро несет по течению. Мартемьянов сидит не шевелясь и не оглядываясь на народ: он боится упасть. Но Сарл небрежно стоит боком по движению лодки, - это самое неустойчивое положение, - и тоже машет рукой. Среди провожающих он видит и смешную робкую девочку Янсели, которую собирался сватать, даже заготовил выкуп. Она огорчена. Она стоит, по-ребячьи расставив ноги, смотрит немножко исподлобья и изредка делает сложенной в уточку рукой неуверенный прощальный жест. Но Сарлу жаль ее не больше, чем всех остальных... Как трудно покидать родные места, близких людей!.. Что принесет будущее?.. Но никого уже нет... Солнечные пятна стекают с весла, - Сарл работает им, сохраняя тело в прямом положении, чтобы не опрокинулась лодка, только легко вращаясь в поясе, а перед ним застывшая, ссутулившаяся спина Мартемьянова, к которой он чувствует теперь такое же доверие, как к спине родного дяди в детстве...
...И вот - длинный и мокрый угольный коридор, пахнущий сырым деревом... Желтый свет от рудничной лампы бежит по рельсам... Сарл катит пустую, холодную вагонетку, прислушиваясь к ее мерному громыханию. На маленькой площадке в пересечении коридоров он чуть не сталкивается с другой, доверху нагруженной углем, которую толкает перед собою жирная и грязная от угольной пыли русская женщина со светлыми волосами.
- А, Сарлик, черт косой! - кричит она веселым, визгливым голосом. Она подбегает к нему и разражается в самое ухо: - Когда же сватать придешь?.. А-а, черт косой, любишь русский барышня? - И она бьет его по спине и долго хохочет вслед, уверенная в своей плотской красоте и неотразимости.
- О, ты противна мне, как зеленая жаба!.. - брезгливо шепчет Сарл, сжимаясь от ее смеха, от угольной грязи и сырости, от собственной тоски и обреченности.
К устью забоя, едва подпертому скользкими столбами, уголь подтаскивают волокушками. Пока нагружают вагонетку, Сарл - сначала согнувшись, потом на четвереньках - проползает вглубь.
Мартемьянов - голый по пояс, тело его при свете рудничной лампы отливает, как у линя, - лежит на боку и изо всех сил рубит короткой киркой, - дыхание, свистя, вырывается из его груди.
- Не горюй - привыкнешь! - кричит он, развозя рукой грязь по лицу. - Э, брось, она не злая...
Они обмениваются еще несколькими теплыми словами, Мартемьянов треплет его по боку, - и снова длинные мокрые коридоры, грубые пинки людей: та же светловолосая женщина на перекрестке, вечером - соленая еда, от которой болит живот, ночью - мучительные сны об облаках и желтеньком тонконогом козленке в кустах, тычущем в маткино вымя лиловатыми ноздрями...
Всю ночь Сарл просидел над рекой, не сомкнув глаз, ни разу не пошевелившись, - ноги его одеревенели. Налетевшая к утру мошкара призвала его к жизни. Он развязал свой туго набитый мешок, достал кремень, огниво, трут из выпаренного древесного гриба (в Шимыне он приобрел две пачки спичек, но не хотел их тратить), развел костер.
Ел он очень аккуратно, склонившись над тряпкой, чтобы ни одна крошка не упала на землю. Хлеб не кусал, а отщипывал двумя пальцами и клал в рот; сало резал на мелкие кусочки. Напившись чаю, он сорвал большой лист лопуха, ссыпал в него крошки и положил на гальку - для птиц. Потом, выкурив трубку, отмыл котелок от копоти, старательно очистил место вокруг костра, чтобы не случилось пожара (по поверью, костер нельзя было заливать водой), и вскоре уже шагал вверх по речушке, пересвистываясь с лазоревками и гаичками.
V
Если по ту сторону хребта голова Сарла занята была людьми и событиями, которые напомнила ему встреча с Мартемьяновым, теперь, спускаясь с крутизны, привычно выбирая дорогу, он думал только о тех живых людях, к которым шел.
Первое время он, правда, еще побаивался того, что из-за утеса появится горный дух Какзаму - худотелый великан на тонких кривых ногах, с головой, похожей на перевернутую редьку, - дух, ютящийся у истоков ключей и превращающий людей в камни "када-ни", охраняющие сопки. Но, спустившись немного ниже, он забыл об этом.
Этой весной он добыл у корейцев семена бобов и кукурузы и, впервые в истории народа, понудил женщин возделать землю. Он не решился предложить это занятие мужчинам, но он знал, что рано или поздно так будет: леса беднеют зверем, реки - рыбой, все новые и новые места захватывают китайцы и русские, - вырождение и гибель шествуют по пятам народа. А главное - он знал, что именно теперь наступило время, когда такой переход можно осуществить.
Но стоило ему представить себе Масенду обрабатывающим землю, как руки опускались: старик даже отказался переселиться из юрты в фанзу, которую в прошлом году Сарл построил в долине. И хотя в фанзе было теплей и просторней, чем в юртах, она почти пустовала.
Но это было только начало! А вот у сидатунских китайцев Сарл подсмотрел как-то домашнюю мельницу: сытый, ленивый мул с завязанными глазами, с подопревшими ляжками, ходил вокруг столба, вращая верхний жернов, и зернистая, как золото, кукурузная мука струилась в джутовый растопыренный зев. Сарл тщательно осмотрел, как обработан камень, - такой камень не раз попадался ему в горах, - при достаточном трудолюбии его можно было обработать самим. Гладких сказал ему, что, если подать ходатайство в ольгинский штаб, лошадь могут дать с большой рассрочкой, а то и бесплатно.
Желание построить в долине такую же круглую хижину, в которой могучий конь с подопревшими ляжками будет вращать удэгейские жернова, - желание это охватило Сарла до дрожи в ногах.
В молодости его бабка Янчеда прочила его в знахари, потому что каждую вещь, каждое дело и каждого человека он видел с той особенной внутренней стороны, с какой их не видели другие.
Он и сам чувствовал в себе эту незримую ищущую и жадную - самую человеческую из всех сил - силу таланта, только он считал ее божественной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156